— Только хорошее. Ремонтируют тракторы сами трактористы, им ведь на них и работать.

— А как с молотьбой? Много осталось?

— Кое-что осталось. Три наших молотилки сейчас по колхозам работают. Бухгалтер уточнит тебе цифры.

И конечно, интересовал меня один из основных вопросов: каково положение с заключением договоров с сельхозартелями зоны МТС? Определили точный объем работ на год или нет? Поинтересовался, с убытком или с прибылью завершен прошлый год.

— Будь другом, скажи, кто у вас лучшие механики, трактористы? На кого опираться в работе?

— Обижаться на людей я не могу, — ответил Гак. — Все работали неплохо. Кто тебе будет лучшей подмогой? Механик Барановский Феофил Степанович… У нас все зовут его Фантик. Из трактористов Павел Гапанович дельный. Они тебя всегда выручат… Да ведь ты многих и сам знаешь: сталкивался по работе, на собраниях. К остальным присмотришься…

Текучка меня заела с первых же дней. Уже на другое утро меня обступили десятки дел, и все были неотложные, все требовали срочного решения. В контору ко мне потянулись трактористы, кузнецы, повариха. Все шли со своим насущным, каждый, пользуясь моей неопытностью, старался побольше урвать для своего участка. Я ловил внимательные, прощупывающие взгляды: каков, мол, есть новый директор? Как с тобой придется работать? Рачительным ли окажешься хозяином?

Конечно, большинство эмтээсовцев знали, что я метявичский парторг, на хозяйственной работе не был. Опыта у меня, стало быть, нет. Относились ли они ко мне сочувственно? Кто его знает! Легко ли раскрыть человека, который впервые разговаривает с тобой как с руководителем?

«За большой гуж ты взялся, Василий Иванович, — думал я. — Ответственный. Потянешь ли? Трудно придется. Гляди не поскользнись, не обмани доверия».

В сущности, хозяйственником я никогда не был. Эту роль в «Новом быте» выполнял председатель Кошанский. В основном я занимался организаторской работой. К тому же я еще не имел специального технического образования. Хорошо хоть немного знал слесарное дело, разбирался в токарном.

«Надо ни в коем случае не показывать своей слабости».

И я повел себя как мог спокойнее и хладнокровнее. Не стеснялся дотошно расспрашивать людей о том, что мне было неизвестно, достал нужную литературу по технике, экономике, начал изучать. Вроде опять стал студентом. На людях держался так, будто никакие трудности мне не страшны.

Вера в себя — это обязательное качество для руководящего работника. Расчет на собственную смекалку, на упорство всегда помогает. Надо только быть наблюдательным, влезать во все мелочи дела, запоминать. Сознание, что ты необходим на этой должности, порученной тебе партией, утраивает силы, и при усидчивости, смекалке, терпении можно преодолеть, казалось бы, невозможное.

Первые недели, пока ты еще незнаком с новой обстановкой, надо меньше принимать самостоятельных, поспешных решений, советоваться с заместителями, со специалистами и рядовыми тружениками, не умаляя, однако, себя как руководителя. Когда же вникнешь в сущность работы, поймешь ее, можно и покрепче брать вожжи в свои руки. Если люди увидят твою рассудительность, справедливость, поверят в тебя, значит, найдешь, на кого опереться.

В каждом деле главное — люди. Сумеешь их организовать — потянешь воз в гору. Не сумеешь — будешь топтаться и на ровном месте. А что значит организовать людей? В первую очередь, показать, что веришь в них, дать им простор для инициативы, свободу действий. Не угнетать мелкой опекой, не надоедать указаниями: идите туда-то, беритесь за то-то, смотрите на все моими глазами. Наоборот, жди от людей полезного совета, поддерживай их смелые действия, отметай ненужное.

Весьма важно, конечно, уметь разглядеть людей «с изюминкой» или, как уральский писатель Павел Бажов говорил, «с живинкой в деле». Есть и такие, которые хотят сладко пожить, а засучивать рукава и работать не любят. Эти стараются втереться в доверие лестью, подхалимажем, пытаются оттеснить по-настоящему трудовых, скромных, инициативных тружеников, норовят получить себе работенку полегче да поприбыльней.

Если руководитель клюнет на их червячка, то считай, что его прочно подцепили и ловко водят за нос. Ему будет казаться, что он сам руководит производством, тогда как на самом деле все за него станут решать пронырливые «помощники» да «советчики». И тогда не ожидай ничего доброго.

Тут уж я надеялся на свое чутье, накопленный опыт.

Первые дни после вступления в должность у меня ушли на ознакомление с делами, хозяйством. Я не ошибся: мне сразу помогли люди. Коммунистов в МТС в ту пору, как и везде, было мало, но все же ядро актива имелось, и с ними, а также с передовиками производства я и начал свою работу.

Размышлять долго не приходилось, жизнь сама наступала нам на пятки и подсказывала, что надо делать в первую голову. Шла весна, и Старобинская МТС начала пахоту, сев. Утро я проводил на усадьбе в конторе, отвечал на звонки и просьбы председателей колхозов, переговаривался с Минском о запчастях, горючем. Затем шел глянуть, как ремонтируют оставшиеся машины, а после обеда седлал коня и отправлялся на поля проверять, как идет посевная, как выполняют план бригады. Заезжал в обслуживаемые нашей станицей сельхозартели.

Возвращался домой поздно вечером, усталый, забрызганный грязью, в мазуте, и опять садился за дела: проверял отчеты, накладные. Случалось, засиживался до петухов.

Первое время я и ночевал в конторе. Гак еще не устроился в Минске, не перевез семью и не освободил квартиры. Поэтому моя жена и дочки по-прежнему жили в Метявичах, и я каждый день мечтал поехать к ним, отдохнуть в кругу родных, но всякий раз откладывал поездку «на завтра». Хоть бы заскочить искупаться дома, сменить бельишко! Все мои привычки были забыты: даже газеты приходилось просматривать наспех. Когда же, раздевшись на ночь, кинув подушку, я пристраивался на диване, рассчитывая часок почитать, то не выдерживал и десяти минут: глаза слипались.

Один раз меня разбудил ночной сторож. Я накинул пальто, открыл засов?

— Что случилось?

Старик смотрел на меня испуганными глазами и молчал.

— Приехал кто? Вызывают меня?

Старик поправил шапку:

— Да нет, никто не приехал, товарищ директор. Я подумал: не стряслась ли беда? Дымок у вас вроде из форточки шел. А так ничего.

— Это я всегда курю много… Уже солнышко встало? Спасибо, дед, что разбудил.

Старик повернулся и пошел.

Зевая, я протер глаза и обнаружил, что руки у меня черные. Схватил небольшое раскладное зеркальце, перед которым брился. Батюшки! Лицо-то у меня, как у арапа, лишь белки глаз блестят да зубы. Посмотрел на лампу — фитиль чадит, стекло совсем черное, хлопья сажи покрывают и подушку, и диван, и упавшую на пол книжку.

«Вот отчего сторож встревожился, — подумал я. — Дымок-то не похож был на махорочный».

Оказывается, я заснул с книжкой в руке…

Районные власти меня не беспокоили, видимо, давали время осмотреться. Я был рад. Мне хотелось хоть что-то понять, освоиться в новом сложном хозяйстве, а уже после этого показаться «на глаза начальству». Впрочем, долго без помощи районных руководителей продержаться я не мог. И как только меня совсем «поджало», поехал в Старобин, — благо, до него было недалеко, всего десять километров. А неотложных дел накопилась целая куча. Надо было и в банк заехать и разрешить ряд вопросов в райисполкоме, потребкооперации, и на склад сельхозснаба за деталями для тракторов завернуть.

Как это всегда бывает с работниками глубинки, стоит лишь попасть в центр, как тебя закрутят дела. В одном месте ты за кем-то гоняешься, в другом тебя ищут, в третьем, едва нос сунул, тебя сразу хватают за полу пальто: «На ловца и зверь бежит. Садись, тут кое-какие сведения нужно утрясти по вашей МТС».

Только к самому вечеру сумел я освободиться и поспешил в райком, кляня себя, что не заехал сюда в первую очередь, как имел привычку делать это.

«Поздно-то как, — терзался я, подъезжая к длинному деревянному зданию с широким навесом над крыльцом. — Наверно, Воронченко уже ушел».