ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Глядя на закрытую дверь, я медленно дышала, беря себя в руки. Это была не дверь библиотеки в подвале, и демоны за ней не прятались, но нервничала я почти так же.

Глубокое размеренное дыхание. Я представила книгу, которую читала. Глава шестая «Уверенность в разговоре». Я представила грядущий разговор и желательный исход, потом расправила плечи и выпрямила спину, добавляя себе ценный дюйм роста. Я постучала в дверь.

— Кто там? — рявкнул дядя Джек изнутри.

— Робин, — мой голос не дрожал. Хорошее начало.

— Заходи.

Я открыла дверь и прошла в его кабинет. Комната начиналась как берлога, мягкий диван в углу манил посетителей сесть, а то и задремать. Жуткие шкафы с папками портили изящество прочного деревянного стола, покрытого сверху бумагами. Два кожаных кресла стояли перед ним, ждали следующих «клиентов» дяди Джека.

Он яростно печатал на клавиатуре, а я прошла в комнату и вспомнила, что мне нужно было источать уверенность. Я сделала три больших шага к креслу и опустилась на край. Пыльный запах краски принтера смешивался с его резким одеколоном.

Он все печатал, бил по клавишам толстыми пальцами. Я ждала, считая в голове. Когда я дошла до тридцати, я кашлянула.

Он все печатал.

— Дядя Джек?

— Чего ты хочешь, Робин?

Я подавила желание сжаться. Глава шестая, часть третья: «Представь результат. Помни о цели».

— Я бы хотела обсудить завещание моих родителей.

От этих слов горе встрепенулось, и ладони дрогнули на коленях. Он посмотрел на меня, отвернулся к монитору, не сбиваясь с ритма печатания.

— Я не буду повторяться, Робин. На такое требуется время. Юристы и бумаги, страховая компания требует по десять форм заполнять из-за каждой мелочи.

— Прошло шесть месяцев, — и три дня, но я не считала. — Не должно быть так долго….

— Не все дела с недвижимостью удаются легко, — его ладони замерли, и он повернулся ко мне, лысина жирно блестела. — Уверен, ты хочешь получить наследие, и я делаю все, чтобы это произошло. Так сложно пожить тут пару недель? Я же не прошу платить за жилье?

Я посмотрела на безопасный пол, который не хмурился, глядя на меня, не отмахивался от ранней кончины моих родителей, но я спохватилась и заставила себя поднять взгляд. Я не хотела жить тут. Я бы предпочла остаться в доме родителей, где я прожила всю жизнь, но как исполнитель их завещания, дядя Джек продал его. Против моего желания. Я отдала ключи новым хозяевам на прошлой неделе.

— Я понимаю, что могут быть задержки с документами, — сказала я. — Но что насчет их вещей? Они оставили мне пару семейных реликвий, и мне нужно их забрать…

— Твои родители оставили тебе дом и все в нем, — перебил он. — Все, что ты унаследовала, в доме. Разве ты не убрала все на хранение?

Каждый раз, когда он перебивал меня, мысли разбегались. Я собрала их вместе. Мне пришлось убрать вещи, принадлежащие мне и родителям, на хранение, потому что он продал наш дом. И я не получила ничего от продажи, хоть деньги были моими. Плата за хранение мебели и других вещей со всего дома быстро осушала мои запасы.

— Я говорю о реликвиях, которые они поместили в особую ячейку, — уточнила я. — Я говорила с адвокатом по недвижимости, и он сказал…

— Ты говорила с адвокатом? Я исполнитель. Почему ты не спросила меня?

Потому что он игнорировал меня, прогонял и перебивал. Вот почему.

— Адвокат сказал, оценка вещей в хранилище должна быть простой, и…

— Это не просто, что бы ни сказал тебе глупый адвокат. Я работаю над этим, но у меня еще нет доступа, — он поправил стопку бумаг на столе. — У меня есть работа, Робин. Я дам знать, когда будут изменения.

И он снова меня прогнал. Буркнув прощание, я поспешила в коридор. Из мести я оставила дверь чуть приоткрытой. Ему придется встать и закрыть ее самому.

О, да, я была такой плохой. Прямо мятежная племянница.

Недовольная из-за неудачного разговора с дядей, я топала по коридору, увешанному масляными картинами и с окнами в десять футов высотой с тяжелыми шторами. Я миновала балкон, официальную гостиную и столовый… зал. Это была не простая и маленькая комната. В зале был стол, где уместились бы восемнадцать человек с одной стороны.

Дядя Джек не шутил насчет прибыльности призыва демона. В этом доме было столько комнат, что я все еще терялась, хоть была тут третий день.

Я остановилась у окна, хмуро посмотрела на раскинувшийся газон в оранжевом свете заката. Несмотря на слова дяди, я переехала сюда не из-за того, что нуждалась в жилье, хотя место нужно было. Просто он не дал мне ничего, что я должна была унаследовать от родителей.

Деньги, хоть я отчаянно в них нуждалась, не были главной тревогой.

Я хотела реликвии, которые были слишком ценны, чтобы хранить дома — особенно одну, которая была для меня важнее всего — и я буду в этом доме, пока не получу ее.

Я посмотрела на свое отражение в стекле — голубые глаза яростно щурились за очками в черной оправе, волосы длиной до плеч обрамляли бледное лицо дикими темными прядями, я недовольно сжимала в линию небольшой рот. Почему я не могла так смотреть на дядю Джека? Вместо этого я подползала к нему как испуганная мышка, смотрела на ноги и вздрагивала каждый раз, когда он меня перебивал.

Опустив плечи, я пошла к кухне. Голоса звучали оттуда вместе с бодрым смехом. Запах томатного соуса и нагретого сыра донесся до моего носа.

Кухня занимала задний угол дома: высокая стойка для завтрака с красивым мрамором, огромный стальной остров, чистый и с двойной порцией газовых горелок, две печи и большая вытяжка под потолком.

Дочь дяди Джека, Амалия, и пасынок, Трэвис, склонились над чем-то на плите, оттуда поднимался пар, какой бывает только над вкусной едой. Амалии было двадцать, как мне, а Трэвис был на пару лет старше. Не зная о моем прибытии, они раскладывали еду по тарелкам, Трэвис о чем-то шутил, и Амалия смеялась.

Я неловко замерла, не зная, что делать. Я с усилием взяла себя в руки и сказала:

— Ребята.

Они не отреагировали.

Слишком тихо. Я попыталась снова:

— Эй, ребята. Что вы делаете?

Они развернулись, сжимая тарелки с горами спагетти с густым красным соусом. Серые глаза Амалии, густо подведенные, стали мрачными, веселье угасло на лице. Она убрала спутанные светлые волосы за плечо, схватила вилку и вышла из кухни без слов.

Все внутри меня сжалось, как водоросли, сохнущие на солнце.

Трэвис переминался с ноги на ногу.

— Эй, Робин. Как ты?

— Хорошо, — пробормотала я. Ничего хорошего. Все было ужасно.

— Мы сделали спагетти, — сказал он через миг. — Немного осталось, если хочешь.

— Конечно, — сказала я полу.

Неприятная тишина, а потом он унес тарелку из кухни. Я подняла голову и успела увидеть его исчезающую спину, футболка плотно облегала его мускулистые руки и широкие плечи.

Я стояла одна на кухне, недовольная и смущенная из-за своей неспособности вести себя как общительный человек. Я подошла к плите. Спагетти и соуса оставалось чуть-чуть. Вздохнув, я положила себе детскую порцию. Может, они думали, что мне не требовалось больше еды. Низкие люди, по их мнению, в питании не нуждались.

Я прислонилась к стойке, ела жалкую порцию, пока мысли прыгали от неудачной попытки поговорить с дядей Джеком до проблем с наследством, глупого дома и демона в подвале. Я не хотела тут быть.

Я хотела быть дома, сидеть в своем любимом кресле со старой книгой, слушать голоса родителей, готовящих ужин. Мы сели бы вместе за столом, и мама рассказала бы о трехсотлетней книге, которую восстанавливала для клиента. Папа пожаловался бы на своего босса в банке. Я рассказала бы им о задании по истории Рима.

Я доела спагетти, опустила тарелку в рукомойник и вытерла слезы футболкой. Горе давило на грудь, и я отчаянно желала чего-то знакомого, но что в холодном и огромном поместье могло меня утешить?

Я посмотрела на буфет.

Через пять минут я расставила на острове муку, масло, разрыхлитель теста, пищевую соду, соль, кондитерский жир, белый сахар, коричневый сахар, два яйца, экстракт ванили, шоколадную крошку и удивительную находку — большую пачку орехов пекан.

Я поискала в шкафчиках миски, стаканчики и утварь. Вскоре я уже мешала сухие ингредиенты в миске. Пока я работала, тревоги таяли. Не важно, что кухня была незнакомой. С каждым точным измерением и пунктом рецепта я возвращалась в прошлое. Я словно пекла на кухне родителей, проверяла новую версию своего рецепта печенья с шоколадом и пеканом.

Кухня наполнилась аппетитным ароматом топленого шоколада. Я убрала на столе, пока печенье пеклось. Когда я вытащила печенье из печи, центр каждого был пухлым от жара, края стали золотисто-коричневыми. Я почти слышала восторженный голос мамы. Я оставила печенье остывать, закончила уборку и выложила угощение на тарелку.

Путь к спальням на втором этаже был долгим. Я замерла у двери Амалии, вдохнула и постучала. Прошел миг.

Дверь приоткрылась, на меня хмуро посмотрел серый глаз.

— Чего ты хочешь?

Я подняла тарелку.

— Я сделала печенье. Будешь…

— Я на диете.

Дверь захлопнулась.

Я быстро заморгала, а потом выдохнула. Дюжина шагов по коридору, и я остановилась перед дверью Трэвиса. Электронная музыка пульсировала за деревом. Я постучала. Ответа не было. Я постучала громче. Музыка гремела. Я не могла заставить себя кричать ему. Он все равно был занят.

Я пошла дальше по бесконечному коридору с полной тарелкой, остановилась перед третьей закрытой дверью. Я не стучала туда. Внутри была не моя кровать с одеялом с серыми полосками, которое мне не нравилось. Мой чемодан стоял на полу в гардеробной, и он был полон носков и нижнего белья, шесть футболок висели на плечиках над ним. Десять любимых книг стояли на комоде, только их я взяла с собой. Остальные мои вещи остались в хранилище с вещами родителей.

Я смотрела на печенье, зная, каким будет вечер: я буду сидеть одна на чужой кровати, читать старые книги и пытаться не плакать. Но в этот раз я смогу рыдать в большую тарелку печенья. Я буду печальна, наемся до тошноты. Чудесно.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: