Мы застыли на месте. И только Реаш, который не признавал ничьей власти, кроме власти отца, продолжал невозмутимо двигаться дальше.

— Подержи осла! — распорядился тот же голос. Отец подбежал к Реашу, схватил его за уздечку и хотел было повернуть назад, но Реаш, видимо, иначе понял намерение отца и лег поперек дороги, издав при этом звук, похожий на вздох облегчения. Отец стал бить его по спине, но Реаш не шевелился.

— Не трогай осла, пусть отдыхает, — вновь приказал невидимый человек.

— Это не осел, а катер, — неожиданно тихо сказал отец.

— Катер, да? Ну пусть он нас извинит за оскорбление, — сказал неизвестный человек и спрыгнул со скалы, нависшей над нами.

Следом за ним появился и другой. Оба они были вооружены.

Одеты бандиты были так, как обычно у нас одеваются охотники. Маленькая шапочка, короткая чоха, домотканая рубашка, такие же штаны и гетры, на ногах чувяки. Внешне они были обыкновенными людьми. Меня это огорчило. Я считал, что бандиты должны быть обязательно страшными, лохматыми, в оборванной, грязной одежде.

Как только бандиты спрыгнули со скалы, Верочка немедленно залилась слезами. Глядя на нее и на растерявшихся родителей, захныкал и я, прижавшись к маминой юбке.

— Они у тебя всегда плачут, когда видят настоящих мужчин? — спросил отца один из бандитов. Он был несколько выше своего товарища и, судя по манерам, старшим.

Отец буркнул в ответ что-то непонятное. Затем неизвестные осмотрели наши вещи, ничего не взяв, к нашему великому удивлению, и даже помогли нагрузить их снова на Реаша.

— Хотите что-нибудь взять себе? — все же спросил отец подавленным голосом.

— Что ты мелешь? За кого ты нас принимаешь? — обиделся высокий. — Мы ищем оружие. Князья охотятся за нами, натравливают всех на нас. А твой хабур-чубур пусть послужит тебе... и этим плаксам.

При этом он довольно сильно сжал мой нос двумя пальцами. Хоть слезы и готовы были вновь навернуться на мои глаза, но вместо плача я разразился смехом. Дело было в том, что я заметил на закрученных в трубочку усах высокого муху, чистившую себе лапки. Вид этой мухи и заставил меня расхохотаться.

— Вот видишь, они, оказывается, и смеяться могут, — сказал высокий своему товарищу.

— Спасибо, батоно абрег, — вежливо поблагодарил отец.

— Это мы бандиты? — возмутился товарищ  высокого. — А что, Виктор, если я все-таки пошлю одну маленькую пулю в его глупую голову?

— Не шути, — строго прервал его высокий. — Подумают, что мы и впрямь абреги.

— Я не знаю, как вас именовать... — начал было оправдываться отец и тут же замолчал.

— Кто вы? Куда идете? — после минутного молчания спросил высокий.

— Я — Иосселиани Коция. А это моя семья. Идем в Дали на новое местожительство...

— Аббесалома и Ефрема знаете? — спросил высокий, переглянувшись со своим товарищем.

— Они мои двоюродные братья. Не знаю, где они сейчас, за них трудно отвечать, — начал было оправдываться отец.

— Мало у вас имущества, очень мало! Как же так можно переселяться? С голоду помрете, — участливо сказал высокий.

Отец пожал плечами и ничего не ответил.

— Счастливого пути, Коция! — начал прощаться высокий человек. — Увидишь своих братьев, привет им передай. И никому ни слова не говори, что нас тут встретил... Понял?..

— Понял, батоно, но в Местии все знают, что... бандиты на Бальском перевале засели. Нас даже не пускали... отговаривали... Ограбят, говорят.

— Ах, собачий сын этот Габо, это его работа! Ах, собака! Только он знает, что мы здесь, — начал браниться товарищ высокого. — Видал, Виктор, а?

— Простите, какой Габо? Я знаю Габо Аблиани. Он очень плохой человек, — удивился отец.

— Да, Габо Аблиани шпион и обманщик. Мы его поймали было недавно, но он ускользнул, собака. Старался нас даже подкупить, кошелек с деньгами сунул, а когда понял, что нас не купишь, прыгнул вот сюда.

Высокий показал рукой на высокий обрыв, под которым неумолчно шумел Ингур.

— Он, конечно, погиб? — воскликнул отец.

— Уай, боги мои! — всплеснула руками мать.

— Нет, видать, выжил, — развел руками  Виктор. — И опять продолжает запугивать нами народ. Хотел по заданию князей нас поймать, выслужиться, а поймали его мы, да вот упустили... Ну, ладно, где кошелек? Отдадим Коции, ему деньги пригодятся.

— Что вы? За кого вы меня принимаете? Деньги не возьму ни за что, — упорно отказывался отец.

— Не отказывайся. Разве можно с семьей так переселяться? — Тут высокий подбросил в руках пухлый кошелек. — Деньги очень старые, не знаю, имеют ли они силу за горами. Но попробуй. Может, пригодятся.

Он сунул отцу кошелек и вместе со своим товарищем снова полез на скалы.

Когда мы были на значительном расстоянии от места встречи с неизвестными, отец начал о чем-то вполголоса говорить с матерью. Всего я услышать не мог, но одна фраза, сказанная довольно громко, долетела до меня:

— Они, наверное, борются за равенство, а я их принял за абрегов... Эх, темнота!

— Почему он сказал, что старые деньги плохие?

— Не знаю, — глухо отозвался отец.

Мы проходили Бальский перевал. Это была граница Вольной и княжеской Сванетии.

— Вот, Яро, посмотри, — подозвал меня отец. — С этого камня начинается княжеская Сванетия. Все наши предки боролись, чтобы дальше него князей не пустить. И не пустили! А князя Путу Дадешкелиани, который старался хитростью и обманом покорить вольных сванов, ушгульцы убили.

На повороте лежал большой камень, означающий границу. Он ничем не отличался от других камней.

— Коция, расскажи про Путу Дадешкелиани, — попросила мать. Видимо, ей хотелось отдохнуть и дать передышку нам, детям. Да и сама она, наверное, была не прочь послушать отца.

— Давай присядем, расскажу. Солнце уже на закате, а мы ни разу не отдыхали и не ели ничего.

У ближайшего родника устроили привал. Мать дала всем по лепешке и по куску мяса.

— Ну, слушайте, — начал отец. — Ты ведь, Яро,  наверное, знаешь, как в песне поется: «Ушгульцы звери, ушгульцы чудовища! Почему вы убиваете старого Путу?»

— Знаю.

Мать тоже утвердительно кивнула головой.

— Ну вот, эта песня о Путе Дадешкелиани, — продолжал отец. — Давно это было. В 1547 году. Все свободные сваны знают тот год. Хитрый князь Пута Дадешкелиани вздумал обманом покорить вольных сванов. Но сваны раскусили его хитрость и решили отомстить за коварство. Они пригласили к себе в гости Путу. Князь долго не соглашался и пошел только на том условии, что ушгульцы оставят у него в доме двадцать заложников во главе с сыном ушгульского старшины. Угостили его на славу. Вино лилось рекой.

Но тем временем в церкви, что стоит на ушгульском холме, шли приготовления. Каждый ушгулец отрезал кусочек свинца от своей пули, и из этих кусочков была отлита одна пуля. Весь народ, все село брало на себя позор за нарушение законов гостеприимства. Пулей этой зарядили ружье и укрепили его в церкви, а к его курку привязали длинную веревку.

Пир был в разгаре. Князь пил вино, а из церковной двери оружие ждало только сигнала. Много хитрых и лживых слов сказал Пута ушгульцам. Наконец встал тамада, приказал: «Подайте нам красного вина, хозяева!» — и ушгульцы потянули за веревку смерти. Княжеская кровь обагрила лужайку у церковной ограды.

С тех пор на страх всем, кто посягает на нашу свободу, в той церкви хранится одежда Путы Дадешкелиани, или, как его зовут у нас, Дачкелиани. Хранится и веревка, которой тянули за курок ружья. И с того года никто не мог сломить свободы нашего народа. Только царь сумел опять-таки хитростью добиться от нас присяги. С тех пор пришли к нам эти проклятые приставы.

— Несчастный Пута, где же его похоронили? — как всегда, сердобольно спросила мать.

— Не знаю. — Отец встал с места. — Я на том  пиру не был, и слава богам, что не был. Ведь это происходило триста с лишним лет назад.

Отец принялся готовиться в дальнейший путь.

И опять началась длинная, опасная дорога. Впереди снова шел Реаш, следом за ним гуськом все наше семейство.