— Дорогой мой, — проговорил обиженно доктор Фелл, — уж не воображаете ли вы, что я хочу обратиться со своими подозрениями в полицию?
— Разве не об этом шла речь?
Фелл оглянулся, чтобы убедиться, что никто их не слышит.
— У меня, — сказал он конфиденциальным тоном, — очень темное прошлое. Гм. Несколько раз я запутывал улики, чтобы дать убийце возможность бежать. Пару лет назад я превзошел самого себя, устроив поджог дома. Сейчас, между нами, моя цель — провести за нос страховые общества, чтобы Колин Кемпбелл мог до конца дней своих курить хорошие сигареты и пить виски…
— Что?
Доктор Фелл озабоченно поглядел на Алана.
— Вас это удивляет? Ну, ну! Я добьюсь-таки этого. Но, черт побери! Ради собственного удовлетворения я хочу знать правду.
Фелл снова вернулся к книжной полке и осмотрел пишущую машинку, стараясь не притрагиваться к ней. Под машинкой на книгах лежало несколько банок рыбных консервов. Кроме того, на третьем ряду книг валялись велосипедный гаечный ключ, фара и отвертка. Фелл обвел книги взглядом знатока. Полка оказалась забита книгами по физике, химии и астрономии, по двигателям Дизеля и строительству. Виднелись каталоги и специальные журналы, были словарь, шеститомная энциклопедия и, как ни удивительно, несколько приключенческих книжек для юношества. На последние Фелл посмотрел с некоторым любопытством.
— Ну и ну! — сказал он. — Кто бы подумал, что в Алеке Форбсе жила столь романтическая душа? — Он потер нос — Хотя…
— Скажите, доктор, — решительно спросил Алан, — почему вы так уверены, что это не самоубийство?
— Потому что это не укладывается в мою версию. Если угодно, потому что я упрям, как мул.
— А ваша версия по-прежнему состоит в том, что Энгус покончил с собой?
— Да.
— И, следовательно, Форбс был убит?
— Совершенно верно.
Доктор Фелл вернулся на середину комнаты и осмотрел незастланную походную кровать и чемодан. Под кроватью лежала пара резиновых сапог.
— Не верю я в это прощальное письмо, сынок, ни капельки не верю. И для этого есть причина. Выйдем-ка наружу, подышим немного свежим воздухом.
Алан с радостью согласился. Собака подняла голову, проводила их тусклым, одичавшим взглядом, вновь уронила голову на лапы и продолжала терпеливо лежать под трупом хозяина. Издалека доносился звук падающей воды. Алан вдохнул сырой прохладный воздух и почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Доктор Фелл оперся на свою трость.
— Кто бы ни написал это письмо, — сказал он, — Алек Форбс или кто-то другой, он знал, как умер Энгус Кемпбелл. Это первое, что подозрительно. Скажите, вы уже догадались, как умер Энгус?
— Нет.
— Даже после того, как прочли так называемое прощальное письмо? Подумайте?
— Может быть, я тугодум, но не сердитесь — я все еще не знаю, что может поднять человека с постели среди ночи и заставить стремглав броситься из окна с высоты шестьдесят футов.
— Начнем с того, — сказал Фелл, — что Энгус в своем дневнике перечисляет все, что делал в течение года. Ну, так чем же, черт возьми, больше всего занимался Энгус все это время?
— Впутывался в самые дичайшие проекты, чтобы раздобыть денег.
— Да. Однако, насколько я знаю, существовал только один план, в котором участвовал Алек Форбс. Что это был за проект?
— Они собирались делать какое-то мороженое в шотландскую клеточку. Во всяком случае, так утверждал Колин.
— А какое охлаждающее вещество применяется в больших количествах при изготовлении мороженого? Колин говорил и об этом.
— Он сказал, что они использовали искусственный лед и добавил, что он был безумно дорог, его получали химическим путем…
Алан внезапно умолк. Полузабытые воспоминания всплыли в его мозгу, он представил школьную лабораторию, услышал звучавшие с кафедры слова.
— Вы знаете, — спросил Фелл, — что, собственно говоря, представляет собой искусственный, или, как его называют иначе, сухой лед?
— Белое вещество, похожее на обычный лед, только с опаловым оттенком. Сухой лед…
— …не что иное, как сжиженный газ. И вы можете сказать, как называется это вещество, твердые «снежные» блоки которого так легко резать и несложно перевозить?
— Двуокись углерода, — сказал Алан.
Хотя он и продолжал стоять как завороженный, ему внезапно почудилось, что перед ним с шумом поднялась завеса и он увидел то, что было скрыто.
— Предположим, — продолжал Фелл, — что вы вынете такой блок из герметически закрытого сосуда. Большой блок, скажем, такой, какой помещается в объемистый чемодан, а еще лучше — в ящик с отверстиями по бокам. Ну, что случится?
— Он будет медленно испаряться.
— А комната при этом, естественно, заполняться… чем?
Алан поймал себя на том, что почти кричит:
— Углекислым газом! Одним из самых смертельных и быстродействующих газов!
— Предположим, вы поставите этот ящик с сухим льдом под кровать в комнате, окна которой всегда закрываются на ночь. Что произойдет? С вашего разрешения, я оставлю свои сократовские манеры и отвечу сам. Есть только две возможности: либо случится так, что спящая или засыпающая жертва умрет в постели, либо, обратив внимание на чуть терпковатый запах, начнет дышать концентрированным газом. Причем как только газ попадает в организм, даже самый сильный мужчина начинает шататься и выписывать вензеля, словно пьяный. Ему нужен воздух, воздух любой ценой. У него кружится голова, он выбирается из постели и пытается, едва держась на ногах, дотащиться до окна. А если оно низкое, доходящее до колен, к тому же с двумя открывающимися наружу створками, которые, если броситься на них…
Доктор Фелл умолк.
Алан представил беспомощную мешковатую фигуру в ночной рубашке, падающую вперед, а потом стремительно летящую вниз.
— Сухой лед, естественно, испарится, не оставив никаких следов в ящике, и, поскольку окно теперь открыто, газ улетучится. Надеюсь, теперь ясно, почему Энгус был так уверен в своем плане. Кто же еще, кроме Алека Форбса, мог воспользоваться сухим льдом, чтобы убить своего бывшего компаньона. Если в моих рассуждениях все верно, Энгус вовсе не собирался прыгать из окна. Нет, нет, нет! Он планировал отравиться углекислым газом так, чтобы его нашли в постели мертвым. Он рассчитывал, что при вскрытии в крови обнаружат ясные «отпечатки пальцев» газа, надеялся, что его дневник будет прочтен и соответствующим образом истолкован. Выяснятся все обстоятельства, указывающие на вину Форбса, — в общем, все так, как я вам только что объяснял, и страховка будет так же гарантирована, как то, что завтра взойдет солнце. Алан поглядел на ручей и кивнул.
— Но в последний момент?..
— В последний момент, как и многие другие самоубийцы, Энгус испугался. Он задыхался, ему хотелось воздуха, и в панике он бросился к окну. И это как раз то, о чем я говорил, сынок. Был миллион шансов против одного, что Энгус либо умрет, отравленный газом, либо сразу же разобьется при падении. Однако этого не случилось — он был смертельно ранен, но умер не сразу. Вы помните?
Алан снова кивнул.
— Газ успел улетучиться из крови и при вскрытии не был обнаружен. Если бы Энгус умер сразу, следы газа остались бы, а так ничего, кроме самого факта, что пожилой мужчина вскочил с постели, подбежал к окну и…
— Подождите! — перебил его Алан. — Когда я поднялся в башню, чтобы разбудить Колина, я наклонился попытался заглянуть под дверь. Помню, что, когда встал, у меня кружилась голова. Спускаясь по лестнице, я буквально шатался. Возможно, и я глотнул раза…
— Разумеется. Комната была полна им. К счастью, вы вдохнули совсем немного. Сейчас мы подошли к главному. Энгус добросовестно записал в дневнике, что в комнате какой-то странный затхлый запах». Ну, так это чушь. Если бы он действительно уже почувствовал запах газа, то не смог бы закончить писать и лечь. Нет, это просто еще одна улика, которая должна была с еще большей гарантией привести Алека Форбса на виселицу. Вы понимаете, какой вывод следует из всего сказанного?