Прежде, чем он осознал это, Никтер почувствовал, что выходит вперед на ринг, сначала одна нога, потом другая, волоча его тело за ними. Сердце его быстро забилось, когда его тело осознало, что это на самом деле происходит. Нет, его разум протестовал, я не делаю этого, я не хочу этого, но это не имело значения, потому что все, что он видел сейчас, было улыбкой Ласска, достаточно широкой, чтобы показался слабый желтый блеск клыков. Никтер знал, что происходит и, что еще хуже, Ласск знал, что он знает. Глаза Ласска горели чистым, садистским удовольствием, а их выразительность сделала его, в других случаях невыразительное, лицо вселяющим страх.

Сейчас они стояли лицом к лицу, достаточно близко, чтобы Никтер почувствовал страшный холод, струящийся из взгляда Ласска. Тот поднял свой учебный меч, его клинок просвистел в воздухе, когда он встал в стандартную позу готовности.

“Не надо”, хотел сказать Никтер, молча умоляя глазами, но вместо этого он увидел, как поднялся его собственный меч. Было уже слишком поздно. Что бы с ним Ласск не сделал…

Меч Ласска устремился вниз мощно и быстро. Никтер отреагировал мгновенно, с инстинктивной скоростью и ловкостью, доведенной до автоматизма на бесчисленных тренировках. Металл ударил по металлу с лязгом, который сотряс воздух, отражаясь внутри круга вокруг них и превращаясь в гул, как в высоковольтной цепи. Что-то пробудилось к жизни внутри Никтера, и когда Ласск атаковал его снова, он был готов, отражая следующий выпад Ласска резким и решительным защитным блоком, перестраиваясь в в образовавшееся пространство между ними. По дальним звукам Никтер услышал, как толпа испустила легкий одобрительный гул. Он уже продержался дольше своих самых пессимистических ожиданий.

Ласск снова пошел вперед и Никтер спружинил, чтобы отразить удар, в этот раз не так умело. Мимолетное чувство уверенности уже прошло, исчезло, сменившись потрясением отсутствия перспектив. Как он подобрался так близко, так быстро? Ласск двигался слишком быстро, а меч Никтера, казалось, жил сам по себе в руке, коля и рубя, чтобы держать Ласска на расстоянии, только холодная улыбка Ласска говорила обо всем. «Я контролирую тебя, мелочь», говорила она, сила другого ученика проходила через голову Никтера, «и ты сделаешь, как тебе сказано».

Нет. Никтер сжал зубы, собирая то, что осталось от его решимости. Теперь он понял, что его единственная надежда заключалась в том, чтобы освободить себя, вырвать волю подальше от власти Ласска. То, что другой ученик сейчас применял по отношению к нему было явным продвинутым способом контроля ума, почерпнутым у одного из Лордов Ситхов в академии, возможно у самого Скабруса. Неужели слухи о его тайной опеке все же верны? В любом случае, по причинам, известным только Ласску, он решил испытать его этим утром на Никтере, и Никтеру нечего было противопоставить.

Сопя от усилий, Никтер рванулся вперед с мечом наизготовку, только чтобы встретить ухмылку презрения, как будто Ласск не ожидал ничего другого. В серии движений Ласск последовательно переходил от жесткого и точного нападения Макаши к более акробатической Форме IV, сделал сальто вверх из положения стоя, вращаясь в воздухе и приземлился позади Никтера, прежде чем тот успел среагировать. Слишком поздно Никтер услышал свист лезвия справа от него, удар по локтю, и он издал резкий отчаянный крик, его рука онемела, а пальцы разжались, чтобы выпустить клинок.

Беспомощный, обезоруженный, он почувствовал, как холодное лезвие меча Ласска остановилось сзади на его шее, впилось в кожу чуть ниже основания черепа. Это было то ужасное беспомощное чувство, которое Никтер знал слишком хорошо - за секунду до того, как нервные окончания почувствовали неимоверную боль.

По крайней мере, все было кончено.

Теперь голос Ласска пульсировал в его голове. Это был тихий и слабый, и с которым невозможно справиться, приказ. «Толкни себя на мой клинок».

Никтер сопротивлялся, пытался податься вперед, мышцы на шее напряглись до предела - но всё было бесполезно. Он не мог сдерживать себя. Боль усиливалась, захватывала его, овладевала им, пронзала его, и какая-то мрачная бессознательная часть его знала, что он находится в шаге от того, чтобы перерезать свой спинной мозг и уничтожить оставшуюся волю собственного сознания. Он втянул воздух сквозь зубы и взглянул, как-будто издалека, на ряды других учеников за пределами круга, вожделенно наблюдающих за ним. Их взгляды горели нетерпением, ожидая неизбежного последнего смертельного удара.

«Будьте вы прокляты», подумал Никтер, «проклят каждый из вас. Я надеюсь, что вы все испытаете такую пытку или еще хуже, я надеюсь, что каждый из вас будет страдать как и я сейчас, я надеюсь…»

Задыхаясь, Никтер подался вперед, внезапно высвободившись из-под меча, прикрыв рукой болезненную, но поверхностную рану, которую оставил меч чуть выше изгиба позвоночника. Он едва мог контролировать свою руку. Сражение - и морально и физически - измотало его тело тело до предела, мышцы дрожали, изнывали от боли, кожа и волосы стали мокрыми от пота. Его голова будто собиралась взорваться. Он не мог отдышаться. Когда он поднялся, чтобы увидеть Ласска, его ноги, казалось, в любой момент перестанут слушаться и подкосятся. Никтер поймал на себе взгляд непроницаемых зеленых глаз.

«Ты жив, потому что я позволил», говорили эти глаза, и Никтер понял, что, в конце концов, этот акт милосердия приговорил его к еще большему унижению из-за того, что он необоснованно выжил.

Он отвел взгляд, повернулся и побрел сквозь толпу. Никто не заговорил и не издал ни звука, пока он шел по каменным ступенькам, ведущим вниз от верхней части храма к занесенной снегом дорожке внизу.

2

Трещина

К полудню новость о поражении Никтера прошлась по всей Академии. Ни один из других студентов не видел, что произошло с ним после этого, Джура Острогот, однако, предположил, что Никтер пошёл в изолятор для лечения ран или обратно в спальный корпус для того, чтобы зализать менее заметные.

- Так или иначе, - сказал Джура Киндре, в то время как оба проходили, нагнувшись, под изогнутым куском камня, отмечавшим один из пяти входов в библиотеку академии, - сейчас это не имеет значения, не так ли? Он просто ни с того, ни с сего устроил потасовку.

Киндра кивнула, но ничего не сказала. Они шли в столовую на обед. После краткого утреннего перерыва опять пошёл снег, который был сильнее прежнего - сухие, как песок, шарики бурлили над землей перед ними, ползя вверх над дорожками и смещаясь вверх по наружным стенам академии. Джура, выросший на Чазве в секторе Орус, был хорошо привыкшим к такой погоде и шёл с открытой у горла мантией, едва ли обращая внимание на ветер, прорывающийся через её ткань. Он видывал и другие спутники, принадлежащие мирам с более тёплыми климатическими условиями.

- А что с Ласском? - спросила Киндра.

Джура бросил на нее косой взгляд:

- А что с ним?

- Кто-то видел, куда он пошел?

- А что? - он не мог скрыть досаду в голосе. - Ласск приходит и уходит, как ему вздумается. Бывает, дни проходят, а его никто не видит. Из того что я слышал…

Он не договорил, глядя вверх, на башню, которая возвышалась в самом центре академии - огромный черный цилиндр, торчащий в серое небо. Как и большую часть времени, черный дым застилал ее вершину, заслоняя небо, сбрасывая вниз большое количество пепла; и запах был очень скверным, так что его глаза заслезились, а из носа потекло. В отличие от холода, Джура не привык к дыму и пеплу.

- Что ты слышал? - спросила Киндра.

Он покачал головой:

- Только слухи.

- Я их тоже слышала. - Она пристально посмотрела на него. - И не только о Ласске.

- О чем ты говоришь?

- Пустяки, - ответила она и пошла в обеденный зал.

*

За полуденным обедом, состоящим из волокнистой мубасы и консервированных плодов монтра, Джура Острогот настороженно изучал обеденный зал вокруг себя. Здесь он был уже достаточно давно, чтобы понять, что насилие порождает насилие, а новость о том, что случилось с Никтером, может легко надоумить некоторых учеников захотеть продвинуться вверх в неформальной ученической иерархии, а Джура занимал недостаточно высокое место в ней, как раз подходящее, чтобы стать мишенью.