— А зачем ты мне даешь это сейчас? — спросил Сен-Жюст, который тем временем растянулся на по­стели.

— Чтобы ты отнес их Ронжье, черт возьми! — отве­тил Фабиен.

Сен-Жюст приподнялся, вздыхая, взял листки и су­нул их в карман. Вид у него был не слишком радостный. Фабиен улыбнулся:

— Кажется, перспектива отправиться на набереж­ную Орфевр тебя совсем не радует...

— Это еще слабо сказано. Но это неприятная обя­занность, от которой я не могу уклониться.

— Я бы на твоем месте, — возразил Фабиен, — так не расстраивался. Я очень старательно писал свой от­чет. Прежде чем отпечатать, я его прочел, исправил и еще раз перечитал. Не хвастаясь, могу сказать, что это образец отчета. Я очень доволен — и ты должен был бы радоваться, — что могу доказать этому полицейско­му, как я умею серьезно работать.

Фабиен был прав. Детектив продолжил:

— Есть  и  другая  причина.

Он улыбнулся, и обнажившиеся в улыбке зубы при­дали его лицу жестокое выражение, которое, казалось, трудно было ожидать у этого доброго малого.

— Я бы дорого дал, чтобы оказаться в кабинете Ронжье и увидеть выражение его лица, когда он узнает, что Новали служит в полиции, как и он.

Сен-Жюст согласился, что это будет довольно за­бавно. Он перелистал записную книжку и дал телефо­нистке отеля номер Ронжье.

На этот раз телефон сработал нормально, а разго­вор Сен-Жюста с комиссаром был очень краток: Ронжье будет ждать его у себя в кабинете на набережной Орфевр в четыре часа.

Пока он звонил, Фабиен открыл свою чековую книжку. Он что-то писал, когда Пьер повесил трубку. Заполнив чек, Фабиен внимательно проверил его, под­писал и помахал им в воздухе, чтобы чернила быстрее высохли. Затем он протянул чек озадаченному Сен-Жюсту:

— Это не подарок. Я просто даю тебе в долг, чтобы ты мог поскорее купить себе мотоцикл. Мощная «Кава», может быть, это и роскошь, которую ты себе позволял, но это также «орудие производства». Вот почему я про­шу тебя взять чек и положить его в карман.

Хотя Фабиен и был его лучшим другом, эта щед­рость стесняла Сен-Жюста. Еще немного, и он бы по­чувствовал себя униженным.

Детектив, наверное, угадал это, потому что он до­бавил, вставая:

— Я знаю, что Эстев без труда может тебе выпла­тить эту сумму авансом. Но я подумал, что тебе проще будет взять в долг у старого друга, у меня.

Сен-Жюст тоже встал. Последняя фраза Фабиена сгладила неприятное ощущение, которое он испытал ми­нутой раньше.

Он положил чек в бумажник с подчеркнутой акку­ратностью и сказал:

— Видишь, братишка, я принимаю его с чистым сердцем.

Уходя, Фабиен задержался у дверей.

— Кстати, — сказал он, — ты не можешь мне дать ключи от твоей квартиры?

— Еще какой-нибудь сюрприз? — спросил Пьер.

— Нет, но поскольку ты сейчас не можешь пойти  туда сам, я схожу за твоей экипировкой.

Показав на элегантный костюм Сен-Жюста, он до­бавил:

— Не будешь же ты ездить на мотоцикле в таком туалете!

— Ты прав, держи, — ответил Сен-Жюст, доставая ключи из кармана, и добавил: — Спасибо.

Перед тем как отправиться на встречу с Ронжье, Сен-Жюст успел позвонить к Кавасаки. Он страшно обрадовался, узнав, что сможет на следующий же день получить  «Каву-750».

Войдя в здание на набережной Орфевр, Пьер был приятно удивлен, поймав себя на том, что следует по коридорам за неизбежным блюстителем порядка без смущения и страха. Он сунул руку в карман и нащупал листки с отчетом Фабиена. Он был так доволен, что, к собственному удивлению, начал напевать, шагая за по­лицейским по бесконечному коридору, в конце которого располагался  Ронжье.

В этот раз строгий кабинет комиссара оживляли красные и желтые тюльпаны.

Но комиссар встретил его все с той же суровостью. Густые нахмуренные брови оттеняли проницательный взгляд маленьких глаз.

— Я уж спрашивал себя, чем вы там занимаетесь с вашим дружком Фабиеном, — проворчал комиссар, усаживаясь за письменный стол.

Сен-Жюст принял свой самый любезный вид и от­ветил:

— Я знаю, комиссар, что вы очень занятый чело­век, поэтому ждал, когда у меня будет что-нибудь серьезное, чтобы прийти к вам.

Он вытащил из кармана отчет Фабиена и аккуратнейшим образом разгладил рукой, прежде чем отдать Ронжье.

— После вашего визита, — сказал комиссар, взяв листки, — я поручил это дело двум инспекторам. По­смотрим, совпадает ли их информация с вашей.

Он надел очки в черепаховой оправе и приступил к чтению.

Сен-Жюст знал почти наизусть все восемь страниц отчета и мог по выражению лица Ронжье угадать, что именно тот читал. Те «деликатные» строчки, где Фаби­ен пишет, что Франсуа Новали служит в марсельской полиции, находились на последнем листке. «In cauda venenum» ("яд в хвосте") — так, посмеиваясь, проком­ментировал детектив свой отчет, отдавая его Пьеру.

Ронжье прочел первые шесть страничек, не произ­неся ни единого слова. «Это хороший знак», — поду­мал Сен-Жюст. Он знал, что комиссар без всякой снис­ходительности отнесется к отчету, подписанному Фабиеном де ла Хуссей.

Когда комиссар перевернул предпоследнюю стра­ничку, Сен-Жюст поудобнее уселся на своем стуле. До этого момента только шевелящиеся брови говорили о внимании комиссара. Проявляя некоторую жестокость, Сен-Жюст попробовал предугадать возможную реакцию Ронжье.

«Когда он будет читать строчки, посвященные исто­рии жизни Новали, его брови, каждая по отдельности, поползут вверх и огромный кулак обрушится на стол».

Он заканчивал свое мысленное пари, когда звук удара кулаком по столу заставил его подскочить.

«Я выиграл!» — подумал Сен-Жюст.

Брови Ронжье превратились в два больших воскли­цательных знака. Комиссар сорвал очки, и Пьер уви­дел, что его глаза мечут молнии. Громовым голосом, стуча пальцем по виновной восьмой страничке, он спро­сил:

— Это что за вздор?

— Какой вздор? — поинтересовался Сен-Жюст, при­кидываясь удивленным.

Кулак комиссара вновь обрушился на стол, затре­щавший от удара.

— Новали — полицейский! — воскликнул он. — Не­мыслимо!

Он затряс головой, как раненый бык, а его выска­зывание об умственных способностях Фабиена было настолько грубым, что его невозможно передать. Сен-Жюст наслаждался. Гнев Ронжье не произвел на него никакого впечатления. Он решил выступить утешите­лем:

— Мне известно, что в настоящий момент полиция переживает черные времена. Но «заблудшие овцы» бы­вают всюду. Так же и в журналистике. Вы не можете себе представить, комиссар, как много негодяев позорят нашу профессию! И если Новали плохой полицейский, то Фабиен ведь не виноват...

Эти слова явились как бы бальзамом для ранено­го самолюбия Ронжье. Сен-Жюст воспользовался за­тишьем, чтобы добавить:

— В сущности, вам главным образом не нравится, что это раскрыл Фабиен. Я не ошибаюсь?

Комиссар был человеком умным и честным. Замеча­ние Пьера заставило его улыбнуться. Он вздохнул и признался:

— В целом отчет Фабиена ясен, точен и полон по­лезных сведений, которые полностью совпадают с уже имеющейся у меня информацией.

Ронжье должен был сделать над собой большое уси­лие, признавая за детективом эту заслугу. Чтобы быть уверенным, что Сен-Жюст оценил по достоинству его добрую волю, он добавил, бросив мрачный взгляд на отчет Фабиена лежащий на столе.

— Вы можете убедиться, что мы в полиции не та­кие уж ограниченные и упрямые, как о нас частенько говорят.

Сен-Жюст пододвинул стул к столу комиссара и, улыбаясь своей самой открытой улыбкой, сказал:

— Не будьте злопамятны. В этом деле мы будем сотрудничать. Не забывайте об этом. Возможно, это будет «брак по расчету». Но чем теснее мы объединим­ся без всяких задних мыслей, тем эффективнее будем работать.

Эти слова были полны здравого смысла. На лице комиссара появилась улыбка. Он сложил листки с от­четом Фабиена, вздохнул и сказал:

— Хорошо, поговорим теперь немного о том, что мы будем делать.

Затем он поднял руку, как будто какая-то новая мысль только что пришла ему в голову, схватил теле­фон и спросил: