- Спасибо, дядюшка Калеб, - благодарит брат Эдди, забирая верёвку. - Едем, - обращается он ко мне, нетерпеливо дёргая за рукав.

- Куда? - интересуюсь я.

- К тётушке Мейлин, - отвечает брат Эдди.

- Для чего? - искренне удивляюсь я. - Ниггера нам так и так не достать.

- Почём я знаю? - глубокомысленно изрекает брат Эдди. - Всякое начатое предприятие необходимо доводить до конца.

- Дурная голова ногам покоя не даёт, - ворчу я под нос, но достаточно громко, чтобы услышал Эдди.

- А по сопатке? - грозится он.

- Болван, - отвечаю я.

Тётушка Мейлин встретила нас на пороге. После Того, Как Всё Изменилось многие обрели странные, загадочные, таинственные, сверхъестественные, необъяснимые, в подавляющем большинстве безобидные, но иногда леденящие кровь губительные способности. Тётушке Мейлин случайным образом выпал дар предвидения, а моему брату Эдди неоценимый талант усложнять всякую простую ситуацию.

- Заходите, мальчики, - сказала тётушка Мейлин, гостеприимно распахивая противомоскитную сетку. - Располагайтесь на диване. Сейчас я угощу вас печеньем.

- Благодарствуйте, тётушка, мы не голодны, - сходу отказывается Эдди.

- Эдуард Бенсон Сайкс, - тётушка Мейлин грозит Эдди пальчиком, - вы испорченный улицей юноша...

- Проще говоря, лжец, - встреваю я.

-А вы невоспитанный молодой человек, - укоризненно выговаривает мне тётушка Мейлин.

- Что, взял? - торжествующе ухмыляется Эдди.

Я корчу в ответ рожу. Тётушка Мейлин небольно стукает кулачком меня по колену.

- Угомонитесь, мальчики, - говорит она, поднимаясь. - Поступим следующим образом. Сначала печенье, а затем разговоры.

Мы хрумкаем мятные кругляши, запивая лаймовым соком. Тётушка Мейлин терпеливо ждёт, пока мы насытимся. Печенье вкусное, а сок кисло-сладкий и прямиком из холодильника.

- М-м-м, - брат Эдди бесцеремонно стряхивает крошки с брючин.

- Джеремайя, - опережает его тётушка Мейлин, - Ниггер.

- В точку, - подтверждает Эдди, беря печеньку.

- Боюсь, я вас разочарую, мальчики, - говорит тётушка Мейлин, пристально глядя на брата Эдди. - И верёвка вам не пригодится, мистер Эдуард Бенсон Сайкс. По крайней мере, не сегодня. Но из машины вы её далеко не убирайте...

Эдди таращится на тётушку Мейлин, будто привидение увидел. Да и у меня мурашки по всему телу так и бегают. Жуткое это всё-таки зрелище — вещающая тётушка Мейлин. Потустороннее.

- Ну, мы пойдём, - стряхивая оцепенение, говорю я и пинаю брата Эдди в лодыжку.

- Да, тётушка, нам пора, - жалко лепечет Эдди.

- В добрый час, молодые люди, - ласково прощается с нами тётушка Мейлин. - Как бы там ни было, надеюсь, вы не оставите нас без праздника, мистер Сайкс?

- А то, - решительно отвечает брат Эдди. - Само собой. Фигня вопрос. В смысле, железно! Без базара...

Я обливаю вкопанный крест бензином. Исполненный важности Эдди подносит к его основанию зажжённый факел. Крест ослепительно вспыхивает. Пришедшие встречают огонь дружным ликующим кличем. Брат Эдди надменно вздымает над головой священный пламенник. Он похож на древних героев, храбро шагавших от моря до моря, в белых одеждах и высоких остроконечных колпаках, скрывающих лица... Я кричу вместе со всеми. Грудь мою распирает от восторга, слёзы набегают на глаза. Вокруг меня стоят горожане: знакомые, малознакомые и вовсе мне неизвестные, всех цветов и оттенков. Вот чернокожий дядюшка Калеб, желтокожая тётушка Мейлин, меднокожий Красный Неистовый Бизон, бледно-зелёные переселенцы с востока, серо-голубые выходцы из Центральных Равнин, житель чужедального Севера — мертвенно-бледный эмигрант РусАкофф... Всех нас собрала великая дата — 20 апреля — День Сожжения Креста.

Как завещали нам славные предки.

Горели леса и никто не тушил пожары. Сизая мгла стелилась над землёй, напрочь забивая пеплом воздушные фильтры. Метеорологические зонды ежедневно фиксировали на поверхности новые очаги возгорания. Стена огня подбиралась к колониальным базам и посёлкам, горячее солнце выжигало посевы озимых и саженцы фруктовых деревьев, не успевшие укорениться в почве планеты. Днём столбик термометра поднимался до сорока-сорока пяти градусов по Цельсию, ночами застывал на двадцатиградусной отметке. В полдень все работы на объектах прекращались и начиналась трёхчасовая сиеста, введённая колониальной администрацией по требованию Главного санитарного врача Колонии Хевилленда. Трудяги и иждивенцы запирались в домах, оборудованных центральными климатизаторами, разбредались по комнатам, сидели перед плазменными панелями и дисплеями вычислителей, смотрели фильмы и развлекательные программы, обсуждали новости, пили охлаждённые прохладительные напитки, ели ледяные овощные окрошки, дремали, играли с детьми, читали, ложились в кровати и засыпали чутким встревоженным сном, болтали, устраивали домашнюю уборку, - в общем, каждый по своему пережидали долгие часы нестерпимого жара, льющегося на них с прокалённого солнцем белёсого неба.

Совет Колонии Хевилленда находился на казарменном положении. Советники, злые и не выспавшиеся, заседали сутки напролёт. Были образованы Комитет по противодействию природным катаклизмам, Комиссия по пресечению распространения панических слухов, Секция по взаимодействию с электронными средствами массовой информации, Передвижной пресс-секретариат и Мобильный Штаб по чрезвычайным ситуациям. Делегированные в них олдермены крутились в бешеном ритме разъездов, совещаний, выдвижений, десантов, бросков, циркуляров, указаний, разборов, докладов, рапортов, донесений и анализа складывающегося положения. Не хватало пожарных, не хватало техники, не хватало свободных рук. Не хватало воды и химических реагентов. Окружающие Колонию водоемы пересохли или были вычерпаны до дна. Тяжёлые грузовые гравикары, переоборудованные на скорую руку в воздушные цистерны летали за водой к морскому побережью, преодолевая за каждый рейс по сотне километров туда и обратно. Добровольцы ценились на вес золота. Опреснительные станции работали на износ. Съёмочные группы мотались от одного стихийного бедствия к другому, снимая трагическую картинку, полную боли и безысходности, монтировали наживую и в авральном режиме сбрасывали наскоро сведённую "болванку" на головные рендеринговые серверы по лучу свёрнутого пространства. Особо ценились панорамные кадры охваченных огнём посёлков и перемазанных сажей обитателей сгоревших коттеджей, надрывно рассказывающих на камеру перипетии своего бегства и счастливого спасения. Их чумазые детишки в это время должны были копаться в убережённом от пожара скарбе или держать в слабых ручонках вызволенных в последнюю секунду из огненного плена домашних животных — пятнистого котёночка с обожжёнными лапками и вибриссами, или кузявую собачку, подпалённую огнём с левого боку.

В студиях, куда попадала сжатая архиваторами "болванка" кипел нескончаемый творческий процесс: терабайты оцифрованной записи распаковывали, очищали от помех, прогоняли сквозь частоколы фильтров, резали, сводили, накладывали образы актёров, редактировали, озвучивали, добавляли субтитры, отсматривали конечный продукт. Одобренные экспертами ролики без задержки гнали в прямой эфир. С пылу, с жару, с колёс закачивали в глобальные информационные сети, опутавшие большую часть обитаемых миров крепкой паутиной, формирующей у целевой аудитории правильный образ мыслей и релевантное поведение. Индустрия развлечения, индустрия потребления, индустрия политически выгодного образа действия. Ответственность, умеренность, преемственность.

Обратным потоком текли деньги. Единицами и нулями они оседали на электронных счетах корпораций, копились в виртуальных банках, пускались в оборот. Деньги — не стареющая кровь новейшего мира, становая жила настоящего и предчувствие лучезарного будущего. Будущего, которое приближается. Будущего, которое наступает. Будущего, которое уже наступило.