По окончании сезона Мейерхольд, Петровский и Озаровский предприняли совместную поездку за границу. Эта поездка режиссеров (Мейерхольдом до конца не доведенная) и последующее участие Мейерхольда в экскурсии проф. Ф. Ф. Зелинского в Грецию дали Мейерхольду огромный запас новых впечатлений. Поскольку эти поездки нашли свое отражение в письмах Мейерхольда, мы отводим им отдельную главу.

Поездка режиссеров. — От Мальме в Гамбург. — В Гамбурге. — Кельн. — Возвращение в Россию. — Послание «Рехидору Башенного театра». — Экскурсия учеников Ф. Ф. Зелинского в Грецию. — Участие в ней Мейерхольда. — Отъезд. — Дорога. — Константинополь. — Путь к Дарданеллам. — Смирна. — Афины. — Акрополь. — Микены. — Дельфы. — Прощание с Грецией. — Флоренция. — Театр Крэга «Arena Guidoni». — Выступления итальянских футуристов. — Мюнхен. — Ф. Ведекинд. — Театр марионеток. — «Сумурун» у Рейнгардта. — «Русский сезон».

Маршрут поездки Ю. Э. Озаровского, А. П. Петровского и В. Э. Мейерхольда сложился следующим образом: Петербург — Гельсингфорс — Стокгольм — Мальме — Киль — Гамбург — Кельн — Париж — Петербург.

Письмо Мейерхольда от 15‑го мая из Кельна дает следующие путевые впечатления:

… Путь по Швеции повторил нам русский пейзаж. Приехали в Malmц в 10 час вечера. С поезда на электрическом трамвае мы переехали на пристань. Там ждал нас чудовищный пароход. На палубе стояли два поезда (вагонов в 7 – 8 каждый), нагруженные лесом и еще каким-то товаром. Гигант этот пустился в путь по волнам морским в Копенгаген и привез нас туда часа через полтора. Была холодная ночь и маяки, тревожно мигая и звоня, отрывали от действительности, волновали туманом грез. От Копенгагена в Korsтra по железной дороге, от Korsцra до Киля опять пароходом. Опять море. Не хотелось сходить с палубы. Киль германский Кронштадт. Военный порт. Из Киля в Гамбург. Гамбург сказочно прекрасный город. Убил все города, которые мне довелось когда-либо видеть. С одной стороны город машин, с другой город красивых улиц в духе Каменноостровского проспекта. Озеро посредине города. Парки. Славная архитектура. Единственный в мире зоологический сад по богатству пород. Там мы видели представление «дикарей» с острова Samoa. Какие танцы! какие песни! какие тела! Представление в зоологическом саду на открытом воздухе. Сначала игра в мяч, потом обрядовые песни, потом воинственные шествия, потом купания. В Гамбурге осматривали порт и океанские пароходы. Из Гамбурга выехали в четыре с половиной дня, 14‑го мая. Приехали в Кельн в тот же день в 11 с половиной часов ночи. И тотчас же пошли к площади кельнского собора. Взглянув на него можно заплакать.

На открытке, посланной из Кельна, Мейерхольд пишет:

Только что из картинной галереи. Видел Дюрера. Восхищен Бегасом (1794 – 1854). Влюблен в S. A. D. Ingres. Видел наумбургские статуи, подсказавшие Харту действующих лиц для его «Шута Тантриса».

В Париже Мейерхольд пробыл всего несколько дней и, вызванный срочными делами в Россию, 21‑го мая уже вернулся в Петербург.

В Петербурге возвращение Мейерхольда весело приветствовал кружок Вячеслава Иванова, и ему было вручено за подписью Ю. Верховского, Веры Ивановой-Шварсалон, Вячеслава Иванова, В. Княжнина, Н. Крамей, М. Кузмина, В. Лачинова, Б. Мосолова и В. Пяста стихотворное послание, не успевшее уйти в Париж.

На заглавном листе стояла миниатюра работы Л. В. Ивановой, изображавшая башню на зеленом поле, а все обращение было адресовано Рехидору Башенного театра. Первые два куплета были написаны Б. Мосоловым и В. Ивановой-Шварсалон, третий и четвертый М. Кузминым, пятый Вячеславом Ивановым, шестой и седьмой В. Пястом и восьмой Ю. Верховским. Приводим полностью этот коллективный труд, прекрасно передающий веселый дух кружка Башенного театра:

По бульварам по заморским,

После скандинавских гор,

Ты гуляешь с Озаровским

И с российской Айседор.

Познакомившись с Островским,

Собраны под сенью «Ор»,

Стихоплетствуем с Верховским

В честь твою, наш Рехидор.

После долгих дней разлуки,

Теплых дней, дождливых дней,

Позабыв: один — науки,

А другие — тьмы затей. —

В мае, слушая на Башне

Сервантеса милый вздор,

О тебе вздохнул всегдашний

Наш кружок, о Рехидор.

Будь ты дальше, будь ты ближе,

Всем нам близок, милый друг.

Знаем, знаем: ты в Париже

И не явишься к нам вдруг.

Но тоскует рой комедий:

«Где твой бдительный надзор?»

Всех веселых интермедий

Арагонский Рехидор?

Принялися мы за чтенье

Сервантеса в этот раз.

Все манит воображенье…

Да, «театр чудес» у нас.

Что порой и не удастся,

Умственный дополнит взор;

Мыслью мощною задастся

Наш великий Рехидор…

Так! Не эллинских трагедий

Мы твердим высокий хор,

Но кастильских интермедий

Скоморошливый узор, —

Исполнители последней,

Нам завещанных, с тех пор,

Как для западных соседей

Нас покинул Рехидор.

Мы пируем… Что же с нами

Нет гигантского вождя.

Ах, балтийскими волнами

Схвачена его ладья.

Что ж испанского театра

Не пополнен наш собор.

Он вернется — завтра, завтра,

С рощ привольных Рехидор.

Завтра, завтра. Но сегодня

Шлем в залог ему привет.

Знай испанской благородней

Нации на свете нет.

Будем немы. Верным стражем

Наших планов коридор

Охраним, — и не расскажем

Никому, наш Рехидор…

О, избранник Мельпомены,

Дивный мастер Мейерхольд.

Ты, создавший в храме сцены

Лик Тристанов и Изольд.

Вечно будь любимцем граций —

И прости похвал задор, —

В блеске рамп и декораций

Маг и жрец, о Рехидор!

Ночь на 17‑е мая 1910 г.

Прервав весеннюю поездку, Мейерхольд в тот же год снова побывал за границей. Ему представилась возможность принять участие в экскурсии учеников и учениц проф. Ф. Ф. Зелинского в Грецию, и по совету Вячеслава Иванова он решил ехать. В письме от 31‑го мая он так сообщает о принятом решении:

… Я еду в Грецию с экскурсией под руководством проф. Зелинского. Вяч. Ив. требовал, чтобы я ехал… Я увижу Грецию сквозь призму Зелинского. Редкий случай. Не воспользоваться — совершить преступление. Здесь я не только увижу, но и научусь. Я буду знать то, что вычитывать из книг надо годами.

Экскурсия отправилась в путь 31‑го мая в 9 час. 5 мин. вечера. Каждый из дней поездки отмечен в письмах Мейерхольда. 2‑го июня Мейерхольд среди прочих подробностей пути сообщает: «Вчера и до станции “Луненец”, и после этой станции, Зелинский говорил в вагоне о Константинополе, об исторических сменах вокруг него, о памятниках и проч. Он сидел на верхней лежанке, опираясь ногами на поставленный ребром чемодан. Вчера лекция Зелинского — это было самое значительное в дне».

2‑го вечером экскурсия приехала в Одессу, а 3‑го выехала в Константинополь на пароходе «Чихачев». В этот день «вечером в 7 ¹/₂ Зелинский читает лекции о святой Софии в Константинополе. Слушаем его не только мы. Ют полон слушателей». Постепенно Мейерхольд втягивается в студенческую среду и с радостью сообщает, что он и студенты одно целое.

4‑го утром пароход вошел в Босфор. О приезде в Константинополь Мейерхольд пишет: