"Еще не поздно убежать! Жалкий трус! Чего ты боишься? Почему трясешься за никчемную, никому не нужную жизнь? Тоже мне! Тумана испугался. Ну же! Скорее! Вставай! Беги к майору Гудкову: там тепло, там светло, там водка… много водки… Там тебя ждет паук, вонзающий жало в сердце…"

Игнорируя инстинкт самосохранения, сижу на месте. Дрожа всем телом, зачарованно смотрю, как сумрачное чудище подбирается все ближе. Всего лишь туман… Пусть… Будь что будет! Да быть-то ничего не может!…

Вот он коснулся моих ног, забрался в старенькие кроссовки, штанины… вонзая ледяные клыки в живую плоть. Первыми отказали ноги. Я рефлекторно попытался встать, броситься прочь, но сил не хватило. Закружилась голова. Вспышка яркого света. Ведущая к горизонту дорога…

"…Вдоль дороги лес густой с Бабами Ягами, а в конце дороги той – плаха… плаха…" Моя плаха…

Ну надо же! Как все просто!

Чересчур много накопилось в душе за последнее время злости и безнадеги. Иначе вряд ли столь безрассудно сунулся бы в драку. Да и кто мог знать, что все настолько серьезно? Подумаешь, тоже мне, событие! Трое подвыпивших, разодетых с ног до головы в потертую кожу и металлические побрякушки рокеров пристают в небольшом приморском баре к стриженой рыжеволосой красотке и ее довольно внушительного вида бой-френду.

Ну какое мне дело? Бери пример с отвернувшегося бармена. Жуй потихоньку свой бутерброд с жилистой говядиной да запивай кислющим апельсиновым соком. И пусть девица сколько угодно вопит: "Стас! Стас!", пока бородатый двухметровый громила оттягивает ее от барной стойки. А Стас тем временем пытается вырваться из крепких "объятий" его дружков.

Да и не было ничего рыцарского в моем порыве… Просто слетел с тормозов, отвязался по полной… Слишком долго терпел, сдерживался…

Не дожевав бутерброд, опрокидывая стулья, закусив удила, глупым жеребчиком ринулся в бой. Схватил за плечо не слишком галантного кавалера, резко развернул к себе и прочел в его на удивление трезвых глазах, что поступил весьма и весьма опрометчиво. Холодный, расчетливый, бездушный взгляд профессионала пронзил меня насквозь.

"Да они такие же рокеры, как я святой отец!" – подумал, едва успевая уклониться от просвистевшего мимо виска тяжелого кулака. В ответ ударил коленом в пах, затем на услужливо подставленный затылок обрушил подхваченную со стойки пустую бутылку. От удара она разлетелась вдребезги. Бородатый рухнул мне под ноги.

Почти сразу же раздался хлопок выстрела. Не стоило Стасу шалить с пистолетом… Ох, не стоило! Тем более что выстрелить все равно не успел.

Теперь бой-френд рыжей, неестественно закатив глаза и судорожно глотая воздух, прикрывая ладонью быстро расползающееся на груди кровавое пятно, валился на спину. Он бы рухнул как подкошенный, но его подхватил рокер, пытавшийся вырвать пистолет. Ну а стрелок тем временем уже перевел тяжелый не оставляющий сомнений взгляд на мою скромную персону: "Сейчас отправит вслед за Стасом". Что есть силы швырнул ему в лицо горлышко разбитой бутылки. Да так ловко, что оно застряло в шее. И тут же прыгнул на освободившегося от Стаса рокера. Сбил с ног, перехватил руку с пистолетом, а локтем ударил в кадык. Перстневидный хрящ, не выдержав, жалобно треснул. Тело, пару раз судорожно дернувшись, обмякло. И вновь, слившись воедино, раздались два хлопка. Рыжая на мгновение опередила освободившегося от стекляшки стрелка. Теперь и он лежал на полу. На месте правого глаза зияла дыра. Оттуда медленно вытекала темная, почти черная кровь, лицо обезобразил жуткий оскал смерти.

"Неплохой выстрел, – подумал я вставая, – вот уж никак не ожидал такой прыти".

Но то, что случилось дальше, удивило еще больше: девушка, даже не изменившись в лице, словно шелудивую собачонку, пристрелила зашевелившегося у стойки бородатого, а потом и другого, со сломанной трахеей.

Затем посмотрела на меня. По спине пробежал холодок: "Пожалуй, сейчас, убирая лишних свидетелей, нажмет на спусковой крючок еще раз". Но, видимо, подумав, что успеет еще это сделать, бросила, словно стеганула:

– За мной, быстро, через пять минут здесь будет полно лягашей!

"Да!… Сентиментальностью малышка явно не страдает! А о чувстве благодарности и говорить не приходится…"

Но прежде, чем последовать за ней, я наклонился и вытащил бумажник у одного из "рокеров", а, немного подумав, подобрал и пистолет. Выглянувший было из-за стойки бармен, мигом исчез. Можно не сомневаться, теперь все свалит на меня. Чего не видел – то придумает.

Выскочив на улицу, едва не сшиб с ног зазевавшегося прохожего, зато успел запрыгнуть в заведенную машину. Она с визгом сорвалась с места.

– Я сказала "быстро!", – змеей прошипела "малышка". – Дурак, что ли?

Похоже, она уже пожалела, что не пристрелила меня в баре. Злить ее пока не резон. Но и речь моя еще далека от совершен-ства. С чудовищным акцентом, немного заикаясь, пробормотал:

– Хотэл взят…т докумэнт… Вдруг узнаэм, кто напал,… мэм!

В подтверждение своих слов показал трофей.

На этот раз я был удостоен более внимательного взгляда пронзительных карих глаз.

Презрительно прищурившись, рыжая проворчала:

– Иностранец? Албанец? Давно здесь?

– В…всэго пару днэй! М…мэм! Н…но я умный… б…быстро н-научус…

– Ты вначале, умник, доживи до завтра.

И поверьте, фраза, сорвавшаяся с нежных уст, совершенно не показалась мне пустой угрозой, скорее констатацией факта. На перекрестке мы едва не врезались в фуру, после чего рыжая стала вести машину осторожней, не отвлекаясь от дороги.

Наконец я получил возможность рассмотреть ее получше.

Короткая, аккуратная стрижка, челка почти закрывает высокий упрямый лоб. Большие карие глаза, тонкие черные брови и длинные пушистые ресницы. Ровный тонкий носик, несколько пухлые нежные губы без следов помады. Скулы хотя и великоваты, однако придают лицу своеобразие, не портя целостности образа. Отталкивали, нет даже не отталкивали, а настораживали жесткие морщинки в уголках губ да холод неестественно блестевших глаз. Вцепившиеся в руль по-детски тонкие пальцы заметно дрожали.

Интересно, способно ли такое "существо" по-настоящему любить? Фигура легкая, спортивная. Грудь маленькая, упругая, не нуждающаяся в бюстгальтере, просвечивает точками сосков через тонкую шелковую блузку. Потертые джинсовые бриджи чуть ниже колена сидят словно влитые, ни единой складки. На ногах легкие кожаные туфельки со шнуровкой выше голени.

Оставив позади центр города с рекламой, многоэтажными домами, ровной асфальтированной дорогой мы выехали на окраину, и теперь петляли по узким улочкам, трясясь на ухабах проложенной еще в прошлом веке каменки.

– Не разевай свой слюнявый рот! – пренебрежительно фырк-нула "мэм", заметив мой оценивающий взгляд. Брезгливо наморщила носик, давая понять, что душок от меня… не ахти… – И не отставай, второй раз ждать не стану… умник.

Она вдруг резко затормозила, и я треснулся лбом о переднее стекло, да так, что искры брызнули из глаз. Похоже, "мэм" это только развеселило.

– Пистолетик-то свой, на всякий случай, спрячь, – довольно хмыкнула она, вынула ключ зажигания и, взяв белую кожаную, расшитую бисером сумочку, вышла из машины.

"Вот стерва! – подумал, ставя пистолет на предохранитель и убирая за пояс под рубашку. – Ну ничего, придет время, со-чтемся".

На этот раз гнаться за ней не пришлось. Шла рыжая не оглядываясь, преисполненная спокойного достоинства, не замечая редких прохожих. Я же брел сзади, подобно бездомной собачонке, приставшей к леди в надежде на подачку.

Миновав проходной дворик, вышли к небольшому причалу.

Море встретило утробным ворчанием. Огромный, мощный зверь благодушно дремал у наших ног. Полуметровые волны, одна за другой накатывали на берег. Перебирая, словно четки, мелкие камушки, оставляя за собой белесый след, обессилев, недовольно шипя, вновь возвращались в родную стихию. Им бы разгуляться, вспенить буруны, отогнать прочь нахальных шумных чаек. Только дождаться бы свежего ветра… – того, что придаст сил, разбудит спящего великана…