Доктор Фелл сидел рядом с комодом, на котором горела свеча, на нем был поношенный лиловый халат, изо рта свисала трубка. Вокруг в беспорядке валялись журналы и письма. Сквозь табачный дым Алан увидел неподвижные, устремленные вдаль глаза Фелла и разинутый рот, в котором еле держалась трубка.

— Слава Богу, что вы пришли! — пробормотал доктор Фелл, внезапно приходя в себя. — Я как раз хотел идти за вами.

— А в чём дело?

— Я уже понял, что было в ящике, — сказал Фелл. — Знаю, что напало на Энгуса Кемпбелла, и как это было сделано.

Огонёк свечи вспыхнул, сделав тени еще темнее. Фелл потянулся за своей тростью, и, нервно шаря в темноте, наконец нашел ее.

— Надо увести Колина из той комнаты! — прошептал он. — Может быть, опасности уже нет, скорее всего нет, но нельзя идти на такой риск!

Кряхтя и тяжело дыша, Фелл встал.

— Сегодня я один раз уже совершил подвиг, поднимаясь в эту башню, еще на одно восхождение меня уже не хватит. Вы могли бы пойти и разбудить Колина?

— Конечно.

— Других будить не стоит. Просто стучите в дверь, пока он не впустит вас, не уступайте, что бы он ни говорил. Возьмите фонарик, только прикрывайте его на лестнице, а то приведете к нам на голову всю противовоздушную оборону. Спешите!

— Но что…

— Сейчас нет времени на объяснения. Поспешите!

Алан взял фонарик и, пройдя через зал, в котором стоял запах, напоминавший о старых дождевых зонтах, вышел на лестницу. Ногам стало холодно от сквозняка. Он спустился в гостиную. Из другого конца комнаты с фотографии на каминной полке, куда упал луч фонарика, на него глядел Энгус Кемпбелл. Алану казалось, что белое, жирное, с двойным подбородком лицо Энгуса словно скрывает какую-то тайну.

Дверь, ведущая в башню, оказалась заперта. Алан дрожащими руками повернул со скрипом ключ и открыл ее. Земляной пол под ногами был холоден, как лед. От озера полз белесый туман. Сводчатый проход к башенной лестнице казался мрачной черной дырой, и Алану стало жутковато. Он бегом бросился к лестнице, но вскоре вынужден был замедлить шаги.

Второй этаж. Еще этаж, еще бросок вперед. Четвертый этаж, и он уже с трудом ловил ртом воздух. Тонкий лучик света только усиливал ощущение того, что он замурован. Не очень-то приятно было бы сейчас встретить что-то одетое в шотландский костюм и без половины лица… Или если бы оно вышло из одной из комнат башни и прикоснулось сзади к плечу. Погонись оно здесь за человеком, и спасаться было бы некуда.

Наконец Алан добрался до того поворота душной, лишенной окон, лестницы, где находилась дверь в комнату. Дубовая дверь была закрыта. Он подергал ручку, но дверь была заперта и закрыта изнутри на засов. Алан громко постучал кулаком в дверь.

— Колин! — крикнул он. — Колин!

Ответа не последовало.

От поднятого шума, казалось, не только в доме, но и в Инверари все должны проснуться. Он продолжал стучать и кричать, но ответа все не было.

Алан уперся плечом в дверь и толкнул ее, потом опустился на пол и попытался заглянуть под дверь, но не увидел ничего, кроме полоски лунного света. У него закружилась голова. Появившееся ранее подозрение стало принимать все более мрачные очертания. Конечно, может быть, Колин просто крепко уснул после выпитого виски, но, с другой стороны…

Алан повернулся и бегом бросился с лестницы. Он чувствовал, что ему больно дышать, и несколько раз вынужден был останавливаться, чтобы собраться с силами. Ему казалось, что прошло по крайней мере полчаса, хотя в действительности всего через две-три минуты он снова был у двери, ведущей во двор. Она была закрыта, но не заперта. Алан толкнул ее, она, изгибаясь, заскрежетала по каменным плитам. Он выскочил во двор, бросился к выходящей к озеру стене башни и замер на месте. Он знал, что ему предстоит найти, и нашел это.

История повторилась.

Колин Кемпбелл, вернее, нечто, одетое в красно-белую полосатую пижаму и бывшее когда-то Колином, лежало на плитах двора. В шестидесяти футах над ним створки распахнутого настежь окна поблескивали в свете идущей на убыль луны. Редкий белый туман, висевший над озером, падал капельками росы на растрепанные волосы Колина.

Уже рассветало, серовато-лиловый небосвод начал играть радужными красками, когда Алан вновь поднимался по лестнице башни. Утренний осенний воздух можно было ощущать почти на вкус, но сейчас Алан не обращал на него внимания. Он нес долото, сверло и ножовку. Позади шагал Сван, взволнованный, в высохшем сером костюме, некогда элегантном, а сейчас выглядевшем так, будто его вырвали из собачьей пасти.

— Скажите, вы действительно решили войти туда? — спросил Сван. — Мне бы не очень хотелось.

— Почему? — ответил Алан. — Теперь уже светло и обитатель ящика не может причинить нам вреда.

— Какой еще обитатель?

Алан не ответил. Он хотел сказать, что доктор Фелл уже знает правду, хотя и не открыл ему ее, и что, по мнению Фелла, опасность миновала, но затем решил, что лучше, чтобы такие вещи пока не попадали в газеты.

Сван держал фонарик, а Алан принялся за работу. Шла она медленно. Сначала он просверлил ряд дырок, расположив их четырехугольником вокруг замка, потом выбил долотом дерево между двумя дырками и, вставив ножовку, начал пилить вдоль отмеченной дырочками линии.

— Колин Кемпбелл, — неожиданно проговорил торжественным тоном Сван, — был славным парнем. Просто замечательным.

— Почему вы говорите «был»?

— Ну, о мертвых ведь…

— Но он ведь не умер.

Наступила долгая пауза.

— Не умер?

Пила визжала, вздрагивая. Алан с ожесточением штурмовал дверь, чувствуя при этом какое-то облегчение. Он надеялся, что Сван заткнется. Колин Кемпбелл слишком полюбился Алану, чтобы выслушивать чью-то сентиментальную болтовню о нем.

— У Колина, — сухо сказал он, — сломаны обе ноги и бедро. В его возрасте это не шутка. Кроме того, еще что-то очень беспокоит доктора Гранта. Однако Колин не умер, и жизнь его вне опасности.

— После такого падения?

— Случается. Вы сами, наверняка, слышали о подобном.

— И он выбросился из окна по своей воле?

— Да.

Осыпанный опилками, Алан кончил пилить, выбил вырезанный четырехугольник и просунул руку в образовавшуюся дыру. Ключ все еще торчал в замке, ржавый засов находился на месте. Алан повернул ключ, отодвинул засов и, полный какого-то тяжелого предчувствия, открыл дверь.

Часть одежды Колина висела на спинке стула, часть валялась на полу так, как он бросил ее вчера вечером. Ручные часы тикали на комоде. Кровать была в беспорядке: одеяло отброшено, на смятых подушках еще заметен след головы. Створки распахнутого окна тихо поскрипывали от ветра.

— Что теперь будем делать? — спросил Сван. Сначала он лишь просунул голову в дверь, но в конце концов решился войти.

— То, что велел доктор Фелл.

Хотя голос Алана звучал уверенно, ему пришлось собрать все свое мужество, прежде чем стать на колени и заглянуть под кровать. Он вытащил кожаный собачий ящик, в котором обитало Нечто.

— Надеюсь, вы не будете возиться с этой дрянью? — спросил Сван.

— Доктор Фелл велел открыть его. Он сказал, что никаких отпечатков пальцев на нем все равно нет, так что можно не церемониться.

— Уж очень вы верите его словам. Что ж, открывайте.

Это было самой неприятной частью операции. Алан расстегнул оба замка и поднял крышку. Как он и ожидал, ящик оказался пуст.

— Что же в нем могло быть? — воскликнул Сван. — Я, наверно, с ума сойду, ломая голову. Я… — Сван запнулся, зажмурившись от неожиданности, и молча показал на письменный стол. На краю стола лежала небольшая книга в кожаном переплете, на которой поблескивало золотом: «Дневник, 1940».

— Это не то, что мы все время искали?

Оба бросились к дневнику, но Алан опередил репортера. Имя Энгуса Кемпбелла было выведено на заглавном листе мелкими буквами неуклюжим детским почерком, и Алан подумал, что пальцы хозяина дневника были поражены подагрой. Энгус добросовестно заполнил разнообразные рубрики, касавшиеся, например, размера рубашки или номера ботинок (похоже, издатели боятся, как бы мы случайно не забыли собственный год рождения), а в графе «номер водительского удостоверения» значилось: «Не имею».