Канделябров искоса поглядывал на хозяина и молчал.

 - А сам? – не унимался Собакин. – Кто таскается за покупками через всю Москву, на Остоженку в бакалейню  Кваснина, у которого на иждивении проживает вдовая сестра Елизавета, а? Красотка, между прочим, хоть куда. Чего же ты не говоришь, что от неё все беды на твою голову? Таскаешь ей цветы, презенты, потом по ночам не спишь, любовные помыслы в холодной ванне отгоняешь и, как следствие, – лечишься кагором в немереных количествах. Ханжа ты, Спиридон Кондратьич, вот ты кто после этого!

 Канделябров стоял красный как рак, молчал и смотрел себе под ноги.

 - То-то. И не морочь молодому человеку голову. Дряни хватает и в мужском и в женском обличье. Главное – не обобщать, понял? Чистые души есть и там и там. На них мир держится. А грехи есть у всех, как ты знаешь. Один Бог без греха. Ипатов, слышишь? Да ты никак спишь?

 В этот поздний вечер без преданного слуги Вильям Яковлевич вряд ли бы попал в свою постель, а остался спать за столом, положив голову на сильные красивые руки. Не говоря уже о его новоиспечённом помощнике, который спал, уютно устроившись головой в тарелке из-под вишнёвого желе.

 Последняя мысль молодого человека перед провалом в бездну бесчувствия  была о коте Беконе.

 «А ведь и вправду котяша обиделся, - подумал он. – Рыжий весь вечер не появлялся».

 Канделябров, сокрушённо качая головой, разнёс мужчин по своим комнатам и убрал в  кухню пустой полуторный графин. Там он налил себе гранёный стакан кагору, горестно вздохнул и выпил его залпом.

 Утро сыщиков началось с водных процедур. Вода, в которой они лежали, цветом напоминала хлебный квас, а запахом - полынь. Около каждой ванны стоял  запотевший стакан со льдом. Спиридон положил  туда по ломтику лимона, влил мятного спирта и велел пить эту смесь маленькими глотками. Между ванными носился оголтелый Бекон, орал диким голосом и норовил сигануть в воду то к одному, то к другому. Ипатов отбивался от кота сначала молча, а потом не выдержал и завопил:

 - Вильям Яковлевич! Спиридон Кондратьич! Ваш Бекон сбесился. Он лезет ко мне прямо в воду. Что мне с ним делать? Царапается, подлец!

 Из-за перегородки раздался хохот Собакина:

 - Вы уж его извините великодушно, мой друг. Он не к вам. Спиридон в отвар для ванн добавил валерианы. Для котов это что-то вроде наркотика. Вот от неё-то он и бесится. Я ему вылил лужицу на пол, он ко мне больше и не лезет. Советую вам поступить также.

 Вслед за разъяснениями Александр Прохорович услышал знакомую песенку об удалом красавце и чародее Брюсе, а потом довольное урчание Бекона – видно он получил очередную порцию валериановой водички.

 «Удивительное дело, - думал Ипатов, – вчера так наспиридонился, что думал - сегодня не встану. А вот, подишь ты, после этих процедур голова ясная и бегать хочется».

 Тем же утром, занимаясь у себя туалетом, Вильям Яковлевич прислушивался к грохоту кухонной посуды на первом этаже и невнятному разговору двух своих помощников.

 - Спелись, стар и мал, - улыбнулся Собакин.

 Сыщик был доволен Ипатовым: не заносчив, добросовестен, смышлён. Правда, наивен. Но, это всё – по молодости, пройдёт. Настораживала только его астрологическая карта. Если в ней всё правда, то этот, казалось бы, невзрачный мальчишка может роковым образом изменить жизнь самого Собакина. Пока,  в это что-то не верилось. Должно быть, я что-то напутал в расчетах, подумал Вильям Яковлевич.

 Фамильярно, без стука заглянул Спиридон.

 - Оладьи стынут! Ждём-с.

 Не успели они позавтракать, как задребезжал входной звонок.

 - Кому бы в такую рань? Ещё и десяти нет, – удивился Собакин.

 Звонок продолжал трезвонить.

 - Может мне открыть? – с готовностью вскочил из-за стола Ипатов.

 - Не надо. Кондратьич  видимо в фартуке: не хочет позориться. Преобразится и откроет.

 Так и вышло. Слышно было, как Канделябров с кем-то говорит, судя по голосу: с женщиной. Собакин удивился: кто бы это? Дверь в столовую открылась и какой-то вдруг закаменевший Спиридон театрально объявил:

 - К вам Лариса Аркадьевна Турусова. Просят принять.

 Тишина наступила такая, что было слышно частое биение сердца ворюги-кота, который на кухне жадно глотал, замоченную в молоке печёнку для паштета.

  В кабинете Брюса, кроме Турусовой, присутствовал Ипатов. Так решил Вильям Яковлевич. Он посчитал, что при разговоре с этой женщиной нужен свидетель. Ипатов был бледен, как полотно и глаз на посетительницу не поднимал.

 Внешний вид Ларисы Аркадьевны был подчёркнуто скорбный. Она была в глубоком трауре, в маленькой шляпке с тёмной вуалеткой, натянутой на лицо до подбородка.

 - Ах, Вильям Яковлевич! – с порога начала Турусова. – Я пришла, чтобы расплатиться с вами за Николая Матвеевича. Мне бы хотелось отблагодарить вас за проделанную работу в такой короткий срок. Хотя, её результат и стал трагичным для нашей семьи.

  - Ну, уж это не моя вина, - заметил Собакин. 

 - Конечно-конечно. Я только хотела сказать, что покойный Николай  очень ценил ваш талант. Поэтому-то я и хочу, как можно скорее, выполнить бывшую между вами денежную договоренность.

 - Так ведь он обещал мне десять тысяч, если я предоставлю ему за четыре дня сведения, где находится его племянница. Я, должно быть, обременю вас такой суммой? Это большие деньги. Насколько я знаю, вы небогаты.

 Турусова помолчала. Понять, как она реагирует на те или иные слова было невозможно. Её лицо плотно окутывала чёрная дымка вуали.

 – Скоро объявят завещание. Его содержание я знаю заранее. Николай Матвеевич не скрывал от семьи своих распоряжений в случае непредвиденной смерти. После оглашения и утверждения его воли я становлюсь основной наследницей капиталов семьи. Меньшая его часть остаётся у Анны Матвеевны. В связи с этим, я думаю, что сразу могу изыскать требуемую сумму, даже не дожидаясь вступления в права наследства.

 - Вы хорошо осведомлены о своих правах, сударыня. Но, дело, видите ли, в том, что следствие ещё не закончено.

 - Но ведь убийца найден!

 - У меня есть основания полагать, что у Зяблицкого был сообщник, вернее – сообщница. Она и была заказчицей убийства Анастасии Арефьевой.

  - И кто же это? – ровным, ничего не выражающим голосом, спросила женщина.

 «Ну и выдержка!» - одновременно подумали оба сыщика и Канделябров за дверью.

 - Вы самая и есть, – отчеканил Брюс.

 - Я? Я? Вы с ума сошли! – низким голосом произнесла Турусова. – Ваши шутки неуместны.

 - Я не шучу. Вы подговорили доктора дать Анастасии смертельную дозу морфия.

 - И у вас есть тому доказательства?

 - У меня есть свидетели, подтверждающие ваши тайные встречи с Зяблицким в Филипповском переулке на Арбате.

 - В Филипповском переулке? – переспросила ошарашенная Лариса Аркадьевна. – Так вы узнали о Филипповском переулке? Мне стыдно, господа, но я надеюсь, что вы, как люди чести, не станете злоупотреблять этим прискорбным фактом моей биографии. Я нашла в себе силы избавиться от этой пагубной привязанности. Знали бы вы, как мне сейчас тяжело. Падение может случиться с каждым. В наказание Господь отнял у меня самых дорогих мне людей. Теперь, я надеюсь церковным покаянием и милосердными делами искупить мой грех.

 - Милосердными делами? – повторил за ней Собакин. – Сударыня, за такой грех полагается каторга!

 - Каторга за любовное приключение? – возмутилась Турусова. - По какому такому закону?

 - Не за «любовное приключение», как вы изволили выразиться, а за преступление. Вы с Зяблицким убили Анастасию.