— Да, в Дали переселяюсь.

— Ты знаешь, что все перевалы заняты бандитами? — спросил тот, которого звали Ило. У него были такие густые рыжие усы, что, когда он говорил, не было видно, открывает он рот или нет.

Но отец почему-то не обратил на это внимания, даже не улыбнулся. Я же не смог сдержать смеха. Отец цыкнул на меня и продолжал:

— Пусть грабят. У меня ничего нет.

— Убьют тебя и твоих птенцов. Бандиты — это княжеские сторонники, а братья твои, Коция, сторонники Сирбисто, — покачав головой, сказал Косда. — Об этом все знают...

— Если бы князья хотели меня убить, то сделали бы это сегодня, когда я проходил по их владениям, — возразил отец, поглядывая на мать, приготовлявшую еду.

— Ты говоришь, как поп, тебя не переговорить, — махнул рукой Ило. — Разве не знаешь, что они бьют только из-за угла? Зачем убивать при всех? Врагов нажить? Кровь задолжать? У князей совести нет, а ума хватит. Ну, как хочешь. Счастливого пути!

Путники надели шапки и, еще раз простившись, ушли.

— Давайте поедим последний раз мяса, пока бандиты не отобрали, — пошутил отец.

Но мать не была склонна к шуткам.

— Ты все шутишь. У вас в роду все такие. А я не хочу губить детей, — с необычайной решительностью проговорила она. — Завернем к моему брату Деавиту и переждем там до лучших времен.

— Ты с ума сошла? — вытаращил глаза отец. — Что с тобой?

У матери был скромный, тихий нрав. Никогда ни в чем она не перечила мужу. А теперь вдруг стала командовать:

— Ни на какие перевалы я не полезу и детей не дам!

— Говорят, разъяренный ишак льва растопчет, — махнул рукой отец после долгих споров с матерью. — Не драться же мне с тобой. Айда в Ленкхери к Деавиту!

Деавит Чкадуа, брат моей матери, жил в Ленкхери — селе, расположенном на самой границе Сванетии и Мингрелии. Туда-то мы и повернули.

Непрошеные гости радуют сердце неожиданностью

В горы медленно прокрадывался вечер. Он зарождался внизу, у берега реки, переползал на крутые склоны гор, заросшие деревьями, цеплялся за каменные глыбы. Он успел уже покрыть сумраком горы, только вершины их еще купались в последних лучах солнца.

Сегодняшний вечер напугал нас, измученных тяжелыми переходами, — впереди было село Ленкхери, где мы должны были отдохнуть. Село вплотную подошло к реке Ингур, и хотя вечерние сумерки и поглотили его очертания, все же я отметил, что оно совершенно не похоже на наше Лахири.

Первое, что бросалось в глаза: в нем не было каменных башен. Домов сквозь густую зелень садов почти не было видно. Сады широко разошлись в обе стороны от домов.

Дорога спустила нас в село. Но и теперь дома разглядеть было трудно, и если бы не заборы, шагавшие вместе с нами по обе стороны от дороги, и не собачий лай, то трудно было бы догадаться, что мы уже в селе.

Все были измучены дорогой, но более всего досталось маленькой Верочке, хотя передвигалась она попеременно на руках то у отца, то у матери, а то и на тюке, привязанном к спине усталого Реаша.

— Уай, Деавит! — неожиданно воскликнула мать, обернувшись к проезжавшему мимо нас всаднику.

— Как? Это вы? — изумленный всадник мигом соскочил с лошади. — Я бы скорее мог ожидать здесь встретить обломки Ноева ковчега, чем вас. Куда вы идете?.. Ах, понимаю! — громко рассмеялся дядя, целуя то меня, то Верочку. — Вы, видно, идете вслед  за приставом. Очень жалко кровопийцу, но далеко придется за ним идти...

— Подожди, не шути, — прервал отец, — О каком приставе ты говоришь, о нашем или вашем?

— О нашем. А может, и о вашем тоже, — продолжал смеяться веселый дядя. — Созвал нас сегодня пристав и давай заставлять присягать на верность царю, а потом вдруг прибежал один из его холуев да на ухо стал что-то шептать. Пристав как подскочит от страха, сел на коня и ускакал, а за ним и все его холуи. Вот я и решил, что вы тоже за ними...

— А ты не знаешь, почему он убежал? Что говорят?

— Черт и то, видно, не знает, почему.

— Пусть за приставом несчастья идут! — мрачно отозвалась мать.

— Понимаю, вы идете ко мне в гости, — спохватился дядя. — Давно бы так! А то Коция увез сестру в свое каменное Лахири и годами не показывает.

Дядя подхватил меня своими сильными руками и посадил в седло. Вслед за мной на лошадь посадили Верочку.

— Держись крепко, — предупредила мать.

Но Верочке почему-то не захотелось ехать на лошади. Она захныкала

— А у нее характер, оказывается, как у Хошадеде, — продолжал свои шутки дядя, усаживая девочку к себе на плечо.

Как только мы тронулись в путь, отец поведал дяде причину нашего появления в Ленкхери.

— Переселиться из ваших бесплодных мест в Дали — это ты неплохо придумал, — внимательно выслушав отца, сказал дядя. — Но сейчас перейти через Хварский перевал нельзя: вы из Лахири, а всё лахирцы — Иосселиани, бунтари и враги царя и приставов, об этом даже в Анакрии знают.

В Сванетии считается, что если о чем-нибудь известно в Анакрии, то, значит, уже весь мир знает, хотя этот небольшой поселок, находящийся на  берегу моря у устья реки Кодор, расположен всего лишь в каких-нибудь ста километрах от центра Сванетии — Местии.

— Время такое, — продолжал дядя, — что князья, которых мы считали родственниками богов, оказались самыми обычными бандитами. Переживите у меня зиму, а потом продолжите путь. К тому времени эртоба закончится.

— Не надоедим ли мы тебе? — Отец пристально заглянул дяде в глаза.

— Как тебе не стыдно? — обиделся дядя. Его смуглое лицо покраснело. — Что с тебя взять, ты же из каменного Лахири! — махнул он рукой.

Я мерно покачивался в седле. Мне хотелось, чтобы лошадь пошла побыстрее, но она покорно следовала за дядей. Приходилось смириться. Вера удобно примостилась на широких дядиных плечах. Длинный путь не утомил и отца. Он шел бодро, с высоко поднятой головой. Только мать шагала тяжело и устало, прихрамывая на левую ногу.

— Чем ты собирался кормить семью в Дали? Ведь скоро зима.

— Устроил бы их, а потом с Реашем вернулся бы в Лахири за своей частью урожая.

— Пусть старики хоть один раз в жизни поедят вдоволь. У меня в этом году кукурузы, как никогда, много. На всех хватит и даже останется, — дядя сверкнул своими карими глазами. — Вы мне только убрать ее поможете.

В Лахири, как и почти во всей Вольной Сванетии, кукуруза не вызревала, сеяли только рожь, просо, чечевицу и изредка пшеницу. В Ленкхери выращивали исключительно кукурузу. Остальные посевы уничтожались какими-то вредителями, бороться с которыми никто не умел. Единственный доступный сванам способ — молитвы не помогали, и люди перестали сеять что-либо, кроме кукурузы.

По обе стороны дороги, в прогалинах между деревьями и домами высокими желтыми ветлами торчали стебли кукурузы. Я с интересом рассматривал их. Дядя объяснил, где находятся плоды  кукурузы, и я ждал того момента, когда слезу с лошади и поближе разгляжу эту диковинку.

Через заборы, прямо на середину улицы, свисали неизвестные мне плоды и фрукты. Дядя коротко пояснял: «Это груши... грецкие орехи... каштаны». Но объяснения эти звучали для меня загадочно.

У дядиного дома нас ждали серьезные неприятности.

— Уай, Кати! Коция! Яро! Вера! — как ураган налетела на нас неизвестно откуда появившаяся тетя Мэайно.

Невысокая, тоненькая тетя Мэайно никак не была похожа на жену широкоплечего, красивого дяди Деавита.

— У нас дома несчастье, Деавит, — возбужденно обратилась она к своему мужу.

— Что случилось? — спокойно, но как-то сразу посуровев, спросил дядя, придерживая лошадь, которая, почувствовав приближение дома, беспокойно рвалась вперед.

— Пришли... пришли... непрошеные гости...

— Ну так что же? — перебил дядя. — «Непрошеные гости радуют хозяев своей неожиданностью». Разве ты забыла эту пословицу, Мэайно?

— Нет, это не такие... Тенгиз и его товарищи пришли...

— О-ах!.. — в один голос воскликнули отец и дядя Деавит.