Все службы Старобинской МТС помещались в пятистенке. В одной части дома — дирекция, в другой — общежитие, в третьей — магазин. Имел свой уголок я, имел его старший механик, а для агронома места уже не нашлось, и он скитался со своими бумагами со стола на стол.

Начальником политотдела был у нас Кукелко — старый член партии, рабочий-двадцатипятитысячник, присланный к нам из Москвы.

Как известно, во время сплошной коллективизации сильно активизировалось кулачество. Я уже упоминал, что в нашем районе были даже случаи убийства активистов. Прежний директор МТС Гак рассказывал мне, что в 1932 году ему самому довелось как-то вытаскивать ломик из заднего моста трактора. А однажды вредители из подкулачников засыпали песок в коробку передач. Надо было постоянно быть начеку, воспитывать в людях бдительность, ответственность за свою работу, разъяснять им политику партии — все это входило в задачу политотделов. Начальники их были облечены большими правами. При директорах МТС они считались кем-то вроде комиссаров. Начальник политотдела был настоящей грозой для всякого рода вредителей, нарушителей порядка и государственной дисциплины.

С Кукелко мы жили дружно, работали слаженно. На двоих у нас была машина для разъездов, но пользовался я ею мало: предпочитал коня. При нашем бездорожье это было куда удобнее, притом на лошади, проверяя трактористов или комбайнеров, я мог ехать прямо по пахоте.

Обслуживала наша МТС все колхозы района. Территория огромная, и это, конечно, создавало известную трудность в работе. Все же я довольно быстро близко узнал всех председателей и в первые же месяцы побывал во всех колхозах.

Договоры с артелями наша Старобинская МТС заключала и весной и осенью, но большею частью все же перед началом весеннего сева. Мы посылали своих представителей в колхозы, и там они вместе с правлением колхоза определяли точный объем работ и сроки их выполнения.

В те времена основными считались вспашка и культивация. Боронование колхозы проводили сами. Когда я заступил на должность директора, МТС частично уже занималась и уборкой урожая. Комбайны у нас были саратовского завода, имелось несколько молотилок с механическим приводом. Потом появились культиваторы, льнотеребилки «комсомолка», жатки и прочий сельскохозяйственный инвентарь.

Для поднятия производительности труда мы с Кукелко организовали соревнование между бригадами, а внутри бригад — между трактористами, комбайнерами, машинистами молотилок и льнотеребилок. Доски показателей всегда находились перед самым крыльцом МТС, и наши механизаторы могли видеть, кто из них сегодня летит на «самолете», а кто ползет на «черепахе». Премирование, как правило, происходило в торжественной обстановке, при полном стечении рабочих и служащих машинно-тракторной станции, представителей колхозов. Произносились торжественные речи, ценные подарки вручались у стола президиума, самодеятельный оркестр играл туш. Это было событие, памятное для награждаемых. Оно подстегивало и других, порождало у них желание не отставать.

Традиционным праздником решили мы сделать и начало весенне-посевных работ. После зимнего ремонта наши вычищенные до блеска тракторы, украшенные красными флажками, стройной колонной двигались за полтора километра в деревню Чижевичи. Там у сельсовета происходил митинг. На сыром весеннем ветру трепетало алое знамя. Напутственное слово говорил механизаторам Кукелко, выступали передовики производства.

На поля люди выезжали в приподнятом настроении, за работу брались дружно.

Недавняя служба в Красной Армии показала мне, какое огромное благотворное воспитательное значение имеют строгий режим и дисциплина. Кому не известно, что хорошо налаженная и систематически проверяемая машина работает без перебоев? Попробуйте-ка самый лучший, новенький, усовершенствованный механизм оставить без ухода! Трудовая дисциплина обязывает вовремя осмотреть машину, устранить мелкие дефекты, чтобы они не превратились в крупные.

Болезнь, с которой я боролся еще в колхозе «Новый быт», пустила корни и в Старобинской МТС. Болезнь эта — наплевательское отношение к народному добру. Заметив разгильдяйство, неряшливость, или я или Кукелко обязательно беседовали с виновным: дескать, добро это народное, а ты — частичка народа, значит, это и твое. Мы приучали трактористов, комбайнеров, кузнецов беречь порученную им технику, инструмент, запчасти, по-хозяйски экономить горючее, свое рабочее время.

Большое терпение надо было проявлять. Коренная ломка векового уклада внесла сумятицу в психологию крестьянина. Все наши механизаторы были выходцами из деревни, вчерашними колхозниками и совсем недавними единоличниками. Им не так легко было отрешиться от частнособственнического взгляда на жизнь, на «казенную» работу. Мы должны были сделать из них передовых людей на селе, настоящих борцов за новые общественные отношения в деревне.

Создание высокоорганизованного рабочего костяка было залогом успеха всей МТС, залогом правильных отношений с колхозниками.

Мы проводили беседы с механизаторами, слесарями, объявляли санпоходы. Приучали не только содержать в чистоте свое рабочее место, но и тщательно следить за собой. «От твоей аккуратности зависит и твоя квалификация и высокая производительность», — твердили мы. На работу я всегда приходил побритый, в свежем подворотничке, вычищенных сапогах.

На деревне про меня говорили:

— Василий Иваныч на работу ходит, как на праздник.

Надо сразу сказать: дисциплина среди трактористов, комбайнеров укреплялась быстро. Кроме командного состава в это дело включилась вся парторганизация МТС. Прекрасно зарекомендовали себя политотдельцы Михаил Бобриков и Артемий Василевский. Большим авторитетом пользовался комсомольский секретарь Иван Прокопович, серьезный, собранный, работящий парень.

Значительно хуже было положение с трудовой дисциплиной в колхозах. Возьму для примера колхоз «Свобода» — самый близкий к нам. Был он большой, в него входило несколько деревень.

Выходили на работу там кому когда вздумается. Бывало, приедешь в полдень, а еще не все люди на поле. Бригадир с батогом ходит от хаты к хате, отбивается от собак и уговаривает мужичков да женщин выйти на работу.

Председатель «Свободы» Долина не пользовался авторитетом у колхозников. При нем царила бесхозяйственность, отчетность была заброшена, добро потихоньку растаскивалось. Люди несли домой с работы и картофель, и овощи, и зерно с токов.

— Расшаталась твоя телега, Семен Григорьевич, — говорил я председателю. — А все потому, что по кочкам, оврагам ездишь, никак на большак не выедешь.

— Стараемся, Василий Иванович, — разводил руками Долина, пряча красные с похмелья глаза. — Но что я могу поделать? Народ трудный…

— Людей ругать легче всего, Семен Григорьевич. Ты сумей заинтересовать колхозников, чаще советуйся с ними, тогда они активнее будут участвовать в выполнении планов. Чтобы укрепить дисциплину, никому не давай поблажки, пусть это будет даже уважаемый тобою человек или родич. А то ты сегодня с одним горилку пьешь, завтра с другим, вот все тебе друзья да кумовья. Как же тебе с них строго спросить?

Долина шмыгнул красным носом:

— Пристают! Не уважишь — обидятся.

— Небось ко мне не пристанут. Иль ты маленький, Семен Григорьевич, не понимаешь: бутылка — та же взятка, только прикрытая «хлебосольством»?

И Кукелко, и я, и сельские коммунисты не раз выступали в небольшой избе-читальне «Свободы». Помогали нам и учителя: готовили лекции, читали вслух газеты. Всеми силами старались мы вытащить колхоз из отстающих.

Следует напомнить, что в те годы директор МТС должен был быть в курсе дел, событий любого из колхозов своей зоны. За весь цикл работ он нес прямую ответственность, и поэтому районные власти весьма считались с мнением директора и начальника политотдела МТС о деятельности того или иного колхозного руководителя.

Пригласил я как-то и председателя своего «родного» колхоза «Новый быт», где прежде работал парторгом ЦК. Артель «Новый быт» теперь возглавлял Иван Кондратьевич Горячко. Явился он точно к назначенному часу — к девяти вечера. Мне это понравилось. Средних лет, одет опрятно, держится уважительно, чувствуется, себе цену знает.