— Почему собака чихает.

— Почему? — потянулся к нему подбородком Бадмаев.

Холмин указал пальцем на рассыпанные по полу крупинки.

— Знаете вы, что это такое?

— Некоторое засорение пола. Сиречь малый сор! — запищал Шелудяк.

— Такой сор курят. — сказал Холмин. — Это табак. Махорка, Она была и в комендантской камере, возле трупа коменданта, но я не заметил ее тогда: не смог рассмотреть при электрическом свете, а рассмотрел при солнечном… Теперь скажите мне: курил ли махорку капитан Якубович?

— Ну, вот еще, — загудел Бадмаев. — Он всегда дымил только дорогими папиросами. У него на это хватало заработков.

— Значит эта махорка принадлежит убийце! — торжествующе воскликнул Холмин. — У него не было времени на курение здесь. Следовательно, он использовал махорку, — в которой много табачной пыли, — для скрытия следов: обсыпал ею свои ноги. Подобным способом пользуются беглецы из концлагерей, чтобы собак-ищеек сбить со следа…

Стук в дверь был осторожный и боязливый. Стучали, по-видимому, костяшкой согнутого пальца, опасаясь вызвать гнев и неудовольствие потревоженного начальства.

Однако, начальство выразило неудовольствие и этим стуком. Бадмаев, сидевший в своем кабинете вместе с Гундосовым, Кислицким, Шелудяком и Холминым, занятыми обсуждением убийства следователя Якубовича, свирепо загудел в сторону двери:

— Н-ну, кто там еще?

Дверь слегка приоткрылась и в щель ее просунулась совершенно лысая голова с круглым и очень морщинистым липом. Растянув морщины в приятную улыбку, она произнесла нараспев:

— Можно-о?

— Что это за сухопутная крыса? — спросил Гундосов у Бадмаева.

— Из нашего дактилоскопического сектора. Заместитель капитана Шелудяка. Спец по отпечаткам пальцев, — ответил тот и кивнул обладателю морщинистого лица и приятной улыбки.

— Войдите. Что у вас?

Специалист по дактилоскопии не вошел, а мягко-проскользнул в дверь; он низко поклонился и, сделав свою улыбку еще приятнее, почтительно сказал Бадмаеву:

— Разрешите доложить, товарищ начальник. На записке, которую вы изволили передать нам для исследования, обнаружены отпечатки пальцев.

— Наконец-то! — вырвалось у Холмина.

— Чьи отпечатки, браток? — спросил Гундосов.

Дактилоскоп развел руками и его улыбка отразила высшую степень сожаления.

— Мне очень жаль, товарищ полковник, — сказал он с поклоном в сторону Гундосова, — но на ваш вопрос ответить в данный момент невозможно.

— А когда сможешь дать ответ?

— Это будет зависеть от дальнейших приказаний по нашему сектору. В нем имеется более пятисот отпечатков пальцев работников отдела НКВД, тысячи отпечатков заключенных и десятки тысяч — прочих граждан. Для проверки по картотеке вышеуказанной первой категории понадобится несколько часов, второй категории — несколько дней и третьей — значительно больше. Но ручаться за успех я воздерживаюсь…

— Почему сие? — недовольно и начальственно взвизгнул Шелудяк.

— Все население района пока еще не пропущено через наш сектор, — с сожалением покачала лысая голова.

Начальник отдела решительно сказал:

— Давайте будем проверять?

— С кого прикажете начать, товарищ начальник?

Подбородок Бадмаева потянулся к Холмину.

— Какие у вас предложения?

— По-моему следует начать проверку с работников отдела, — сказал Холмин.

— Вы слыхали? Действуйте! — приказал Бадмаев заместителю заведующего дактилоскопическим сектором.

— Слушаюсь, — поклонился тот и выскользнул за дверь.

— Какая склизкая каракатица, — с отвращением сплюнул в угол Гундосов.

— Зато спец незаменимый, хотя и происходит из бывших, — пропищал Шелудяк.

— Из каких бывших? — спросил полковник.

— Прежде в царской полиции обретался. Потому ныне и трясется за свою шкуру во как.

— Значит вроде тебя, дьячкового капитана?

Шелудяк умоляюще сложил руки на груди.

— Почто обижаете всуе, товарищ полковник? Я служителям культа не уподоблялся. А за отцовскую несознательность и его антисоветские деяния по сию пору стражду.

— Ладно, дьячок. Я пошутил, — усмехнулся уполномоченный Ежова.

— Может, товарищи, мы продолжим обсуждение? А то мне на заседание партбюро скоро итти нужно, — сказал молчавший до этого Кислицкий.

— Давайте продолжим, — согласился Гундосов. — Закуривай, братва!..

Они курили и совещались около получаса и, не придя ни к какому решению, собрались было разойтись, как в дверь снова раздался осторожный и робкий стук; опять в дверную щель просунулась лысая улыбающаяся голова и нараспев спросила:

— Можно-о?

Морщины его лица на этот раз, в отличие от первого, были растянуты не в приятную, а в очень растерянную улыбку. Бадмаев молча кивнул, разрешая войти специалисту по дактилоскопии. Тот быстро скользнул в дверь, поклонился и сказал дрожащим хрипловатым голосом:

— Разрешите доложить. Принадлежность отпечатков пальцев на записке установлена.

Все четверо, бывшие в кабинете, разом вскочили из-за стола. Капитан Шелудяк визгливо и повелительно крикнул:

— Чьи пальцы?

В ответ ему раздался громкий и крайне смущенный шепот:

— Ваши, товарищ капитан!

— Что?! Как?! — взвизгнул Шелудяк.

Его заместитель растерянно развел руками.

— Так, товарищ капитан. Проверка отпечатков пальцев показала именно это. Только начали проверять и сразу наткнулись.

— Лжу глаголешь! То не мои персты…

— Дактилоскопия — наука точная.

— Ты спутал мои персты со вражескими.

— Это невозможно. У нас в секторе люди работают, как в аптеке. Сами знаете.

— Оные отпечатки не мои. Другому принадлежащие.

— На земном шаре еще никогда не было одинаковых отпечатков пальцев у двух разных людей. Подобные невероятные случаи дактилоскопии неизвестны. — твердо, хотя и не без робости, отстаивал честь своей профессии заместитель Шелудяка.

Последний отчаянно завизжал:

— Не верьте ему, товарищи! Он трепню глаголет. Вез угрызения совести треплется. За решетку меня загнать возжелал. Он суть контра и гидра вражеская. Зануда антисоветская!

Бадмаев шагнул к Шелудяку и, сжав в горсть мундир на его груди, прогудел ему прямо в вытянутую физиономию:

— Замолкни, гад!

Шелудяк мгновенно умолк. Начальник отдела тряс своего заместителя и злобно гудел:

— Попался, гад, попался? Теперь я тебе покажу «руку майора Громова». Ты у меня увидишь ее на конвейере. На смерть закатаю! Разрыв сердца тебе сотворю!

Он с силой оттолкнул от себя Шелудяка и тот, жалобно скуля, мешком свалился на пол. Бадмаев стер пот со лба и, тяжело дыша от возбуждения и злости, сказал:

— Вопрос ясен, товарищи. Мой заместитель готовил против меня террористический авт. Сегодня же он расскажет нам все на конвейере. Вы не возражаете, — товарищ полковник?

— Нет, браток, — ответил Гундосов.

Начальник отдела мотнул подбородком на секретаря партийного бюро.

— Товарищ Кислицкий! Возьмись, пожалуйста, за это дело. Сейчас же вызови двух лучших теломехаников и лично допроси обвиняемого.

— Это я могу, — охотно откликнулся Кислицкий и вышел из кабинета.

— Почто губите, товарищи? — тоненьким дрожащим голосом взмолился Шелудяк, на коленях ползая по полу. — Неповинен я в сем терроризме… Почто на терзание теломеханикам предаете? Смилуйтесь, товарищи дорогие!

Бадмаев пнул его ногой.

— Заткнись, кусок врага народа! Мы тебе не товарищи…

Минуты через две Кислицкий вернулся вместе с тремя конвоирами. Вчетвером они не без труда, вытащили в коридор плакавшего, визжавшего и отчаянно сопротивлявшегося Шелудяка. Его заместитель, напуганный этой сценой, с гримасой вместо улыбки на круглом морщинистом лице, спросил Бадмаева:

— Мне можно уйти, товарищ начальник?

Бадмаев утвердительно закивал подбородком.

— Идите и принимайте дактилоскопический сектор. Назначаю вас заведующим. А за отличную работу по разоблачению врага народа, бывшего работника отдела НКВД Шелудяка вам будет выдана премия.