— Я в вашем распоряжении, мадемуазель.
— Однако я не собираюсь читать вам целый трактат по физике… Это было бы бесполезно и слишком сложно. Я начну с незначительного на первый взгляд, но весьма важного на самом деле замечания, так как на нем основываются все дальнейшие доказательства. Вы знаете, не так ли, почему лист бумаги кажется нам белым?
— Увы, мадемуазель, мне стыдно признаться вам в своем глубоком невежестве…
— Нет, нет… вы на самом деле знаете! Но вы просто забыли, вы в этом сами сейчас убедитесь. Если исходить из небольшой толщины листа, из того, что сделан он из целлюлозы без всяких красящих веществ, то он должен был бы быть не то что невидимым, но светопроницаемым. Но он представляется нам плотным, непрозрачным! И эта непрозрачность объясняется его пористостью… Воздух проникает в многочисленные поры и, оказавшись между молекулами вещества, придает бумаге белый цвет… Это значит, что бумага полностью отражает свет, не разлагая и не поглощая его. И в силу того же самого феномена снег кажется нам белым. Если бы не было воздуха между его тонкими кристаллами, он был бы прозрачным как лед, поскольку, в сущности, снег — это замороженная вода. И, наоборот, лед кажется нам полупрозрачным, потому что между его мельчайшими частицами нет воздуха. Созданный же искусственным путем лед обязан своей непрозрачностью воздуху, который в нем содержится. Изгоните воздух путем нажатия, и лед сделается прозрачным, как и снег, если нажать на него и удалить таким образом воздух, который в нем сохраняется. Подобное же происходит и с бумагой. Если намочить бумагу, речь, конечно, не идет о меловой или лощеной бумаге, она сразу из-за своей структуры впитает воду. Вода тотчас вытеснит воздух, и бумага станет светопроницаемой, полупрозрачной. Если же взять лощеную бумагу, вода не сможет в нее проникнуть, и тогда ее смачивают растительным маслом, и это масло проникнет в бумажную массу, вытеснит воздух на значительно больший срок и придаст ей светопроницаемость. Все очень просто, вы согласны?
Федор слушает с жадным интересом весьма общие, конечно, объяснения, которые в устах молодой девушки приобретают для него особую прелесть и необычную привлекательность. Он отвечает тихо, сияя от радости, с блеском в глазах.
— Да, мадемуазель, я понимаю… я восхищен и счастлив. По правде говоря, эти абстрактные вещи, изложенные вами так свободно, в такой доступной форме и, главное, с таким изяществом, звучат для меня как самая дивная музыка.
Надя серьезно прерывает сей поток красноречия:
— Что это, господин Федор, мадригал?[12]
— О нет, мадемуазель, это не простая банальность, вызванная восхищением… не витиеватый знак учтивости, преувеличения, а выражение абсолютной истины… Мне кажется, вы пропели эти научные доказательства, словно либретто, пусть не слишком привлекательной, но гениальной и божественной оперы.
Она улыбается, немного развеселившись от его слов, затем добавляет:
— Пусть так, и продолжим, поскольку опера эта вас интересует.
— Скажите лучше, она меня восхищает.
— Итак, знайте: не только неорганическое вещество, но и все живые органические ткани подчиняются тем же законам, что и лед и бумага. Они могут при определенных условиях становиться прозрачными.
— Как?.. Мускулы… хрящи… волосы… ногти… зубы… кости?
— Все! Нужно только изобрести метод, чтобы сделать объект прозрачным, не повредив его.
— Но ведь это очень сложно, я правильно понял, мадемуазель Надя?
— Трудно… вне сомнения… но не невозможно. Проведя множество исследований, мой отец создал в конце концов особую маслянистую сыворотку.
— Маслянистую сыворотку? Да… я догадываюсь… что-то вроде растительного масла, которое вытесняет воздух из бумаги, замещает его и придает бумаге прозрачность…
— Прекрасно! Эта сыворотка воздействует на живые организмы точно так же, как растительное масло на бумагу. Но тут имеются свои сложности, есть и свои опасности. Я не стану приводить вам все формулы. Их слишком много… потребовался бы целый том! Знайте только — это весьма важно, — что наша сыворотка, созданная на основе глицерина, является своего рода продуктом синтеза основных элементов, составляющих жидкости, имеющиеся в самых высокоразвитых организмах. Она отличается исключительной устойчивостью, к тому же безвредна, и о ней можно сказать, что она — самый чудесный продукт трансцендентной биохимии! В течение долгого времени бесчисленные и неустанные опыты были проведены сперва на низших животных… результаты оказались просто великолепны! Потом эту сыворотку опробовали на все более и более сложных организмах, и все они становились светопроницаемыми, словно кристаллы, и продолжали жить, как и прежде… однако что касается продуктов питания, то их характер и их использование должны были быть ограничены.
— Я хотел только спросить, прошу вас, мадемуазель…
— Спрашивайте, господин Федор.
— Эти тела, ставшие прозрачными, остаются… однако, видимыми, ведь так?
— Да! Но подождите, введение сыворотки в организм дает необыкновенный результат, причем такой, на который мой отец не мог даже надеяться. Случаю было угодно — а во всех самых значительных научных открытиях почти всегда большая доля принадлежит случайности — итак, случаю было угодно, чтоб эта сыворотка, проникая в тело, совершенно меняла коэффициент преломления световых лучей. Оптический феномен, и по сей день необъяснимый… итак, сыворотка превращала каждое из этих тел в изотропную среду и одновременно делала их коэффициент преломления равным коэффициенту преломления воздуха. Таким образом, не происходило больше ни отражения, ни преломления световых лучей, когда они из воздуха проникали в тело и из тела переходили в окружающий воздух. Вы поняли меня, не правда ли, господин Федор?
— Да, мадемуазель… вернее, весьма приблизительно.
— Так вот!.. Проблема невидимости оказалась, таким образом, решена, поскольку отсутствие отражения и преломления лучей приводило к абсолютной невидимости. Оставалось провести опыт на человеке. Один из учеников моего отца согласился подвергнуться весьма опасному испытанию. Зовут его Егор Мартынов, ему около двадцати пяти лет, высокий, сильный, энергичный, решительный, одним словом, он, казалось, обладал всеми данными, необходимыми для того, чтобы опыт прошел успешно. По правде говоря, это был очень увлекательный и необычный, в общем, захватывающий опыт. И он проводился, естественно, в полнейшей тайне, это было главное условие. Егор прошел подготовительный период, соблюдал особую диету, чтобы «быть в форме» и пройти через это единственное в своем роде испытание в истории науки. Затем ему была введена сыворотка в определенных, точно рассчитанных дозах, через рот и с помощью подкожных инъекций, потом Егор был помещен под огромный стеклянный колпак, можно сказать, купол, где он дышал смесью воздуха и сыворотки, искусственно обращенной в пар, таким образом, сыворотка проникала и через дыхательные пути, что должно было способствовать более полному насыщению организма. Сперва никаких значительных изменений не произошло… Лишь понемногу прекратились все выделения, что, впрочем, происходило и со всеми менее развитыми организмами. Будучи человеком крайне щепетильным, мой отец снова спрашивает Егора: «Ты по-прежнему согласен продолжать опыт?» — «Да, учитель!.. Я более чем когда-либо полон решимости, что бы ни случилось, продолжать опыт!» — отвечает будущий невидимка. И опыт продолжается без перерыва и колебаний. Вскоре под влиянием постоянно вводимой сыворотки происходят значительные изменения. Так, мягкие ткани испытуемого приобретают серый цвет, потом светлеют, появляется прозрачность, но более твердые части не поддаются… Действительно, странно было видеть сквозь кожу скелет, мускулы, кровеносные сосуды, остов организма, в котором происходят глубокие изменения. Волосы, борода становятся почти совершенно белыми, потом бесцветными, похожими на стеклянные нити, а потом и вовсе исчезают… голова становится уродливой, на вас смотрят пустые глазницы, рот скелета говорит и гримасничает, а его челюсти готовы, кажется, в любую минуту укусить. Кости, в свою очередь, становятся студенистыми и мало-помалу словно рассасываются. Однако Егор просит есть и пить. Тогда отец сообщает ему очень строго, что воздержанность — не просто добродетель, но также главное условие невидимости. Это не значит, что ему не следует ни есть, ни пить. Но продукты питания — твердые и жидкие — должны отличаться от обычных, они должны быть максимально питательными при минимальном объеме. То есть ему предстоит употреблять азотисто-углеводородную пищу в виде чистых химических соединений, которые могут непосредственно усваиваться в форме гранул, а в качестве питья — несколько капель сыворотки, добавленных к слабому раствору солей, необходимых для организма. Это все! И только один раз в десять дней он будет получать эту пищу и кофейную ложку жидкости. Питание очень простое, оно легко усваивается, не вызывает никаких выделений; но от этой диеты ни в коем случае нельзя отклоняться, иначе испытуемому грозят серьезные, даже смертельные осложнения. Егор, большой любитель попить и поесть, тем не менее подчиняется этому режиму беспрекословно. С каждым днем, можно сказать, даже с каждым часом невидимость все усиливается, скелет, кажется, уменьшается и исчезает. Головы его уже не видно, остается лишь маленькое черноватое асимметричное пятно там, где должны находиться челюстные кости. Мы внимательно вглядываемся, пытаемся понять и в конце концов обнаруживаем, что это металлическая пломба, которой был запломбирован коренной зуб!.. Сам зуб стал невидимым, но металл, вполне понятно, не поддался воздействию сыворотки, так что его можно увидеть. Тут же без промедления удаляют запломбированный зуб, появляется капля крови, красная капля в воздухе… И потом… все!.. Рана зарубцовывается в течение часа, тогда как у диабетиков, как вы знаете, раны почти не заживают. Теперь, можно сказать, мы лишь догадываемся, где находится Егор. Его тело представляет из себя бесцветную массу с расплывчатыми очертаниями, которая вскоре должна будет стать совершенно невидимой. Впрочем, у него по-прежнему великолепное здоровье и его моральное состояние остается прекрасным. Проходит еще несколько дней, и его невидимость становится абсолютной. Егор вскоре действительно превращается в господина Ничто.
12
Мадригал — музыкально-поэтическое произведение, как правило — любовного содержания; в русской поэзии конца XVIII — начала XIX века мадригал существовал как особый поэтический жанр.