Добрые Стражники пришли к нему на рассвете и с тех пор Старика в нашем селении больше никто не видел. Обычное дело.

Раньше у Добрых Стражников было много работы. Они искореняли крамолу. Наш папочка, в хорошем настроении, обожает вспоминать нашего дедушку, служившего в Департаменте Душевной Добродетели старшим урядником. Урядник — русское слово. Оно означает звание полицейского чина, аналогичного званию унтер-офицера. Дедушка занимал не самую высокую должность, зато самую ответственную. Он возглавлял отряд по искоренению Вольнодумных Замыслов. Вольнодумные Замыслы распространяли среди законопослушных граждан Злокозненные Нигилисты. Нигилисты ходили в длинных плащах, стоптанных сапогах, опирались на суковатые палки, носили широкополые шляпы и круглые очки с синими, либо коричневыми стёклами. У Злокозненных Нигилистов были верные подруги, Любвеобильные Нигилистки, одевавшиеся особенно вызывающе, в красные мужские рубашки и оливковые юбки выше колена. Волосы Нигилистки стригли наголо, много курили заморской пахучей травы, именуемой табаком, пуговицы на рубашках расстёгивали таким образом, чтобы были видны их обольстительные перси, смачно ругались неприличными фразами, читали учёные книги, загорали, бесстыдно оголяясь, и прилюдно совокуплялись с Нигилистами, не обращая внимания на безгрешных детей и кормящих грудью молодых матерей.

Нигилисты учили людей трём вещам: свободе, сомнению и ответственности. Свобода предоставляла человеку выбор, сомнение заставляло мыслить и стараться не допускать непоправимых ошибок, ответственность отвращала от совершения неблаговидных поступков. Каждая из этих трёх вещей была важна сама по себе, однако наибольшая сила проявлялась в их единстве. Вместе они составляли Базовые Ценности, или естественные права. Базовые Ценности принадлежали людям от рождения, делали всех равными и были неотчуждаемыми, то есть не подлежащими какому-либо ограничению, либо полному изъятию. Чтобы защитить присущие им Базовые Ценности людям было позволено владеть оружием и свергать преступную власть, нарушающую их неотъемлемые права. "Народ не должен бояться своего правительства. Правительство должно бояться своего народа, - говорили гражданам Нигилисты, закладывая в некрепкие волей сердца и души буйные побеги мятежного неповиновения государственному порядку и законным установлениям власти". Плевелы раздора, мятежа и недоверия сеяли они вокруг.

Добрые Стражники трудились, засучив рукава. Не жалея сил. До седьмого пота. Дедушка месяцами пропадал в командировках, спал в походных условиях, укрываясь дырявой шинелью, питался консервированной едой, пил скверно дезинфицированную воду, страдал хроническим насморком, желудочными коликами, кариесом и неизлечимой формой возвратного фурункулёза, сведшего его в конце концов в могилу. До последнего вздоха он был на передовой линии идеологической борьбы с разлагающим влиянием Злокозненных Нигилистов и умер, прижимая к груди верный безотказный наградной маузер, посредством которого был разрешён не один принципиальный мировоззренческий спор. Папочка, доходя в рассказе до этого трагического момента, всякий раз заливался горючими слезами и мамочке не оставалось ничего другого, как бежать на кухню, чтобы успокоить растрёпанные нервы папочки спасительной чаркой водки из припасённой на чёрный день заначки.

Нынче Добрым Стражникам нет никакой надобности пропадать на работе месяцами и жить вдалеке от дома в некомфортабельных условиях. Времена тяжёлой борьбы миновали, смутьяны повержены, порядок восстановлен, правосудие восторжествовало, государственный строй крепок как никогда. Встречаются, конечно, отдельные недовольные, тайные возмутители спокойствия, агенты влияние, да просто неблагодарные сволочи, вонючие псы, исподтишка кусающие руку кормящего, исходя от бессильной злобы, подло тявкающие из подворотни, оскверняющие наши великие традиции и сомневающиеся в наших безусловных достижениях, но ведь для того и существует Департамент Душевной Добродетельности, чтобы исправлять закореневших в измене подлых отщепенцев.

- Ладно, - говорю я брату Эдди, - ты старший. Делай, что хочешь. Я не против. Только на чём ты его собираешься повесить?

- Как это на чём? - отвечает мне брат Эдди не задумываясь, - На дереве. И вертит пальцем у виска, типа "ну и дурак же ты, братец".

- На дереве, - повторяю я, сардонически усмехаясь, - на дереве, значит?

- На дереве, - запальчиво восклицает брат Эдди, - на самом-пресамом толстом суку. Раз, и вздёрну. Хрусть, и шея у него треснет. Бам, и ноги у него задёргаются. Хлоп, и он грязный ниггерский труп. Кусок мяса на верёвке. Вот так! - Эдди демонстрирует, как выглядит мёртвый ниггер. Глаза навыкате и вывалившийся язык.

- Ага, - говорю я, - как же! И к толстому суку ты его прицепишь за воротник.

- Ч-чёрт, - хмурится Эдди, - ч-чёрт!, ч-чёрт!, ч-чёрт! Гадство! Верёвка! Я забыл про верёвку! Нужно купить верёвку! Поехали!

- Забей, - я специально никуда не тороплюсь, - всё пучком!

- Быстрее, быстрее, - рычит брат Эдди, - лезь в машину, не задерживай!

Я медленно лезу в кабину. Едва успеваю захлопнуть дверцу, как Эдди, по-спортивному дымно шлифуя покрышки об асфальт, срывает пикап с места. Я стукаюсь затылком о подголовник.

- Держись, братишка, - подбадривает меня брат Эдди, давя на педаль газа.

Мы мчимся по улице, разгоняя по обочинам домашнюю живность. Эдди резко заворачивает за угол. Пикап опасно накреняется. Я судорожно хватаюсь за боковую ручку. Эдди тормозит и меня бросает на переднюю панель.

- Эй, полегче, дурак! - ору я, растирая ушибленное предплечье.

- Давай, давай, пошевеливайся, - командует брат Эдди.

Мы припарковались у скобяной лавки дядюшки Калеба. Эдди устремляется к полкам, где лежат верёвочные бухты, мотки и упаковки разной толщины, прочности и типа. Существует два основных типа верёвки: плетёная и кручёная. У каждой из них свои преимущества. Кручёная прочнее, зато плетёная лучше защищена от механических повреждений и воздействия солнечного света. Впрочем, Эдди неважно, какую веревку брать, главное, чтобы она не порвалась, когда ему придётся выбивать из-под грязного ниггера подставку.

Дядюшка Калеб не обращает на нас внимания. Он занят. Расстелив на прилавке кусок ткани, он чистит свой легендарный комплект "ремингтонов": пара револьверов Special Tactic калибра .45 и винтовка "78 TRS", калибра .30 с антибликующим оптическим прицелом.

- Крепкого здоровьица, - приветствую я дядюшку Калеба.

- И тебе не хворать, сынок, - не отрываясь от чистки ствола отвечает дядюшка Калеб.

- Тридцать метров высококачественного особо прочного шнура, - вмешивается в завязывающуюся беседу брат Эдди, хлопая об прилавок выбранной упаковкой. - Рассчитайте!

Дядюшка Калеб невозмутимо бьёт по клавишам кассового аппарата.

- Двенадцать долларов, девяносто девять центов, - говорит он, выбивая чек.

- Без сдачи, - брат Эдди кидает на прилавок тринадцать долларов.

- Премного благодарен, - дядюшка Калеб прячет честно заработанный на чай цент в кармашек для часов. - Могу ли я быть ещё чем-нибудь вам полезен, молодые люди?

- Ещё как можете, дядюшка Калеб, - весело скалится брат Эдди. - Не подскажете случаем, кто такой "ниггер"? И где нам его сыскать?

Дядюшка Калеб протирает ветошью "ремингтон".

- Знавал я одного ниггера, - после недолгого молчания говорит он. - Правда, давно это было. Незадолго До Того, Как Всё Это Произошло. Жил в нашем городке кое-кто с похожей фамилией. Звали его Джеремайя. Джеремайя Ниггер.

- Видишь? - тычет меня в бок Эдди.

- Вижу, - отвечаю я спокойно. - Скажите, дядюшка Калеб, что с ним сталось потом, с Джеремайей Ниггером?

- Что с ним могло статься? - произносит дядюшка Калеб. - Да что угодно. Уехала семья Ниггеров примерно за месяц До Того, Как Всё Это Произошло. Продали дом, загрузили вещи и подались на восток. С тех пор о Ниггерах здесь никто слыхом не слыхивал. Я думаю, сгинули они. Многие в те дни пропадали бесследно. Вот и Ниггерам, скорее всего, так же не повезло. Хотя, всякое может быть... Могло статься, что и уцелели... А вы спросите у тётушки Мейлин, дом у неё был по соседству с домом Джеремайи.