— Не желаете ещё что-нибудь? — спросила она с надменной улыбкой.

— Только ещё одной вашей улыбки, — воскликнул Александр.

— Тогда вот вам рация, — она протянула ему миниатюрный аппарат. — На тот случай если вам что-нибудь понадобиться, или вы заблудитесь на территории судна.

— Я рад, что у меня есть свобода перемещения. А право узнать ваше имя у меня есть?

— Можете называть меня Грейс, — строго произнесла красавица.

Ему показалось, что эта красивая девица всего лишь прятала интерес к нему в ложную неприступность.

Дело шло к закату. Оранжево багровый диск солнца клонился к размытому горизонту с правой стороны, указывая на то, что корабль двигался на юг. Визант настолько был заворожён зрелищем, что даже не замечал ускоренного движения судна.

Так он просидел, пока звёзды не усыпали небо, а луна не устлала серебристый путь от самого горизонта, с глубинной подсветкой от планктона.

На следующее утро он проснулся с восходом солнца. Завтрак ему принесла Грейс. Она улыбалась, но её серые глаза выдавали озабоченность, как показалось Византу. Вчерашняя холодная улыбчивость сменилась дежурной вежливостью. Не всё благополучно в этом королевстве, отметил про себя Визант.

Возможно, это часть игры, элемент постоянной психологической обработки, но не исключено, что и некий отчаянный призыв, например к тому, чтобы он, как человек со стороны, умыкнул эту принцессу из благополучного рабства. Из рая тоже хотят убежать.

— Ничего больше не желаете? — спросила она, когда гость закончил завтрак.

— Нет, спасибо, — благодушно ответил Визант.

Она задержала на нём побудительный взгляд, недовольство совсем исчезло с её лица. Не поворачивая головы, она стала указывать глазами в другую сторону. Затем пощупала мочку уха.

— Хотя нет, — нашёлся Александр. — Пожалуй, бутылку воды. И пачку сигарет. Что-то тянет курить, а сигары слишком тяжелы для меня.

— Какой марки сигареты?

— Мальборо, красную.

Вернувшись, она опустила сигареты и поставила бутылку воды, демонстративно подсунув ему бумажную салфетку. Он понял, что она намекала на то, что стены здесь имеют глаза и уши, хотя Визант и сам об этом догадывался. Он также сообразил, что на внутренней стороне салфетки должна быть записка.

Визант не стал её сразу разворачивать, налил воды в стакан и закурил, думал как ему незаметно прочесть записку. Закончив трапезу, он развернул салфетку перед лицом, будто намереваясь утереть губы, и прочёл одну фразу: «В ванной нет камер». Теперь нужно было избавиться от записки, но как — он не знал. Бросить в мусорную корзину? Могли бы подобрать и прочесть. К счастью, шпионские приёмы пришли ему на помощь: чернила исчезли.

По телекому раздался знакомый женский голос, не принадлежавший Грейс:

— Если вы готовы, мистер Визант, то командир судна ждёт вас через десять минут.

— Нельзя ли через двадцать? — вежливо настаивал Визант, у которого возникло чувство протеста из-за того, что за ним наблюдают даже в минуты уединения.

— Хорошо, через двадцать, — после паузы ответила секретарь.

Он прошёл в ванную комнату, надеясь найти ещё какое-нибудь сообщение, раз ему открыли, что здесь свободная зона от наблюдения. Из держателя для туалетной салфетки он вытянул лист, увидев только номер телефона, который он тут же запомнил. Вымыв руки, он вытер их этой салфеткой, став свидетелем известного уже фокуса: запись исчезла. Значит, отметил он, их тайнопись растворяется от влаги, или по прошествии какого то времени, а может быть при свете, что-то в этом роде.

Каюта хозяина находилась над каютой Византа, до которой он добрался самостоятельно, по указанию с рации. Дюран встретил его с краткой приветливостью, тут же приняв деловые манеры. Обстановка не отличалась сильно от каюты, которая была предоставлена гостю. Разве что было множество мерцающих дисплеев как в какой-нибудь брокерской конторе.

— И куда мы всё же направляемся? — полюбопытствовал Александр, когда ему было предложено место у круглого стола с офисными креслами.

— Никуда, — ответил Дюран, который сегодня был одет менее представительно, в куртку и джинсы и видимо, настроен был по-свойски, не так церемонно, как вчера. — Мы курсируем в нейтральных водах. Хотите чего-нибудь?

— Нет, благодарю. Лучше скажите, — пёр в атаку Визант, пока его собеседник не сплёл паутину из впечатляющих речей и логических доводов. — При таких результатах в области электроники, почему бы вам не покуситься на исследования в области генетики? Было бы логично вам этим не интересоваться.

Дюран взглянул снисходительно, удивляясь вопросу, который прямо не касается темы.

— От евгеники я давно отказался, — вынужденно отвечал он. — Предположим, кто-то выведет ДНК человека с более высоким интеллектом? И что? Он станет более изощрённым во зле? Человеческую природу можно совершенствовать только через просвещение. Человек способен быть счастливым и при данном уровне интеллекта. Создайте более умную расу, и она выживет нас, как кроманьонцы неандертальцев.

— Слишком долго ждать, если рассчитывать на просвещение, — иронично возразил Визант.

— Людям нужно давать шанс осуществлять мечту, пусть и иллюзорно, — объяснял Дюран, будто и, не замечая довода собеседника. — Это даёт, хотя бы чувство удовлетворения. Если какому-нибудь потенциальному тирану подарить иллюзию, что он властелин мира, ему нет нужды становиться реальным диктатором.

— Ну да… — снова язвительно воскликнул Визант. — Всё равно в вашем киберпространстве обязательно появиться большой брат, который и позаботиться о том, чтобы кормить нас нужными для него иллюзиями.

— Очень точное замечание, — с мягкой иронией согласился Дюран. — Но бороться с таким братом можно и бескровно, с помощью идей. А в киберпространстве трудно подавить инакомыслие.

— А большой брат допустит борьбу идей? Да он упечёт всех мало-мальски недовольных в тюрьму. Тем более что с помощью сверх компьютерных технологий можно контролировать каждый вздох любого члена общества. По-моему, напротив, задача порабощения только облегчается.

— Очень логично, но в рамках традиционного мышления, — заметил покровительственно собеседник. — Киберпространство очень динамично, как вселенная. Тот, кто попытается его обуздать, обречён. Даже если кому-то и удастся где-то установить монополию, есть внешний мир, который разрушит её.

— Не знаю, что и сказать. Честолюбие, гордыня, это реальные потребности, и удовлетворить их можно, осязаемо, а не заменой на иллюзии. Такое вот моё твёрдое убеждение. Гитлер хоть и закончил плохо, но дал заразительный пример.

Дюран невозмутимо и молчаливо кивнул, как человек, обладавший некой тайной, придающей ему уверенности.

— Те учёные, которые работают на вас, тоже не имеют общественного признания, — заметил Визант.

Дюран вопросительно посмотрел на него, отчего Визант впервые смутился, хотя и был готов к неприязненной реакции на свой вопрос.

— Я даже откровеннее скажу, — продолжил напирать Визант, чтобы переломить диалог в свою пользу. — Как вы их удерживаете от искушения выйти из тени? Среди них наверняка найдутся честолюбцы.

— Разумеется. Странно было бы, если б было наоборот, — Дюран быстро переборол выпад, отвечая невозмутимо. — Кто не хочет на меня работать, тот свободен.

— И вы их никак не преследуете?

— А какой смысл? Пресса вряд ли всерьёз примет их откровения. Украденные разработки понадобятся спецслужбам или конкурентам. Те постараются, чтобы беглецы держали рот на замке. И не думаю, что у конкурентов условия лучше. Мои же специалисты имеют солидные счета в банках, и они свободны покинуть корпорацию.

— Но они могут выдать ваши тайные лаборатории и предприятия? — до конца шёл Визант.

— Большинство работников не знают, на какой территории они находятся. А те, кто осведомлён, знают только про своё звено. Если они выдадут его, то мы потеряем только одно подразделение, и довольно быстро его восполним. Корпорация состоит из множества таких ячеек, но вся сеть управляется одним человеком — мной. Без меня она не сможет существовать. Поэтому, спецслужбам легче меня уничтожить, чем охотится за предприятиями моей фирмы.