- Вы сошли с ума, господин Собакин. У вас навязчивая идея. Причем здесь Зяблицкий? Я  говорю о Людвиге Шварце, нашем управляющем.

 Теперь тишина наступила абсолютная. Придя в себя, сыщик уточнил:

 - Вы утверждаете, что в Филипповском переулке встречались с немцем?

 - Ну да. Прошу, господа, об этом молчать. Вам я открылась только из-за вашей сумасшедшей версии. Надеюсь, вопросов больше нет?

 «Вот так штука!» - тоскливо подумал Александр Прохорович.

 Правда, было видно, что начальник сдаваться не желает.

 - Мне придётся проверить ваши показания. Господин Шварц подтвердит ваши слова?

 - Подтвердит, если вы сошлётесь на меня и скажете, что его показания необходимы для утверждения истины. Он это поймет.

 - В таком случае, не смею вас более задерживать, – сухо сказал Собакин. – Я думаю, что после беседы с ним, когда всё разъясниться, я непременно с вами увижусь, и тогда мы продолжим этот разговор.

 - Как угодно, дорогой Вильям Яковлевич, как угодно, - примирительно сказала Лариса Аркадьевна. – Вы будете на отпевании? Тогда я с вами не прощаюсь. Увидимся, господа.

 Когда Турусова ушла, Собакин спросил подчинённых:

 - Что скажете?

 - Говорил я, что она выкрутится, – упавшим голосом сказал Канделябров.

 - Так может, это правда, Вильям Яковлевич, что она непричастна к убийству, - вступился Ипатов.

 - Чёрта с два, молодой человек. Это она, – твёрдым голосом ответил сыщик. - Едем на похороны, а потом займёмся Шварцем.

 - Может лучше сразу переговорить с немцем, Вилим Яковлевич. Пока она с ним не снюхалась, - рассудил Канделябров. – Помните, я вам  ещё давеча сказал, что она теперь любого купит.

 - Не суетись, Спиридон. Эта дама уже  подстелила себе соломки на случай падения. Она наведалась ко мне спозаранку с упреждающими целями. И, признаться, своего добилась. По её воле мы меняем курс на немца. Но вот, что мне интересно: откуда она узнала о ходе расследования? Голову даю на отсечение – она знала о том, что я её обвиняю в убийстве ещё до прихода сюда. И о том, что мы знаем о Филипповском переулке тоже. Поэтому и была так спокойна, что успела подготовиться к нашему удару. Нет, но какова?! Какой манёвр сделала! Как она немца-то заполучила? Либо к рукам прибрала, либо деньги посулила.

 - А может и то и другое, – плюнул в сердцах Канделябров.

 Отпевали Арефьевых на Малой Дмитровке, в Успенской церкви. В церкви было душно от множества свечей и цветов. Два гроба стояли рядом на возвышении. Тело Анастасии Арефьевой лежало уже под плотным покрывалом. Как-никак прошла неделя после смерти, а погода стояла, по-летнему, тёплая. Тяжелый тлетворный запах плыл под сводами старого храма. Батюшка, не скупясь, кадил, но помогало мало. Анны Матвеевны не было. Стоящие позади всех монашки перешёптывались, что та лежит при смерти. Турусова стояла, опустив голову. Белый как мел Мелецкий приткнулся где-то сбоку среди посторонних. У него дрожали и кривились губы, как если бы он думал заплакать и не мог. Чуть поодаль, в чёрных шелках, под густой вуалью стояла Залесская. К Собакину подошел Рушников и они, выйдя на паперть церкви, о чем-то там долго говорили. Вернувшись в храм, сыщик нашёл глазами Шварца. Тот безучастно смотрел на происходящее, стоял принужденно, переминаясь с ноги на ногу. Собакин подошёл к нему, наклонился и что-то зашептал на ухо. Немец в ответ кивнул. Ипатов заметил, что сзади управляющего встал седой и усатый Канделябров в форме чиновника железнодорожного ведомства и, как приклеился.

 «Теперь пойдёт за ним хвостом», - сообразил Александр Прохорович.

 Панихида шла своим чередом. Запели «со святыми упокой». У выхода из монастыря стояли похоронные дроги и кареты сопровождения.

 - Последите за Турусовой. Может, заметите что-нибудь, - сказал помощнику Собакин. – Хотя, вряд ли. Она дама осторожная. После похорон возвращайтесь домой самостоятельно.

 Сказал и исчез в толпе любопытных зевак и нищих. Ипатов проследовал со всеми до кладбища, видел, как там убивалась Турусова, заламывая руки над могилами родственников, слышал, как перешёптывались знакомые семейства Арефьевых, как судачили они о той баснословной сумме денег, которая свалилась на бедную родственницу. Говорили, что не сегодня-завтра третий гроб понесут на кладбище и деньги Анны Матвеевны перейдут той же Ларисе. Видно было, что всё устройство похорон находится в руках управляющего. Немец ходил туда-сюда, приказами и деньгами подгоняя и направляя служителей кладбища к нужным действиям. Священники обращались к нему как к главному родственнику. Турусова была безвольна, по-женски слаба и беспомощна, как и подобает неутешной родственнице. Ипатов подумал-подумал и с соболезнованиями к ней не подошёл. Ничего особенного он не заметил и удрученный  вернулся на Сретенку. Там уже был  Кондратьич. По его собственному выражению, он «избегался за немцем зазря».

 В майских сумерках того же дня Собакин привёз домой Шварца. Тот  явно устал, но виду не показывал и держался независимо.

 В кабинете хозяина он первым делом цепко огляделся и застрял глазами на портрете Брюса. Потом с интересом стал разглядывать диковинную инкрустацию передней дверцы старинного секретера. Ипатов и сам не раз с любопытством косился на  необычное  изображение на ней золотого тамплиерского креста с эмалевой красной сердцевиной. Над ним распростёр крылья перламутровый серебристо-чёрный орёл с мечом в когтях. Под крестом, на фоне золотого восходящего солнца были выведены красные буквы «Nekam   Adonai».

 Насмотревшись, Шварц сказал странную фразу:

 - Всё верно. Вы сын того самого Брюса.

 Собакин не удивился словам немца, но и не ответил ему.

 - Известная вам госпожа Турусова сказала, что вы можете подтвердить некоторые приватные обстоятельства ваших с ней отношений.

 - Если это разрешила сделать Лариса Аркадьевна, то – извольте. Я вам доверяю.

 - Вы подтверждаете ваши кхм… любовные отношения с этой женщиной?

 - Да.

 - Где происходят ваши свидания?

 - Я не обязан на это отвечать, но вам скажу. В Филипповском переулке, на Арбате.

 - Как долго они продолжаются?

 - Началось это вскоре после моего вступления в должность управляющего. А это значит – с весны прошлого года.

 - И, если понадобится, вы подтвердите это на суде?

 - Несомненно.

 - Простите за вопрос, но вы уверены, что кроме вас, в Филипповском переулке госпожа Турусова не принимала других мужчин?

 - Ну, знаете ли! Вы оскорбляете даму. Я терплю эти слова только потому, что знаю причину такого допроса. Уверяю вас, Лариса Аркадьевна благосклонна только ко мне. А сейчас она находится в таком тяжёлом душевном состоянии, что и со мной разорвала отношения.

 - А как она относилась к Зяблицкому и он к ней?

 - Я уже объяснял вам. У них были нормальные дружеские отношения в рамках общения в домашней обстановке. Не более того. За это я ручаюсь.

 - Где в доме ваших свиданий находилась спальня? – неожиданно спросил сыщик.

 - За гостиной. Это самая задняя комната.

 - А где стояла кровать?

 - Справа от входа.

 - Куда выходили окна спальни?

 - На забор, кусты сирени и сарай для дров.

 «Все в точности», - отметил про себя Собакин, а вслух сказал:

 - Господин Шварц, я уверен, что госпожа Турусова в сговоре с доктором Зяблицким убила свою племянницу. Если бы не ваши показания, она уже сегодня была бы арестована. Я также убежден, что ваша с ней долгая романтическая связь – обман. Скажите по совести, зачем вы покрываете эту страшную женщину?

 - Я никого не покрываю, как вы изволили выразиться. Ваши выводы ошибочны. Такое бывает. Более того, я бы попросил вас при мне говорить уважительно об этой женщине.