Все предложения и в соответствии с ними суждения подразделяются у чешского философа на предложения чистых понятий, предложения чистых созерцаний и смешанные предложения. Понятия в свою очередь делятся на простые и сложные, или составные. Наиболее трудный для Больцано вопрос, и об этом говорит он сам (см. 21, 3, 84), — это вопрос о происхождении наших представлений и их отношении к реальному сознанию и объективному миру. Философ стремится преодолеть недостатки эмпиризма и рационализма, он не приемлет, как известно, и кантовской точки зрения. Вместе с Декартом и Лейбницем Больцано считает, что мы имеем врожденные понятия, однако в качестве таковых мыслитель рассматривает только так называемые простые понятия. Такие врожденные, по Декарту, понятия, как бог, душа, субстанция, по Больцано, являются приобретенными, так как, по его мнению, это сложные понятия. Лейбниц также, согласно чешскому ученому, неправомерно относил к врожденным сложные понятия (см. там же, 98–99). Врожденность Больцано понимает весьма своеобразно. Он соглашается с Локком в критике понимания врожденных идей как идей, имеющихся в уме до всякого опыта (см. там же, 99). Простые понятия даны не от рождения, но для их возникновения внешний мир играет меньшую роль, чем при возникновении созерцаний. Больцано, как и Локк, твердо убежден, что объективно существующая реальность является источником наших ощущений и восприятий, того, что он называет созерцанием. Созерцание указывает на один-единственный предмет и говорит о его существовании. Больцано разделяет созерцания на внутренние и внешние. Внутренние созерцания имеют предметом представления в душе. Созерцания, которые имеют предметом не представления, а изменения в нашей душе, происходят от воздействия внешнего предмета и называются внешними (см. там же, 85). Больцано, таким образом, защищает материалистическую позицию в теории познания, утверждая вторичность наших ощущений по отношению к объективно существующей предметности. Эта точка зрения иногда соединяется у него с диалектическим пониманием взаимосвязи внешнего мира с сознанием. Философ не просто говорит, например, об отдельной вещи как причине созерцания. Такую вещь он считает лишь частичной причиной. Вся совокупность предметов, окружающих эту вещь, так или иначе принимает участие в появлении созерцания. Необходимым условием созерцания является и наш ум. Наряду с отдельной вещью или частью мира, говорит Больцано, «должны еще иметься как наш ум, так и многие другие внешние обстоятельства, если созерцания должны осуществляться. Так, лежащие передо мной карманные часы я называю причиной ударов, которые я слышу, хотя на возникновение созерцания влияет и стол, и воздух, и мой орган слуха» (там же, 23). Философ совершенно прав, указывая на взаимодействие внутренних условий и внешней среды как на основание для появления восприятий, созерцаний. Но если причиной образования созерцаний является внешний мир, чувственная предметность, то все остальные элементы знания имеют у Больцано другое происхождение. Так, простое понятие есть представление, не являющееся созерцанием и имеющее только один предмет. Например, «долженствование», «и», «не» и т. п. Больцано приводит своеобразное доказательство существования простых понятий. Если имеются сложные понятия, то, очевидно, они составлены из частей: простых понятий или понятий и созерцаний. Но если имеются только сложные понятия, то они должны быть составлены из созерцаний, так как созерцания просты, а все сложное предполагает простые части (см. 21, 1, 353). Больцано оспаривает эмпиризм и сенсуализм, для которых понятия складываются из ощущений. Такая механистическая картина происхождения понятийного знания не может удовлетворить философа. Но другого подхода к образованию знания, кроме механистического, не знает и он, поэтому в объяснении рационального познания он покидает материалистическую позицию. Даже для соединения между собой созерцаний, указывает он, необходимы понятия, и именно чистые понятия, которым, например, является соединительный союз «и». Простые понятия поэтому врождены нам в лейбницевском смысле слова, и наш ум обладает способностью производить их при определенных обстоятельствах и условиях (см. 21, 3, 84).

В образовании сложных понятий и предложений определяющую роль играет деятельность нашего сознания. И здесь чешский философ переходит часто на точку зрения психологизма, с которым он так боролся в логике. Нужно, конечно, помнить, что, говоря об образовании понятий и предложений, он имеет в виду не объективные понятия и предложения, а их соответствующие двойники в сознании, т. е. реальные понятия и суждения, существующие в определенное время, у определенного субъекта. Сложные представления появляются в результате «деятельности в нашей душе, через которую осуществляется связь нескольких представлений в целое, в новое представление» (там же, 85). Большое значение Больцано придает произвольному вниманию в образовании представлений, благодаря которому мы абстрагируем отдельные части в других, уже имеющихся представлениях. Все его рассуждения о происхождении сложных компонентов знания во многом повторяют то, что до него было сказано Локком, Беркли и другими философами. Больцано предвосхищает, как говорилось выше, все достоинства и недостатки антипсихологизма, идеалистическая исходная установка которого не позволяла до конца устранить заблуждения психологизма. Все антипсихологисты в логике в теории познания оказывались психологистами, так как основание для знаний искали не в реальности, а в сознании.

Идеалистическое понимание объективности науки привело Больцано к ряду трудностей в объяснении отношения созерцания к понятию. Принципиальное различие между субъективными процессами мышления, суждениями, представлениями и их объективными коррелятами — предложениями-в-себе и представлениями-в-себе — заставляет его говорить об объективном созерцании, или созерцании-в-себе. Для каждого субъективного, реального созерцания имеется объективное созерцание, или, проще говоря, ощущение, восприятие. Уже сама терминология говорит о крайней искусственности такого разделения. Созерцания-в-себе имеются без субъекта, который только и способен к созерцанию. Они напоминают априорные созерцания Канта, хотя у последнего они не были оторваны от субъекта. Объективные созерцания имеют все те же свойства, что и субъективные, кроме одного — они не существуют, как и все другие логические элементы. Но Больцано указывает на существенное отличие созерцания-в-себе от представления- и предложения-в-себе. Оно заключается в неповторимой единичности созерцания. Созерцание указывает на то, что присутствует здесь и теперь, что характеризует именно этот предмет. Обективное созерцание относится только к единичному, индивидуальному предмету. Любое понятие, в том числе и простое, остается тождественным, сколько бы раз мы его ни мыслили. Созерцание же каждый раз другое.

Больцано пытается показать связь логики с действительностью, включить действительное бытие через объективные созерцания в логику, но это оказывается нелегким делом. Из чистых понятий, полагает он, нельзя составить представление о конкретной действительной вещи, например представление именно об этом доме, этом конкретном дереве (см. 21, 1, 315). Мы можем сколько угодно присоединять к понятию «дом» определения, в которых выражаются свойства именно этого дома, но конкретность охватить в понятиях не сможем. Например, к субъекту предложения «роза» можно присоединить предикаты «красная», «колючая», «с приятным запахом», «большая» и т. д. и т. п. Но эти же самые свойства, выраженные в предикатах, можно присоединить и к другим розам, которых я сейчас не вижу. Конкретность ускользает от нас. Любое слово обобщает. Об этом знает Больцано, поэтому и говорит, что чистые понятия можно сообщать посредством слов, а чистые созерцания нельзя. Эту трудность передачи конкретного в понятиях чешский философ не может преодолеть, рассматривая (метафизически в данном случае) отношение общего и индивидуального. Единичное, индивидуальное существует как бы отдельно от общего.