Прежде всего мадемуазель подробно информировала Липста о своих последних импортных операциях — две ее сестры живут в Америке и регулярно присылают посылки. Затем она сделала пространный и поэтический обзор характеров своих кошек и посетовала на погоду.

— Ладно, ладно! — Липст в конце концов не выдержал — стрелка часов мчалась по кругу как сумасшедшая. — Знаете, я сегодня сон видел: пришли вы ко мне, и — не поверите! — была у вас какая-то пустяковая просьбишка…

— Правда? — мадемуазель всплеснула руками и громко хлопнула в ладоши. — Что вы говорите? Как любопытно!

Карие вишенки ее глаз вспыхнули, будто фонарики.

— Ну, так что на этот раз — примус испортился? Дров напилить? Картошку сажать вроде бы еще рано?

— Да что вы, сударь! О чем вы говорите! Единственным моим желанием, если это не слишком обременит вас, было сказать вам несколько слов. Видите ли, — она сделала жеманную гримаску, — ваша дверь как раз напротив двери Зелтыни. Я сегодня ночью явственно слышала, как ее несколько раз открывали и закрывали. Несколько раз!

— Ну и что же? — Липст еще раз взглянул на часы.

— Туда заходил мужчина, я это ясно слышала… — теперь мадемуазель склонилась к самому уху Липста и взволнованно зашептала: — И это не в первый раз. Просто ужас какой-то! Я не знаю, что творится в моем доме… А если здесь задержат беглого уголовника, ведь и такие вещи случаются?

Липст равнодушно пожал плечами и принялся за еду.

— Ничего я не слышал, — сказал он.

— Нет, но вы только представьте себе! И если об этом узнают? Что только с нами будет! Позор на весь дом! Я ведь все-таки была здесь хозяйкой. Я обязана быть в курсе дела.

— Вам виднее.

— Попомните мои слова: от Зелтыни мы еще натерпимся. Ипподром, азарт, преступления — все это идет рука об руку. Я в жизни не пустила бы ее в свой дом, но, видите ли, меня теперь никто уже не спрашивает.

— Ладно, мадемуазель Элерт, теперь мне пора идти. Надо купить кое-что. Извините.

— Извольте, сударь! Я и не помышляю вас задерживать, избави бог! Только не откажите в любезности и все-таки иногда поглядывайте. Вы ведь тоже другой раз возвращаетесь домой за полночь.

Липст поспешил распахнуть дверь перед мадемуазель.

— Дай бог доброго здоровья вашим кискам!

Процесс ее удаления из комнаты протекал в порядке строго обратном появлению: сначала туловище с ногами, потом на мгновение задержавшаяся между дверью и косяком голова.

— Только не сердитесь! Ради бога не сердитесь! И еще, осмелюсь вам заметить, не ставьте ведро с водой на пол. Невзначай можно брызнуть, а от воды портятся доски. Ведь когда-то этот дом был моим…

— Хорошо, хорошо!

Липст шумно вздохнул. Пора бежать. Даешь брюки!

Мать раскладывает в витринах киоска газеты и журналы. Она настолько занята, что даже не заметила, как подошел Липст. Секунду постояв за спиной у матери, он молча обхватил ее за талию и приподнял. Вот это крик! Голос — единственное, что Маргриета Тилцен никогда не экономит.

— Дай, мама, я сам пришпилю эту газетину, предложил Липст, опустив мать. — Тебе надо еще малость подрасти.

— Ах, ты! Ну, погоди, получишь у меня! Еще раз испугаюсь — из меня и дух вон… Ты куда так рано собрался? И шея голая! У тебя горло слабое.

— У меня горло из водопроводной трубы.

— Мог бы один денек и подольше поспать.

— Пойду покупать брюки.

Мать всплеснула руками.

— Да разве ты сможешь сам! Я пойду с тобой, Липст.

Липст не стал спорить, только усмехнулся:

— До свидания! К обеду вернусь.

— Покупай подлиннее, чтобы, когда обносятся, можно было подвернуть… И гляди, выбирай материал потолще. И светлые не покупай! Слышишь?

Сын приподнял кепку и шаркнул ногой.

— Липст! Вернись-ка… С деньгами поосторожней! Положи во внутренний карман и заколи булавкой.

— Ладно, ладно! — уже издали отозвался Липст.

Мать еще долго провожала его взглядом, тревожным и озабоченным. Можно подумать, что она провожала Липста по меньшей мере на фронт.

Сколько в Риге универсальных магазинов? Сколько магазинов готового платья? Это известно лишь министру торговли. Липст не имеет на сей счет ни малейшего представления. Впрочем, это не так уж важно. Взять хотя бы эту улицу — вон один магазин, чуть дальше второй, а напротив — третий. На других улицах тоже не меньше. Так что Липст совершенно спокоен за успех своего предприятия. Он преисполнен мужества. Можно сказать, он чувствует себя как человек, который в поисках одной елки отправляется в дремучий лес. И все его волнение лишь оттого, что впервые в жизни он покупает вещь, покупает сам, на деньги, которые заработал сам. Это вам не порция мороженого. И еще не хватало, чтобы он взял с собой мать. Как это выглядело бы: рабочий — с мамашей!

Липст торопится. Аккуратно сложенные в боковом кармане сторублевки щекочут и подгоняют его. Он теперь бежит, точно магазины могут вдруг взять да исчезнуть.

«Ну, была не была», — думает Липст, переступая порог первого универмага. Отдел готовой одежды на втором этаже. Покупателей не слишком много. Продавщицы равнодушно выкладывают на прилавки шерстяные и полушерстяные оболочки для человечьего тела. Покупатели щупают материал, разглядывают подкладку, совещаются друг с другом. Продавщицы за прилавком тем временем беседуют между собой. Конечно, не о материалах и подкладках. Этих вещей они касаются только руками.

Липст довольно долго топчется у прилавка. «Надо бы спросить, — пробует он побудить себя к решительным действиям. — А то я проторчу тут до вечера».

Он перемещается поближе к продавщице. Ну, вот! Его снова одолевает смущение. Просто напасть какая-то! Чем дольше он будет канителиться и раздумывать, тем глубже увязнет в дурацкой застенчивости. Ведь он сейчас отыщет десятки причин, чтобы только не обращаться к хорошенькой продавщице. Он себя хорошо знает.

Липст откашлялся и, словно в поисках поддержки и опоры, прикоснулся к карману с деньгами.

«Липст, не робей! Слышишь? Разве в тот раз, когда ты встретил Юдите, ты смущался? Где твоя сила воли? Где решительность?»

— Я хочу… купить брюки… — с трудом промямлил Липст.

— Какой размер?

— Размер? Я не знаю.

Не знать свой размер брюк, видимо, смертный грех, во всяком случае, если судить по убийственной гримаске продавщицы.

— Пятьдесят второй должен быть как раз, — девушка измерила фигуру Липста взглядом, твердым и холодным, как стальной метр. — Какого цвета?

И впрямь, ведь у брюк еще бывает и цвет! Липсту раньше это как-то не приходило в голову. Теперь под уничтожающим обстрелом взглядов продавший он сделал открытие: в его мечтах брюки были почему-то лишены цвета. Узкие и все. Цветом они не обладали.

— Какой вы посоветовали бы? — вымученно пошутил Липст.

— Я посоветовала бы уважать труд продавца, — девушка указала наманикюренным пальчиком на заключенный в нарядную рамку плакат с этим благородным призывом к покупателям.

Одни брюки цвета зеленого мха привлекли внимание Липста.

— Покажите мне, пожалуйста, эти, — сказал он.

— Пожалуйста. Немецкий импорт. Это «кникенброкеры». Застегиваются под коленями…

— Ах так…

— Ну, берете?

— Спасибо, нет.

— Так зачем же просите?

— Я ошибся.

Продавщица пожала плечами, и Липст перестал для нее существовать. Тут есть и другие покупатели, которые знают, чего они хотят.

Первую неудачу на коммерческом поприще Липст переживает сравнительно мужественно. «Ну, ничего, — думает он, — попытаюсь в другом месте. Теперь у меня есть опыт. Знаю хоть свой размер».

В магазине через улицу совсем иная атмосфера. Едва Липст переступил порог, как продавец уже закрутил его в бурном водовороте приказчицкой предупредительности.

— Ах, молодой человек желает пятьдесят второй размер? Сию минуточку! Как раз сегодня поступила партия брюк, пошитых для экспорта. Экспедитор случайно перепутал, и вся партия чудом попала в наш магазин. Завтра это, конечно, откроется, и будет страшный скандал. Но поздно — молодой человек брюки уже купит и будет носить на здоровье!