Мне даже стало странно, почему я вообще не предпринял такой экспедиции раньше? Пусть даже рукопись Пинхас забрал. Кто знает, что там могло еще находиться?

Вернувшись вечером домой, я поделился этими соображениями с Сарит.

– Мне кажется, Андрей прав. Возможно, нашу пещеру стоит еще раз проверить. 

– Я давно тебя туда зову, если ты обратил на это внимание.

– Ну уж нет, Сарит, ты там один раз побывала, и будет. Дорога туда трудная и небезопасная. Оставайся, пожалуйста, с детьми.

Сарит ничего не ответила, но я видел, что она обиделась. Мне потребовалось минут двадцать на то, чтобы убедить ее в том, что это путешествие не для кормящей матери.

Уговорив Сарит остаться, я позвонил Андрею.

– Так что? – сказал я. – Я в принципе не возражаю против того, чтобы проведать пещеру?

– Командуй – когда выходим.

Два следующих дня Андрей провел в Хайфе у Гриши Кранца, а от  него заехал в Акко к  Халеду, который в середине апреля женился.

То был самый разгар операции «Защитная стена», на свадьбу к нему я, конечно, выбраться не мог и с женой его до сих пор так и не познакомился.

– Ну как было? – поинтересовался я у Андрея, когда он приехал к нам на субботу. – Как Халед? Как его Айша? Халед сказал, что она дочь маштапника из Газы. 

– Не знаю, что тебе и сказать. Скромная очень. Более чем за сутки ни одного слова мне не сказала. Я поначалу подумал, что она только по-арабски говорит. Но Халед утверждал, что она знает иврит. Она все время или на кухне, или в спальне находилась. Но, может быть, ей просто нездоровилось. Мне показалось, что она в положении.

– Какие впечатления вообще от поездки?

– Акко – очень колоритный город. Там столько старины, столько экзотики. Халед, представь, водил меня в какое-то молитвенное собрание.

– По какому они принципу там собираются? – поинтересовалась Сарит. – Тоже все маштапники?

– Не думаю, – возразил Андрей. – Видно, что людей этих объединяет что-то более значимое, чем общие неурядицы.

– Ах, да, – вспомнил я. – Халед ведь и меня приглашал, говорил, что у них там есть молитвенная группа, в которую и христиане, и евреи заглядывают.

– Бывают такие мусульмане? – удивилась Сарит.

– Я так понял, что группа эта суфистского толка, – пояснил Андрей. – Другие мусульмане действительно едва ли бы в свое собрание неверных пустили. В кафе, разве только. Халед меня ведь и в кафе арабское водил. Как христианина меня представил, о джихаде беседовали...

– О джихаде?

– Да, о джихаде. Собеседники мои отпирались, говорили: ислам всегда за мир. Но не убедили, есть это в их  религии... А у вас, кстати, идея джихада действительно отсутствует. С тех пор как ты мне это однажды сказал, я Библию тринадцать раз перечитал и нигде не встретил, чтобы Бог угрожал народам каким-нибудь наказанием за поклонение идолам.

– Тринадцать раз? Откуда такая точность? Ты что,  зарубки делаешь?

– Нет, просто читаю, согласно баптистскому патенту, по три – четыре главы в день и так за год прохожу все Писание. Это, разумеется, сверх чтения по зову сердца. Только за последний год я думаю, что перечитал Евангелия не менее десяти раз. И ведь, представляешь, постоянно нахожу какие-то новые разночтения между Иоанном и синоптиками!

– Я, кстати, тоже еще кое-что обнаружил в пользу того, что твоя рукопись связана с кумранской сектой, – сказал я Андрею.

– Вот как?

– Да. Есть подтверждение тому, что Учитель Праведности – это действительно Йешу ха-Ноцри, отлученный рабби Йегошуа бен Перахией.

– Что же это за подтверждение?

– Я отыскал в кумранских текстах одно место, которое удивительно перекликается с тем отрывком из трактата Сангедрин, в котором Йешу подвергается херему. Это как будто другой взгляд на ту же талмудическую историю. Талмуд сопоставляет конфликт Йешу и его учителя рабби Йегошуа бен Перахии с конфликтом пророка Элиши и его слуги Гехезии. Элиша отправился за Гехезией в Дамаск, где услышал от него те самые слова, которые потом Йешу повторит своему учителю Йегошуа Бен Перахии: «Разве ты не учил меня, что тем, кто совратил многих, не предоставляют возможности покаяния?»

Но и «Дамасский документ» проводит ту же самую параллелль! В нем Учитель Праведности  – читай Йешу, – отлученный «строителем ограды» – читай рабби Йегошуа бен Перахией, – также сопоставляется со своим собратом и предтечей по херему – Гехезией. Но, если в Талмуде Гехезия стоит в общем ряду с теми, кому «нет удела в мире грядущем», то есть в компании с Ахитофелем и Биламом, то в «Дамасском документе» он упомянут вместе с Барухом – верным слугой пророка Йеремии, а Дамаск, в который Гехезия бежал,  превращается для Учителя Праведности в символ «Нового Завета»... И твоя рукопись, Андрей, прекрасно в эту концепцию вписывается, то есть  подтверждает, что Йешу из Нацрата, описанный в Талмуде, и есть Учитель Праведности. 

– То, что рукопись пропала, – это просто ужасно, – стал сетовать Андрей. – Она действительно могла бы изменить мир. Как минимум мы бы узнали, с чем имеем дело, а теперь нам остается только гадать. Такие теории с тобой возводим, и не известно на чем… Слушай. А ты знаешь, что твой Сергей пошел по стопам Рене Генона и принял ислам?

– Вот это да!

– Причем тому уже год. Просто он тебе не сообщал.

– Да я с ним уже два года не контактирую… У меня с ним в Израиле была еще одна встреча. Он меня в свою евразийскую веру агитировал...

Я в подробностях пересказал, как Сергей предложил мне читать антисемитские журналы...

– До сих пор понять не могу, зачем он вообще ко мне подбирался со своим евразийством? Ты понимаешь?

– Возможно, для алиби, – сказал Андрей. – Как отмываются нечистые  деньги, так же отмываются и нечистые идеи. Если антисемит оказывается связан с кем-то из евреев, хотя бы сколько-нибудь представительным, он сразу же обретает видимость благопристойности и политической корректности… Власти отказываются легализовать евразийцев, а значит, благосклонный кивок со стороны еврейского истеблишмента им бы очень мог пригодиться. Кстати, даже в вашей израильской прессе сообщали, что несколько неумных еврейских авторов писали статьи для евразийских журналов. Ты, возможно, у евразийцев в кандидатах на такого остолопа какое-то время фигурировал.

– Я редко на русском языке газеты читаю, а в ивритской прессе мне такое не попадалось.

– Так вот. Какого-то сотрудничества с некоторыми евреями им добиться удалось.

– Я не удивляюсь. В Израиле экстремистов хватает. Как говорится, чем правее – тем глупее, чем левее – тем подлее… До сих пор на отмывании  антисемитизма левые специализировались:  я слышал, что на обысках у неонацистов полиция часто обнаруживает  брошюры  израильских профессоров – ненавистников Израиля... Но теперь, выходит, и какие-то правые туда же подались.... Я  действительно вспоминаю, что видел в тех журналах, которые мне Егоров подсунул, статьи о «хорошем» иудаизме, от которого уже, мол, рукой подать до  «крови и почвы».

– А как там, кстати, его знакомая поживает? Ольга?

– Не знаю — пожал я плечами, – она мне звонит периодически, о тебе спрашивает, но, если честно, у меня душа не лежит с ней общаться...

 Между тем Андрей, видевший Ольгу всего один в раз жизни, вынес о ней  как раз весьма лестное впечатление.

– Не знаю, чего ты ее так невзлюбил, – удивился Андрей. – Мне она показалась толковой.

– Если хочешь, я дам тебе ее номер. Можете встретиться, – предложил я.

Когда вышла суббота, я разыскал Ольгин номер и дал его Андрею.

Они проболтали по телефону минут пять, после чего Андрей, к полной моей неожиданности, пригласил Ольгу заехать ко мне на Инбалим.

– Объясни ей, как добраться, – сказал Андрей, протягивая мне трубку.