— Пусть войдет! — не повышая голоса, сказал жене Бела.

Дверь распахнулась, и в прихожую ввалились двое незнакомцев.

— Нам нужен доктор Бела Олах! — грубо заявил верзила, очевидно старший.

— И зачем он вам понадобился?

Незнакомец в кожаной куртке издали показал какое-то удостоверение и, сделав выразительный жест, прогремел:

— Полиция!.. Все трое пойдете с нами!..

Бела незаметно подмигнул мне, и два пистолета, его и мой, тотчас же нацелились на незваных гостей.

— Ни шагу дальше, иначе получите пулю! Каждый по одной!

Угроза Белы возымела действие. Агенты поняли, что шутить с ними никто не собирается.

— Ну а теперь выкладывайте, в чем дело! — спокойно продолжал Бела.

Оказалось, кто-то донес в полицию, что поручик Бела Олах дезертир и вдобавок укрывает у себя в доме других дезертиров.

— У меня приказ произвести обыск, задержать и доставить задержанных в участок. Вот ордер! — вновь повысил голос рослый агент.

— Ах, вот как! Тогда откройте глаза пошире, коллега! — С этими словами Бела поднес к самому носу агента свое удостоверение.

Когда верзила увидел штамп отдела контрразведки и печать со скрещенными стрелами, глаза у него сделались большими и круглыми.

— Простите, господин поручик… мы не знали, — растерянно пробормотал он. — Извините великодушно. Разрешите идти?

Но Бела Олах был виртуозом в делах подобного рода. Он решил, что у гостей не должно остаться ни малейшего подозрения в отношении его благонадежности.

— Не разрешаю. Вы не уйдете отсюда до тех пор, пока не отведаете моего лучшего коньяка: храню его только для товарищей по борьбе.

Через четверть часа агенты удалились в самом радушном настроении (марочный коньяк в то время был большой редкостью) и в полной уверенности, что в доме поручика Олаха посторонних нет и быть не может.

С Шандором Салаи я в те дни встретился лишь один раз. Узнав в отделе Секереша на улице Донати, что снова готовится его арест (это было 10 января), я тут же позвонил на пункт связи наших бойскаутов и приказал связному со всех ног бежать к дядюшке Шандору. Предупрежденный таким образом, Салаи успел вовремя уйти из дому вместе со своим сыном Ласло. Оба они благополучно избежали ареста и добровольно вступили в армию, а точнее говоря — под видом солдат укрылись на зенитной батарее, которой командовал капитан Хомороди, честный человек и наш друг. В гимназии Барчаи, где располагалась батарея, нашли убежище не только они, но и многие другие патриоты. Там-то я и увиделся в последний раз с дядюшкой Шандором. Мы простились в надежде на встречу в лучшие времена.

Что касается Мико, то он внезапно исчез вместе с Дудашем, Мадьяри и бароном Эде Ацелом. Вероятно, они ушли в глубокое подполье. Я тешил себя надеждой, что полученные от меня пропуска с печатью контрразведки спасут их хотя бы на время от ареста нилашистов или гитлеровцев, совсем потерявших голову от неудач, которые их преследовали, и хотя я допускал возможность провала, но был уверен в том, что они не назвали бы никого из нас, действовавших под носом у Секерешей. Я хорошо знал этих людей.

Так, потеряв связь с руководством, мы остались с Белой Олахом, как говорится, сами по себе. И хотя возможности у нас были невелики, мы все же искали случай, чтобы воспрепятствовать хотя бы некоторым из тех бесчисленных преступлений, которые совершали фашисты, обезумевшие от страха перед неизбежностью окончательного разгрома.

Январь 1945 года выдался на редкость холодным. На улицах и площадях осажденной столицы валялись неубранные трупы людей и лошадей, превратившиеся от мороза в камень. Живые равнодушно проходили мимо; постоянная возможность погибнуть от шального снаряда или бомбы притупила все человеческие чувства, сделав людей безразличными ко всему.

Однажды нам стало известно, что банда Ваннаи, расквартированная в здании гимназии Толди, держит в бомбоубежище арестованных и собирается расстрелять их после допросов. О двух узниках нам удалось получить более подробную информацию. Оба они были функционерами запрещенной Салаши социал-демократической партии. Первого ввали Дьюла Антал, он был ближайшим помощником Антала Бана, одного из лидеров социал-демократов, ставшего министром после освобождения страны. Вторым был Ласло Тимар, известный журналист, сотрудник газеты «Непсава», запрещенной фашистами.

Первые сведения мы получили случайно, но нам пришлось изрядно потрудиться, уточняя их. Работать надо было с величайшей осторожностью.

Риск был большой, но нас снова выручила находчивость Белы Олаха. Он отправился навестить Ваннаи на правах «старого друга по борьбе» и, ловко сыграв на его тщеславии и не возбуждая подозрений, выведал у хитрого главаря банды имена пленников, наиболее известных в Венгрии. Оставалось только узнать пароль и отзыв на сегодняшний день. Тут Бела Олах применил простой, но безотказный прием: он рассказал Ваннаи, что нам удалось вывезти из-под носа у наступающих русских предназначенный к эвакуации склад продовольствия о различными деликатесами и теперь он хочет доставить его в распоряжение Ваннаи для его молодцов. Ваннаи клюнул на эту приманку.

Попутно удалось узнать, что в группу заключенных входит около двадцати человек, а охраняют их не только люди Ваннаи, но и эсэсовцы, что значительно осложняет дело.

Спасать решили всю группу целиком, однако попытка достать военный санитарный грузовик с красным крестом успехом не увенчалась. В нашем распоряжении имелась всего лишь одна большая легковая машина «понтиак» с опознавательными знаками штаба корпуса.

Кстати, приобрести эту машину нам тоже помогли счастливый случай и изобретательность Олаха. Однажды под вечер, идя к нему на квартиру, мы вдруг заметили перед подъездом одного из обычных одноэтажных домишек роскошный легковой автомобиль. Такое несоответствие не ускользнуло от внимания Белы Олаха, а у него на подобные дела был острый нюх. «Подожди меня здесь!» — выпалил он и исчез в подворотне дома. Через несколько минут поручик вышел из подворотни, а за ним с убитым видом плелся худощавый паренек в форме с унтер-офицерскими погонами. Оказалось, что «понтиак» обслуживал семью генерала Ференца Фаркаша Кишбарнаки, оставшегося вне будапештского котла. Но бравому шоферу так осточертела война, что он, не долго думая, подкатил прямехонько к своему дому на улице Теме, бросив семейство генерала на произвол судьбы. Шофера мы немедленно зачислили в свой штаб, чтобы использовать роскошный «понтиак» для перевозки продовольствия, а в случае необходимости — и для перевозки дезертиров, беглых политзаключенных и участников антигитлеровской борьбы.

В пятиместном «понтиаке» мы всю группу сразу, разумеется, не вывезли бы. Могли забрать только двоих. Но как их вытащить из застенка? И кого именно?..

Тому, кого судьба никогда не ставила перед такого рода выбором, трудно понять наше отчаяние. Сознание собственного бессилия угнетало нас. Мы перебирали все возможные варианты и каждый раз упирались в тупик. Вырвать всех заключенных из лап Ваннаи и команды эсэсовцев шансов не было.

Надо было на что-то решаться — и мы решились. Пусть мы спасем хотя бы двоих…

Поздно вечером наш автомобиль остановился перед подъездом гимназии Толди. И поныне, всякий раз проходя мимо этого здания, я любуюсь его красотой. Строгость, даже некоторая угрюмость готики, умело сочетаемая с изяществом и затейливостью более позднего барокко, всегда вызывает у меня несколько странное, но приятное чувство. Правда, в тот холодный январский вечер 1945 года мне было не до красот архитектуры.

Мы решили, что Бела Олах в сопровождении шофера войдет в здание и, назвав пароль, скажет, что ему приказано забрать на допрос двух арестованных. Я тем временем буду ждать в машине, чтобы в случае неудачи прикрыть их отход. Такое решение на первый взгляд могло показаться ошибочным, так как я не умел управлять автомобилем. Но в то же время каждый из нас понимал, что двоих арестантов вряд ли выдадут одному офицеру без сопровождающего автоматчика, даже если он и предъявит удостоверение контрразведчика и правильно назовет пароль. Кроме того, мы не были абсолютно уверены в надежности нашего шофера и не рискнули бы оставить его в машине одного.