“Вепрь” под командованием лейтенанта В.Н. Кондрашева долго следила за движением германских пароходов. Наконец командир нашел впадину в фарватере с подходящими глубинами, где можно было атаковать неприятеля.

Ранним утром, около 5 ч на горизонте показался транспорт в сопровождении шведского миноносца. Подводная лодка пошла на сближение. Предупрежденный об атаке экипаж лодки слаженно работал у механизмов. Чтобы действовать наверняка, командир приказал приготовить залп из трех торпед – одну торпеду из носового трубчатого торпедного аппарата и две из решетчатых аппаратов Джевецкого.

В это утро был полный штиль, видимость – хорошая, противник мог заметить перископ лодки на большом расстоянии. Но лодка искусно подошла к цели и с дистанции около 4 каб. выпустила торпеды. Шведский миноносец сразу заметил следы от идущих к транспорту торпед и, увеличив ход, пошел на лодку. Взрыв трех торпед, усиленный взрывом паровых котлов на транспорте, вызвал сильное сотрясение корпуса лодки; многие электрические лампочки полопались.

Командир, заметив идущий на лодку миноносец, скомандовал: “Право на борт, полный ход, нырять на глубину 60 футов!”. Лодка с большим дифферентом на нос уходила на глубину. Вдруг послышался сильный удар и треск в носу, корпус лодки задрожал, многие предметы полетели на палубу; падали люди, не удержавшиеся на ногах. Дифферент на нос уменьшился до нуля и затем стал быстро переходить в корму – лодка всплыла на поверхность. Командир лодки сразу же сообразил, что лодка ударилась на глубине о скалу и, всплывая, могла застрять в скале на виду у шведского миноносца. Он приказал дать полный ход назад и управлять горизонтальными рулями на заднем ходу для приведения лодки на возможно большую глубину.

Маневр удался, лодка сползла со скалы и погрузилась на 40 футов. Здесь ход был застопорен, лодка приняла добавочный балласт в уравнительную цистерну, и ее прижало к грунту. Работу всех механизмов прекратили, слышался только слабый звук моторчика гироскопа. В наступившей тишине был хорошо слышен шум гребных винтов миноносца, неоднократно проходившего над лодкой, но лодка ничем себя не выдала.

К вечеру командир решил подвсплыть и осмотреться. Выдвинув осторожно перископ, он увидел миноносец, неподвижно стоящий в 3-4 каб. от лодки. Снова была принята вода в уравнительную цистерну. Лодка оставалась на грунте до следующего утра. Пребывание в ней стало невыносимым. Люди, отравленные углекислотой, выходили из строя; у некоторых шла носом кровь.

Утром 17 июля лодка снова подвсплыла. К счастью, видимость была значительно хуже, чем накануне. Шведский миноносец находился в отдалении, без хода. Командир рассмотрел в перископ, что из воды торчали две мачты потопленного транспорта. Не теряя времени, лодка стала выбираться из гиблого места, удаляясь от миноносца. При первой возможности легко всплыла в позиционное положение и дала ход дизелям. Поступление чистого воздуха в лодку оживило людей, многие стали интересоваться работой камбуза – все были очень голодны.

Оправившись, команда стала проверять свое хозяйство и готовить батарею аккумуляторов к зарядке. При этом у батареи было обнаружено низкое сопротивление изоляции. Протирка спиртом крышек и зажимов аккумуляторов не подняло сопротивление изоляции до нормы. Возникло опасение, что у некоторых баков появились трещины от удара о скалу. В таком аварийном состоянии все же пришлось начать зарядку одним дизелем, а другой продолжал работать на гребной винт.

Моряки с подводной лодки “Вепрь”. 1916-1917 гг.

К вечеру лодка пришла в город Николайштадт (на границе Финляндии и Швеции). Прибывший на лодку русский комендант поздравил экипаж с победой и передал много русских и шведских газет. В одной из последних была помещена фотография капитана потопленного германского транспорта. На пути в Николайштадт, когда были осушены главные балластные цистерны, обнаружилось, что в носовую балластную цистерну быстро прибывает вода, что свидетельствовало о повреждении цистерны при ударе о скалу. Лодка возвратилась в свою базу и сразу же была поставлена в док. Здесь выяснилось, что в носовой части лодки начисто срезан подкильный брус, причем многие срезанные заклепки выскочили из обшивки, к которой крепился подкильный брус.”

В общем во второй половине кампании 1916 г. подводные лодки совершили 31 боевой поход, пробыв в море 180 лодкосуток, т.е. в среднем в море в течение шести месяцев ежесуточно находилась одна лодка. Каждая большая подводная лодка (типа “Барс” и типа “Е”) выходила в море один раз в месяц с временем пребывания там 5-6 суток, а устаревшие малые лодки (типа “Аллигатор”) – почти вдвое меньше.

К боевым действиям в кампании 1916 г. привлекались подводные лодки: “Барс”, “Волк”, “Вепрь”, “Гепард”, “Львица”, “Пантера” и “Тигр”; английские лодки: “Е-1”, “Е-8”, Е-9” и “Е-19”; устаревшие малые лодки: “Аллигатор”, “Дракон”, “Кайман” и “Крокодил”.

Если учесть количество подводных лодок и время пребывания их в море, то средний коэффициент оперативного напряжения представляется весьма низким. При среднем коэффициенте оперативного напряжения 33% командование Балтийским флотом могло бы держать в море четыре больших подводных лодки, в то время как оно держало всего лишь одну. За этот период подводные лодки потопили два транспорта противника и один захватили в качестве приза. Английские подводные лодки успеха не имели.

Таким образом, подводным лодкам не удалось существенно повлиять на морские перевозки противника. Единственным достижением их боевой деятельности стало отвлечение противником значительных сил для противолодочной обороны конвоев.

Причина низкой результативности боевых действий подводных лодок, кроме пассивности командования Балтийским флотом, заключалась также в том, что командиры лодок обязаны были действовать в строгом соответствии с нормами международного призового права, не нарушая шведских территориальных вод. Только 19 октября, т.е. в конце кампании 1916 г., командующий флотом разрешил подводным лодкам “Тигр” и “Пантера”, находившимся в море атаковать транспорты противника без предупреждения, но это уже не могло оказать влияние на результаты действий лодок в этой кампании. Другая причина крылась в усилении противолодочной обороны конвоев и отдельных транспортов. Это заставляло командиров лодок атаковать противника с больших дистанций, что приводило к промахам при стрельбе торпедами, снижало эффективность артиллерийского огня, а также предоставляло судам противника больше возможностей обнаружить след торпеды и своевременно произвести маневр уклонения.

Новый командующий Балтийским флотом вице- адмирал А.И. Непенин предложил возобновить боевые действия подводных лодок у побережья Швеции и топить германские транспорты без предупреждения за пределами шведских территориальных вод, но это предложение было отклонено Ставкой под давлением министерства иностранных дел.

На кампанию 1917 г. Ставка вновь оставила неизменной главную задачу Балтийского флота – “всеми силами не допустить противника к востоку от Главной Нарген-Порккала-уддской позиции”.

В перерывах между походами

План кампании 1917 г., разработанный штабом Балтийского флота и утвержденный морским министерством Временного правительства, включал в себя план обороны, план активных операций и план вспомогательных действий, но этому плану не суждено было осуществиться из-за резко изменившейся внутриполитической и военной обстановки.

Новое положение в штабе командующего флотом Балтийского моря от 1 января 1917 г. значительно расширило права начальника штаба. При этом бывшая оперативная часть штаба была разделена на оперативное, разведывательное, общее и организационное отделения. Вновь были созданы артиллерийская, минная, механическая, интендантская и санитарная части, которые возглавили соответственно главный артиллерист, главный минер, главный инженер-механик флота, флагманский интендант и санитарный инспектор. Должность флагманского штурмана, флагманского корабельного инженера, флагманского историографа и заведующего военно-судной властью (обер-аудитор) были сохранены.