Для Алана всё это не представляло особого интереса. Последняя запись в дневнике была сделана в день смерти Энгуса: «24 августа, суббота». Увидев ее, Алан почувствовал, как у него пересохло в горле и заколотилось сердце.

— «Суббота. Банк разменял чек, все в порядке. Элспет снова прихворнула. Не забыть фиговый сироп. Написал Колину. Сегодня вечером приходил А. Форбс. Утверждает, что я его надул. Ха-ха-ха. Я сказал, чтобы он больше здесь не появлялся. Он ответил, что так и сделает, тем более что в этом больше не будет нужды. Такой-то странный затхлый запах сегодня в комнате. Не забыть написать в военное министерство о тракторе. Пригодится для солдат. Надо это сделать завтра же».

Потом следовало пустое место — жизнь автора дневника оборвалась.

Алан перелистал дневник. Других записей он не читал, но обратил внимание, что в одном месте листок вырван. Алан думал о коренастом седом старике, писавшем эти строки в то время, как что-то подстерегало его.

— Гм, — сказал Сван. — Не очень-то много от этого проку, верно?

— Не знаю.

— Ну, — заметил Сван, — если вы уже увидели или, вернее, не увидели то, что хотели, мы можем уйти. Возможно, в этой комнате ничего и нет, но у меня мурашки по спине бегают.

Алан сунул дневник в карман, собрал свои инструменты и вышел вслед за Сваном. Доктора Фелла они нашли в гостиной. Алан заметил, что дождевик и широкополая шляпа доктора лежат на диване, хотя вечером он оставил их на вешалке в зале. Казалось, Фелл полностью поглощен скверным пейзажем, висящим над пианино. При звуке шагов он обернулся и с простодушным видом обратился к Свану:

— Послушайте, гм, вы не могли бы заглянуть к больному? Не дайте доктору Гранту спровадить вас. Мне хотелось бы знать, пришел ли в себя Колин и говорил ли он уже что-нибудь.

— Бегу, — с жаром ответил Сван и бросился из комнаты так, что картины задрожали на стенах.

Доктор Фелл быстро накинул плащ.

— Дайте мне шляпу, сынок, — сказал он. — Мы отправляемся в небольшую экспедицию. Присутствие прессы вдохновляет, но иногда здорово мешает. Сейчас нам, пожалуй, удастся незаметно удрать от нашего друга Свана.

— А куда мы отправляемся?

— В Гленко.

Алан удивленно посмотрел на доктора.

— В Гленко? В семь часов утра?

— Очень жаль, — сказал Фелл, вдыхая аромат яичницы с салом, — что мы не можем подождать завтрака, но лучше один воробей сегодня, чем дюжина завтра.

— Да, конечно, но как, черт возьми, мы сейчас попадем в Гленко?

— Я заказал по телефону машину из Инверари. Здесь, сынок, просыпаются раньше, чем в Лондоне. Вы помните, что сказал вчера Данкен: они нашли или думают, что нашли, Алека Форбса в фермерском домике недалеко от Гленко!

— Да.

Доктор Фелл сморщился и взмахнул своей тростью.

— Может быть, это ошибка. Возможно, нам не удастся отыскать этот дом, хотя я постарался получить от Данкена как можно более точное описание. Во всяком случае, попытаемся. Если мы хотим хоть чем-то помочь Колину, мы должны первыми попасть к Форбсу, прежде, чем кто-либо, даже полиция, доберется до него. Возьмите свою шляпу.

В комнату вбежала Кетрин.

— Вы не уедете без меня. Я слышала, как вы вызывали машину. Тетя Элспет — известный тиран, но то, что она вытворяет в комнате больного, невозможно выдержать, — Кетрин сжала кулаки. — Возьмите меня с собой!

Доктор Фелл великодушным жестом выразил согласие. На цыпочках, как заговорщики, они вышли из дома через заднюю дверь. Машина уже ждала их.

Сегодня у Алана не было ни малейшего желания болтать с шофером, и ему повезло. Шофер, костлявый невысокий человечек, был неразговорчив. Он, ворча, распахнул перед ним дверцу, и только за Далмелли они узнали, что он родом из Лондона.

Алан был настолько взволнован своими последними открытиями, что, забыв о присутствии постороннего, вытащил из кармана дневник и протянул его Феллу Доктор, не успевший позавтракать, набил свою трубку и закурил. Они ехали в открытой машине, и ветер причинял немало забот: Феллу приходилось заниматься одновременно и своей шляпой, и трубкой. Тем не менее, он внимательно просмотрел дневник.

— Гм, да, — вымолвил он наконец и нахмурился. — Сходится. Все сходится! Ваши выводы, мисс Кемпбелл, попали в самую точку. Украла дневник действительно Элспет. Поглядите. — Он показал на место, откуда был вырван листок. — В последней записи перед этим листом стоит: «Элспет говорит, что Джанет Г. (понятия не имею, кто бы это мог быть) — безбожница и шлюха. Элспет в молодости…» Тут текст обрывается. Возможно, дальше следовал какой-то веселый анекдот из жизни Элспет, когда она была моложе и менее благонравна. Это Элспет уничтожила и больше ничего относящегося к себе не нашла. Она внимательно перечла все, чтобы быть полностью уверенной, а потом тайком подсунула дневник в такое место, где его легко нашли.

— А сенсационные разоблачения? — спросил Алан. — Зачем ей понадобилось связываться с газетой? Можно предполагать, что это имеет отношение к последней записи в дневнике, но ведь там мало что сказано.

— Да?

Доктор Фелл многозначительно посмотрел на Алана.

— По-моему, как раз наоборот: там сказано очень много. Смотрите: Энгус спокойно и беззаботно лег спать. Что бы на него ни напало, оно напало уже после того, как он сделал запись в дневнике и погасил лампу. Чего ради ожидать каких-то необычайных откровений именно в последней записи? Нет, сынок. Собака зарыта здесь. — Доктор быстро, словно колоду карт, пролистал страницы. — В записях, где-то в описании событий этого года.

Фелл угрюмо посмотрел на дневник и сунул его себе в карман.

— Черт побери. — Он топнул ногой. — Другого решения нет. Элспет взяла дневник, прочла его и, поскольку она не глупа, поняла…

— Что?

— Как в действительности умер Энгус Кемпбелл. Она всей душой ненавидит полицию и не доверяет ей, поэтому написала в свою любимую газету, рассчитывая взорвать бомбу. Однако внезапно, когда было уже слишком поздно, с ужасом поняла…

Доктор Фелл умолк. С глубоким вздохом он откинулся на спинку сиденья и потряс головой.

— Знаете, это уж верх всего, — удивленно сказал он. — Право, вершина!

— По-моему, верх всего, — сердито сказала Кетрин, — это то, что вы только задаете загадки, а ничего не объясняете!

Лицо Фелла стало еще печальнее.

— Извините, — сказал он, — что я подвергну ваше естественное любопытство новому испытанию и задам еще один вопрос. — Он посмотрел на Алана. — Несколько минут назад вы сказали, что, пожалуй, можно сделать кое-какие выводы из последней записи в дневнике. Что вы имели в виду?

— То, что эта запись не из тех, что делают люди, готовые покончить с собой.

Фелл кивнул.

— Да, — согласился он. — Тогда что вы ответите, если я сейчас скажу, что Энгус Кемпбелл все же покончил самоубийством?

— Я отвечу, — воскликнула Кетрин, — что чувствую себя обманутой. Знаю, что так говорить не следует, но это правда. Вы настолько приучили нас к мысли об убийстве, что другое и в голову не приходит.

Фелл кивнул. Минуту он молча пыхтел своей трубкой.

— Прежде всего, давайте посмотрим, каков был Энгус Кемпбелл. Хитрый, полный горечи усталый старик, немного капризный и очень любящий свою семью. Он разорен, у него ни гроша, его великие мечты теперь уже никогда не осуществятся, и он сам это понимает. Его младший брат Колин, к которому он очень привязан, по уши в долгах. Его прежняя возлюбленная, Элспет, которую он все еще любит, — нищая и останется ею. Легко представить, что Энгус с его сухим, трезвым северным складом ума считал себя только обузой. Человек, от которого никому нет пользы, — тот же мертвец, но Энгус здоров как бык, и врачи страхового общества дают ему еще лет пятнадцать жизни. Но на что, Господи, на что они будут жить до тех пор? Разумеется, если бы он умер сейчас…

Доктор Фелл пошевелил рукой.

— Но если бы он умер сейчас, он должен это сделать так, чтобы его смерть ни в коем случае не могла быть принята за самоубийство, а для этого нужна некоторая ловкость. Ставка огромна: тридцать пять тысяч фунтов, разделенных между опытными, склонными всех подозревать страховыми обществами. Просто несчастный случай не годился. Прыгнуть с утеса, надеясь, что это сочтут за несчастный случай? Возможно, пройдет, но риск слишком велик, а он не имеет права полагаться на удачу. Он должен стать жертвой убийства, заранее обдуманного, с такими уликами, чтобы не могло возникнуть и тени подозрения.