— Это вы, Лоран? Хорошо... Зайдите сейчас же ко мне в кабинет.

Не прошло и минуты, как в кабинете появился Ло­ран. Выпрямившись, он стоял у стола комиссара с поч­тительным видом. Храня молчание, Лоран ждал, когда Ронжье обратится к нему.

— Возьмите это, — сказал наконец комиссар, протя­гивая бумажку, на которой он что-то нацарапал. — И проверьте, служит ли в полиции некий Франсуа Но­вали.

— Сию минуту, господин комиссар, — ответил Ло­ран и поспешил покинуть кабинет.

«Только что каблуками не щелкнул»,— подумал, ус­мехнувшись Сен-Жюст.

Когда Лоран ушел, он заметил комиссару:

— Я вижу, что между нами царит недоверие.

— Не в этом дело. Если я хочу проверить, то лишь для того, чтобы иметь максимум сведений об этом Но­вали. Если он действительно служит в полиции, как утверждает Фабиен, это маленькое расследование даст нам наверняка новые, возможно полезные детали.

Инцидент был исчерпан, и комиссар с Пьером, на­конец объединившись, попытались разработать план сра­жения. У Ронжье был список участников гонок в Ле-Мане — доказательство того, что он принимал это дело всерьез.

Он высказал свое мнение:

— С моей точки зрения, только самые мощные ма­шины, которые могут стать абсолютными победителями. являются мишенью для преступников.

Сен-Жюст согласился. В списке, лежащем перед ним, комиссар отметил галочкой эти машины.

— Четыре американские «Игл», три «Матры», че­тыре «Феррари», две «Порш» и три японские «Хон­ды». Всего пять марок.

Он поднял голову и взглянул на Сен-Жюста:

— Танака и его «команда» не собираются, конеч­но, срывать всю гонку, они целятся в одну определен­ную марку. — Он вздохнул и задумался. — В какую из пяти?

Сен-Жюст, в свою очередь, вздохнул. У него не бы­ло особых подозрений. Ронжье вновь принялся изучать список участников. Вдруг он ткнул пальцем в одну строчку:

— «Хонда» — японская фирма. Танака — японский миллиардер. Почему бы ему не организовать это пре­ступление, чтобы могли победить его соотечественники? Может быть, даже у него есть акции «Хонды»?

Сен-Жюст покачал головой. Гипотеза Ронжье каза­лась ему неправдоподобной. Но, чтобы не обидеть полицейского, сказал:

— Это маловероятно. По двум причинам. Прежде всего, чтобы обеспечить победу «Хонды», они должны были бы испортить все остальные марки. Это, мне ка­жется, чересчур. Затем мне известно от Готье, который ведет автомобильную рубрику в «Суар», что «Хонда» не имеет ни малейших шансов. Она участвует в гонках в Ле-Мане впервые, скорее, ради эксперимента, для подготовки к будущему, а не для того, чтобы бороться за первое место.

Ронжье согласился:

— Значит, «Хонду» можно вычеркнуть из списка. Остаются четыре марки: «Игл», «Матра», «Феррари» и «Порш»?

— Вспомните, — ответил Сен-Жюст, — что слышал Кандидо в отеле «Авианосец». Судя по обрывкам фраз, можно предположить, что «команда» Танаки целится только в одну марку.

— Следить все-таки придется за тринадцатью авто­мобилями, — заметил комиссар. — Это много.

Он провел пальцами по глазам, как будто хотел лучше видеть.

— За всем этим должна прятаться какая-нибудь грязная коммерческая махинация, — сказал Ронжье. — Заинтересована в этом какая-нибудь важная в автомо­бильной  промышленности личность, которая платит этим преступникам.

Он опять потер глаза и добавил:

— Только я не понимаю, что может иметь со всем этим общего такой богач, как Танака! Ничего в этом деле не сходится.

Сен-Жюст был настроен менее пессимистично, чем Ронжье.

— Важно, — сказал он, — что мы знаем преступни­ков. И, не теряя их из виду в Ле-Мане, мы можем на­деяться поймать их на месте преступления.

— Вы правы, — сказал Ронжье. — Всегда надо на­деяться. Оставим же наши гипотезы и вернемся к прак­тическим вещам. Я прибуду в Ле-Ман в пятницу, нака­нуне старта, с четырьмя инспекторами. Кроме того, в моем распоряжении будут полицейские Ле-Мана. Мой КП будет находиться в полицейском посту на трассе. Вы будете постоянно поддерживать с нами контакт. Кстати, сколько вас будет?

— Кандидо, я, а также Фабиен и его секретарша Доротея.

— Эта «кинозвезда»?—спросил Ронжье недовер­чиво.

— Вы не думайте, комиссар,— ответил Сен-Жюст,— она обладает здравым смыслом. Кроме того, женщина, да еще молодая и красивая, вызывает меньше подозре­ний. Лучшее доказательство — вы сами не принимаете ее всерьез!

Ронжье собирался ответить, когда зазвонил теле­фон. Хотя Сен-Жюст находился на расстоянии одного метра от аппарата, он узнал высокий голос Лорана, мо­лодого инспектора, которому Ронжье поручил навести справки о Франсуа Новали.

Новости, должно быть, были неприятные: чем боль­ше говорил Лоран, тем мрачнее становилось лицо ко­миссара. Наконец Ронжье повесил трубку и с серьез­ным выражением лица сообщил Сен-Жюсту:

— Фабиен был прав. Новали действительно поли­цейский. Но, чтобы получить о нем подробные сведе­ния, придется подождать. Он работает не в уголовной полиции, а в службе безопасности. Поскольку вы жур­налист, вы должны знать, что набережная Орфевр и улица де Сосэ не в лучших отношениях[2].—Он огорчен­но развел руками: — Это глупо, но это так.

Он встал. Разговор был окончен, и Сен-Жюст то­же поднялся. Провожая его до дверей кабинета — дока­зательство, что теперь они с Сен-Жюстом в самых лучших отношениях, — Ронжье постарался успокоить Пьера:

— Вы не волнуйтесь Я получу сведения о Новали. У меня есть в марсельской полиции один старый друг. Он меня проинформирует. Взявшись за ручку двери, он остановился: —В пятницу утром, как только приеду в Ле-Ман. я предупрежу руководителей команд, кото­рым грозит опасность.

Сен-Жюст подскочил:

— Но в этом случае преступники обо всем узнают! Они будут опасаться!

— И тогда, если они откажутся от своего плана, мы достигнем цели.

— Возможно. Но будет ужасно, если эти бандиты останутся безнаказанными. Не забудьте, что они чуть не убили меня и Кандидо!

Ронжье не смог сдержать улыбку:

— Признаюсь, что на вашем месте я бы очень хотел свести с ними счеты.

Ободренный шутливым тоном комиссара, Сен-Жюст решил обратиться к нему с предложением:

— Самое главное — сделать все, чтобы избежать преступления. Мне кажется вполне естественным пре­дупредить команды. Ну, можно было бы им сказать, например, что существует опасность политического пре­ступления. Это теперь очень модно.

Ронжье отпустил дверную ручку. Его густые брови сдвинулись, но затем лицо прояснилось.

— Неплохая идея, — согласился он наконец.— Пре­ступники не подумают, что дело касается их. Кроме то­го, это позволит мне получить от префекта дополни­тельные отряды полицейских, чтобы обеспечить более эффективную  охрану машин.

На этот раз он открыл дверь и протянул Сен-Жюсту руку.

— Итак, до пятницы в Ле-Мане.

Когда Сен-Жюст уже был в коридоре, комиссар добавил озабоченно:

— А главное, будьте очень осторожны.

Сен-Жюст прибыл в Ле-Ман в пятницу вечером, за сутки до начала гонок, в ужасном настроении.

— Отчего ты такой мрачный? — спросил его Фа­биен.

Пьер вздохнул и признался:

— Перед тем как уехать, я говорил с Эстевом по телефону. Мы почти поссорились.

— Но почему? — поинтересовался Фабиен.

— Это, конечно, штучки Гонина. Такой проныра, как он, узнал, наверное, что несчастный случай на мо­тоцикле имел место только в моем воображении. А по­том он наверняка накрутил Эстева.

Фабиен ничего не мог понять. Он спросил:

— Но что ты сделал такого, в чем бы твой дядя мог тебя упрекнуть? Расследуя это дело, ты выполня­ешь свой долг журналиста и ничего более!

Пьер покачал головой:

— Ты живешь независимо. А я в газете являюсь членом коллектива, и моя роль в «Суар» заключается не в том, чтобы играть в сыщиков, а в том, чтобы за­щищать «вдов и сирот». И Эстев не постеснялся мне об этом напомнить. Я сейчас не могу точно вспомнить вы­ражения, которые он употребил, но в общем он дал мне понять, что в моих интересах блестяще завершить это дело. Раз уж я за него взялся, Эстев дает мне полную свободу действий, но я должен понимать, что это рас­следование — исключительный случай. Под конец он мне сказал: «Я дал тебе рубрику для определенных це­лей, а не для того, чтобы ты изображал Шерлока Холмса на чужом участке».