Они снова заговорили между собой, но Сила ощущал на себе взгляды. Он про себя

поблагодарил Бога за пищу, которая стояла перед ним. Свинина, и, судя по ее качеству, свинья хорошо откормилась в дубовых лесах. Для римлян — изысканное яство, а по

Моисееву закону — нечистая еда. Вместо нее Сила положил себе фруктов. Ему, уже много

лет свободному от закона Моисеева, свинина до сих пор не лезла в горло.

Пришли еще люди: многодетное семейство, молодая пара, два старика… Комната

наполнилась народом. И каждый хотел поприветствовать его, пожать руку.

Среди них Сила чувствовал себя одиночкой, замкнувшимся в себе, пленником

14

собственных мыслей, которые гудели в голове, как злые пчелы, не давая ему покоя. Он

страстно желал уединиться и понимал, какой черной неблагодарностью будет встать и уйти.

И куда? В ту тихую богато убранную комнату, где все напоминает ему о вещах, которые он

так старательно пытался забыть?

Все уже поели, и он потерял аппетит. Он видел их нетерпение, чувствовал, как они

жаждут услышать его слова.

Мальчик заговорил первым.

— Ты ведь знал Господа Иисуса, да? — Мать тронула его за руку, но он не обратил на

это никакого внимания. — Ты расскажешь нам о Нем?

И началось:

— Сила, расскажи нам обо всем.

— Какой Он был?

— Как выглядел?

— Что ты чувствовал, находясь рядом с Ним?

— А апостолы? Ты ведь знал их всех? Какие они были? — И снова мальчик, весь

обратившись в зрение, умоляет: — Ты будешь учить нас, как учил других?

Разве он не проповедовал сотни раз в десятках городов от Иерусалима до Антиохии и

самой Фессалоники? Не пересказывал ли историю распятия и воскресения Христа

небольшим группкам слушателей и толпам народа, вызывая у одних благодарение Богу, у

других враждебность и насмешки? Не трудился в Коринфе вместе с Тимофеем, наставляя

тамошнюю общину? Он прошел тысячи миль плечом к плечу с Павлом, основывая церкви — город за городом.

А здесь, в окружении этих отзывчивых и гостеприимных братьев и сестер — не знал, что сказать.

Сила переводил взгляд с одного лица на другое, пытаясь собраться с мыслями, обдумать, с чего начать, — а перед мысленным взором его стоила лишь одна картина: Петр

висит вниз головой, и лужа крови растекается у подножия креста.

И все смотрели на него: в ожидании, в нетерпении.

— Я боюсь… — голос дрогнул, ему показалось, будто чьи-то сильные руки сдавили

ему горло. Он судорожно сглотнул и подождал, пока пройдет это ощущение. — Боюсь

навлечь на вас беду. — Он говорил правду, но сомнительно, чтобы она прибавила ему очков в

глазах слушателей. — Павел обезглавлен, Петр распят. Апостолы рассеялись по свету, большинство из них замучены. Никто не заменит этих великих Божьих свидетелей. Никто не

может с такой же силой нести слово о Христе.

— Ты сильно говорил в Коринфе, — сказал Урбан. — Каждое твое слово пронзало мое

сердце.

— Это был Дух Святой, а не я. И это было давно, когда я был моложе и сильнее, чем

сейчас. — Сильнее телом, сильнее в вере. Взгляд заволокло пеленой слез. — Несколько дней

тому назад в Риме, на глазах у меня, умер дорогой друг — умер страшной смертью за

свидетельство Христово. Я вряд ли смогу продолжать дальше…

— Ты был книжником у Петра, — сказал Патробас.

Прозрачный намек. Они хотят разговорить его, во что бы то ни стало.

— Да, и, находясь здесь, подвергаю опасности вас всех.

— Мы рады такой опасности, Сила! — Остальные вполголоса поддержали твердое

заявление Епенета.

— Ну, пожалуйста! Учи нас, — снова попросил мальчик.

Он был немногим младше, чем Тимофей, когда Сила повстречался с тем в первый раз.

Диана глядела на него прекрасными темными глазами, исполненными сострадания. Сердце

его сжималось от этого взгляда. Что же он может им сказать, чтобы помочь понять то, чего

сам не в состоянии уразуметь? О Господи, я не могу говорить о распятии. Не могу говорить

о кресте… Ни о Твоем кресте, ни о кресте Петра.

Он покачал головой, опустив глаза.

15

— К сожалению, сейчас я плоховато соображаю и вряд ли способен кого-то учить. — Он потеребил лежащий рядом мешок. — Но я принес с собой письма. — Сделанные им

точные, слово в слово, списки с оригиналов. Он отчаянно обернулся к Епенету, как к хозяину.

— Наверное, кто-нибудь мог бы их почитать.

— Да, конечно, — Епенет, улыбаясь, поднялся с места.

Сила вынул один свиток и дрожащей рукой передал римлянину. Епенет стал читать

одно на Павловых посланий коринфской церкви. Завершив чтение, он какое то мгновение

подержал свиток в руках, потом акку ратно скатал и возвратил Силе.

— Вот такая твердая пища нам и была нужна!

Сила бережно убрал свиток.

— А можно еще что-нибудь? — придвинулся ближе Куриат.

— Выбирай.

Патробас прочитал одно письмо Петра. Когда-то Сила сделал с него множество

списков, чтобы разослать по церквям, которые прежде помогал основывать Петру.

— Петр ясно говорит здесь, каким ценным помощником ты был ему, Сила.

Силу тронула похвала Дианы, и эти чувства тут же его насторожили.

— Это слова Петра.

— Однако написанные на прекрасном греческом языке, — подчеркнул Патробас. — Вряд ли это родной язык Петра.

Что можно было сказать в ответ, чтобы это не показалось хвастовством? Да, он помогал

Петру отточить мысли и правильно изложить их по-гречески. Петр раньше был рыбаком и

трудился в поте лица, чтобы прокормить семью. А пока он надрывался на озере со своими

сетями, Сила, удобно устроившись, учился, сидя у ног строгого равнина, который требовал

запомнить наизусть всю Тору до последнего слова. Бог избрал Петра одним из двенадцати. А

Петр избрал своим писарем Силу. По Божьей милости и благодати Сила сопровождал Петра

с женой, когда те отправились в Рим. Всю оставшуюся жизнь он будет со смиреной

благодарностью вспоминать проведенные вместе с ними годы.

Хотя основным языком в Иудее был арамейский, Сила умел говорить и писать по-

еврейски, по-гречески и по-латыни. Мог довольно сносно объясниться с египтянами. Каждый

день он благодарил Бога за возможность помогать служителям Господа теми дарами, что

имелись в его распоряжении.

— Каково это — быть рядом с Иисусом?

Снова мальчик. Ненасытная юность. Совсем как Тимофеи.

— Я не сопровождал Его и не был в числе тех, кого Он избрал.

— Но ты же знал Его.

— Я знал про Него. Два раза встречался и говорил с Ним. А теперь я знаю Его. Я знаю

Его теперь как Господа и Спасителя — так же как и вы. Он живет во мне, а я — в Нем, посредством Святого Духа. — Он приложил руку к груди. Господи, Господи, хватило бы мне

веры, как Петру, до конца, если бы меня прибили к кресту?

— Что с тобой, Сила? Опять что-то болит?

Он покачал головой. Физическая опасность ему не грозила. Не здесь. Не сейчас.

— Кого ты знал из двенадцати учеников?

— Какие они были?

Сколько вопросов: в точности как те, на которые ему приходилось отвечать

бесчисленное множество раз на стихийных собраниях от Антиохии до Рима.

— Он знал их всех, — нарушил молчание Патробас. — Он входил в Иерусалимский

совет.

Сила заставил себя собраться с мыслями.

— В годы, когда Иисус проповедовал, я не был знаком с ними. — Ближайшие

сподвижники Иисуса были не из тех, с кем Сила пожелал бы свести знакомство. Рыбаки, зилот, мытарь. Он избегал общества таковых, потому что иметь с ними дело, повредило бы

его репутации. И только позже они стали дороги ему, как братья. — Я слышал проповедь

16

Господа однажды на берегу Галилейского моря и несколько раз — в храме.

Куриат весь подался вперед, упер локти в колени, подбородок в ладони.

— Что ты чувствовал в Его присутствии?