Лань дёрнула ухом и чуть замедлила шаг.

— Если б ты знала, какие у Эврисфея жеребцы, — продолжал Геракл, с усилием перекатываясь в сидячее положение. — Представляешь, ты бежишь впереди, а за тобой мчится целый табун… целое стадо отборных… отборных мужиков…

Лань опустила голову и остановилась.

— …мускулистых… разгорячённых погоней и твоим… — Геракл незаметно сморщил нос, — божественным запахом…

Лань обернулась, и её влажные глаза с интересом уставились на Геракла, опускаясь всё ниже.

— Нет-нет-нет, — замахал руками герой, избегая недвусмысленного взгляда животного, — намного красивее и… и… и приспособленнее, чем я.

Лань хмыкнула.

— А этот Эврисфей — он что, вожак стада?

Геракл задумался. Вдруг по его лицу скользнула мстительная улыбка.

— Ещё какой. Эврисфей — это ещё тот жеребец. С виду неказистый, правда, но если б ты знала, как его хвалят жёны… то есть самки! Только они ревнивые очень, никому не отдадут. Так что лучше сразу забудь про него. Он не про тебя.

Лань глумливо осклабилась.

— Ну, это мы ещё посмотрим. Показывай дорогу.

Геракл со стоном поднялся и поковылял в обратном направлении. Лань медленно двинулась рядом.

— Вообще даже странно, как вы друг другу подходите, — через некоторое время заметил Геракл, — он тоже любит побегать. Зато уж если ты его догонишь — можешь с ним делать всё что угодно. А какие крики страсти он будет издавать при этом, о-о…

Лань мечтательно улыбнулась и с благодарностью потёрлась мордой о плечо героя.

— Стой!

Геракл молниеносно обернулся, одновременно взмахнув дубиной.

— Это я, я! — поспешно отлетел в сторону Гермес. — Успокойся, а то любимого старшего брата убьёшь.

— Да у меня этих братьев… — проворчал Геракл, опуская дубину. — Не делай так больше. Я нервный. У меня сегодня подвиг.

— Я как раз по этому делу, — сообщил Гермес, приземляясь рядом. — На кого идёшь?

— На Эриманфского вепря.

— Ну да, я так и предполагал.

Гермес снял со лба узорчатую ленту, растянул её между пальцами, что-то прикинул, отрицательно мотнул головой, повязал ленту обратно, затем покопался в складках хитона и вытащил маленький каменный флакончик.

— Ты чего? — озадаченно спросил Геракл, с подозрением наблюдавший за братовыми манипуляциями.

— Не мешай.

Сорвав с куста малины спелую ягоду, бог осторожно капнул на неё из флакончика и протянул Гераклу.

— Держи. Неуязвимость и бессмертие. Будет действовать около часа. Постарайся управиться за это время.

— Зачем? — поднял брови Геракл. — Я что, таким хилым сегодня выгляжу?

Гермес фыркнул и пренебрежительно выпятил нижнюю губу.

— Дурак ты, братишка. Это тебе не Гидру погладить против… против чешуи. Это настоящая смерть.

Геракл с сомнением повертел ягоду в пальцах, потом всё-таки закинул её в рот и глотнул не разжёвывая.

Приблизившись к пещере вепря, герой с опаской постучал дубиной по каменному козырьку.

— Эй, чудовище! Иди сюда.

— Тебе надо — ты и иди, — послышалось из пещеры.

Геракл пожал плечами, сделал несколько шагов вовнутрь и осторожно заглянул за угол. В пещере на кучке соломы лежал небольшой тощий подсвинок и глядел на героя грустными глазами.

Удивлённый Геракл прислонил дубину к стене.

— Это ты, что ли, Эриманфский вепрь?

— Ага, — не стал отпираться поросёнок.

— Тот самый, который уже столько народу угробил?!

Подсвинок грустно вздохнул и кивнул.

— Ерунда какая-то, — почесал в затылке Геракл. — Тебя и муха затопчет.

— Лучше б затоптала, — тоскливо протянул поросёнок. — Да нет, всё правда.

— И как это у тебя получилось? — спросил герой, присаживаясь на корточки.

— Слушай, давай не надо, — подсвинок поднял на Геракла молящие глаза. — Иди куда шёл. Ты вроде парень хороший…

— Не хочешь рассказывать? — Герой многозначительно постучал кулаком по ладони. — А придётся!

— Ладно, ладно. Только никому не говори! Впрочем, о чём это я… Наклонись.

Геракл с недоверием посмотрел на подсвинка и чуть отстранился.

— Наклонись, говорю, сам всё поймёшь.

Чуть поколебавшись, Геракл опёрся руками о каменный пол и приблизил голову к поросёнку.

Тот набрал в грудь воздуха и оглушительно чихнул.

Конь. Мой чёрный конь, яростно дыша, мчится за ланью. Животное делает отчаянные прыжки в стороны, стараясь сбить гибельный темп и оторваться на развороте, но я отпускаю узду и тянусь за луком — мой любимец никогда не допустит, чтобы… Разрез. Темнота.

Кони. В упряжке морёного дуба — моя лучшая гнедая пара: сочетанием оттенков восхитилась бы сама Гармония. Жеребцы бегут, красиво выбрасывая передние ноги. Я держу вожжи одной рукой, а другой… Разрез. Темнота.

Кони. Моя четвёрка обошла ближайшего соперника уже на полтора корпуса. Ещё минута — и я опять лучший наездник Истмийских игр. Скрипит и стонет, словно от боли, сбруя. Из пыльного облака выныривает поворотный столб и… Разрез. Темнота.

Кони. Бирюзовые и лазурные кони с белыми курчавыми гривами. Огромный табун мчится по воде, прямо по пенистым гребням, перепрыгивая впадины между волнами. Пираты, преследующие мой корабль уже несколько часов, зашевелились, их рулевой изо всех сил налегает на штурвал, но… Разрез. Темнота.

Конь. Гигантский белый конь с красными от гнева глазами пританцовывает на месте, но отчего-то не вязнет в прибрежном песке. У переднего копыта застыла крохотная человеческая фигурка. В руке у смельчака — диковинный, очень широкий в верхней части клинок, похожий на заступ.

— Оставь его! — раздаётся ржание, похожее на раскат грома.

— Отпусти его, владыка. — Голос человека едва слышен за сопением огромных ноздрей, но звучит уверенно и спокойно. — Ты не имеешь права на такое.

— Как ты смеешь, наглец, решать за меня! Он мой сын! — неистовый рык, рвущийся из конской глотки, больше напоминает рёв водопада, чем голос живого существа.

— Дядя, он давно уже взрослый человек. — Мужчина перед конём по-прежнему собран и невозмутим. — Он глава семьи. Он царь большой страны. Он должен сам жить своей жизнью, сам совершать поступки, делать ошибки и исправлять их, должен сам выбирать, чем заполнять свою голову.

— Ты ничего не понимаешь, глупец! Ему нельзя без меня, нельзя оставаться одному! Его же… Он…

Конь взвивается на дыбы, громадные копыта молотят воздух, но человек наносит мечом молниеносный удар прямо по влажному песку.

Разрез. Темнота.

На лежанке, устланной мягкими коврами, выгнулось покрытое испариной тело. По обеим сторонам, вцепившись в скользкие плечи, стоят боги; от них веет речной прохладой и запахом тины. В изголовье, крепко стиснув ладонями виски лежащего, замер грузный великан. Глаза его закрыты, со лба стекают струйки пота.

— Я никогда не думала, что ты лекарь, сын Зевса. Тем более — что такой хороший лекарь. Я благодарна за то, что ты вычистил из него всё это конское дерьмо. Может, хоть теперь он вспомнит о том, что является повелителем не только животных, но и людей. И моим повелителем…

Женщина в расшитом золотом пеплосе часто моргает и отворачивает голову.

— Впрочем, у него никогда не получалось быть настоящим повелителем. Старая нянька рассказывала, что он был очень послушным и восприимчивым мальчиком — таким же, как наши сыновья; один только Филей удался в меня. Маленьким Авгием помыкали даже младшие сёстры. После того, как его учителем стал главный жрец храма Посейдона, он стал чуть более самостоятельным, но настоящего мужского характера в нём так и не воспитали. А мне всегда хотелось сильного, надёжного мужа!

Некоторое время она сидит молча, затем поднимает глаза на собеседника.

— В любом случае знай: я тебе очень благодарна.