В тех же самых номерах газет и журналов, где печатались подробные корреспонденции о русских спектаклях в Париже, в беглых хроникерских заметках стали появляться сведения о том, что образовался кружок молодых писателей, художников и музыкантов, которые будут устраивать спектакли под режиссерством Мейерхольда, для чего снят Б. К. Прониным театр-казино в Териоках. В качестве участников кружка назывались г‑жи Блок, Веригина, Слонимская, Чекан и гг. Голубев, Мгебров, Подгорный, Лачинов, Сазонов, Гибшман и др.

Все эти сведения оказались правильными: указанный кружок действительно образовался и под наименованием «Товарищество актеров, художников, писателей и музыкантов» приступил к действиям. Кроме перечисленных выше лиц, в Товарищество вошли художники Ю. М. Бонди, Н. И. Кульбин, Н. Н. Сапунов, готовивший в это время эскизы для «Принцессы Турандот» в театре Незлобина, автор «Арлекина — ходатая свадеб» В. Н. Соловьев, композитор Ю. Л. де Бур и поэт М. А. Кузмин.

В мае ближайшие участники Товарищества переселились в Териоки, где на берегу моря была снята для всех большая дача. А. А. Блок, наезжавший часто в Териоки (в Товариществе участвовала его жена), об этой театральной даче пишет: «Сначала сидели на театральной даче. Она большая и пахнет, как старый помещичий дом. Все вместе ели, пили чай, ходили по их огромному парку… Духа пустоты нет — все очень подолгу заняты. Все веселые и серьезные».

Сам театр к открытию был приукрашен. Н. И. Кульбин сделал новый занавес на лентах. На нем была изображена выглядывающая из-за угла портьеры фигура в маске с вытянутой рукой, в которой она держала цепь из улыбок. Над зданием казино развевался театральный флаг, сшитый по эскизу Сапунова.

На лиловом фоне — белый улыбающийся Пьеро. Брови его сдвинуты, но он весел, — складки губ образуют ироническую усмешку. Когда флаг был сшит, Сапунов расписал его красками. Но краски недостаточно еще высохли, как кто-то, быть может, сам художник, задел флаг рукавом. Краски немного сдвинулись с места, исчезла ироническая усмешка и ее заменила трагическая складка губ, знаменующая страдания и предчувствия смерти. (В. Н. Соловьев.)

Открытие назначено было на 3 июня. На афише стояло три пролога: Кульминанти (Кульбин), Дапертутто (Мейерхольд) и Ансельми (Мгебров). Сам спектакль состоял из пантомимы «Влюбленные» (с декорациями Кульбина), интермедии Сервантеса «Два болтуна» и арлекинады «Арлекин — ходатай свадеб», также с декорациями Кульбина. Затем шло концертное отделение. О самом открытии Блок писал: «Театр небольшой был почти полон, и хлопали много. Мне ничего не понравилось. Правда, прекрасную и пеструю шутку Сервантеса разыграли бойко. Спектаклю предшествовали две речи Кульбина и Мейерхольда, очень запутанные и дилетантские. Содержания, насколько я сумел уловить — очень мне враждебного (о людях, как о куклах, об искусстве, как о счастьи)».

Центральною частью первого вечера был «Арлекин — ходатай свадеб». Мы писали в предыдущей главе, как эта арлекинада шла зимой в Петербурге. М. Бабенчиков в своей статье, посвященной териокскому театру («Новая студия», 1912, № 7) дает нам описание летней редакции.

По свидетельству Бабенчикова, обстановка была упрощена до крайности, костюмы были пестры с преобладанием коричневато-красного, желтого и зеленого тонов. Арлекин был одет в черное.

Задний занавес — фон действия — небо с нарочито грубо написанной на нем частью черепичной крыши, по узкому гребню которой не то карабкается, не то умостился на нем вымазанный в муке арлекин, бросающий пригоршнями звезды. Ниже, у самого края крыши, виднелась изогнутая фигура другого летящего вниз головой арлекина, а по бокам, с двух сторон, на фоне густого синего неба отчетливо высовывались слева желтый глупый диск луны, справа — маска.

По обеим сторонам сцены стояли ширмы с написанными на них веером, масками, бубном. В раскраске ширмы, занавеса преобладали зеленый, синий, серебряный и желтый цвета. Все это делал Н. И. Кульбин.

О характере игры М. Бабенчиков писал:

Движения актеров, их мимика, жесты были четки, легки, если южно так сказать, чеканны (жест Панталона, когда он разлучает любовников). Движения отдельных персонажей, например, главного и типичнейшего для пантомимы Арлекина, развязны, задорны и не лишены известного фиглярства (в сцене со стариками, Панталоном и доктором, в сцене с автором), движения автора манерны и размеренны. Читка его (произнесение пролога) с выкриками и паузами — характерна для арлекинады.

Из отдельных сцен Бабенчиков указывает на те, где особенно подчеркивалась связь зрителя с театральным действием. Это — «обращение автора в начале и в конце спектакля к публике, совместная сцена — убегание в зал автора и Арлекина и момент, когда после этого по возобновлении игры автор располагался на краю просцениума». Одна из сцен была целиком построена на шутках, свойственных театру. Это была сцена, когда Сильвио отрубал деревянным мечом бумажный нос Панталона, а доктор приставлял ему новый нос. Музыка, сопровождавшая отдельные моменты арлекинады, была составлена по Гайдну и Аррайя.

Для второй постановки Товарищество остановилось на «Хозяйке гостиницы» (давшей всего 40 руб. сбору), для третьей на пьесе Уайльда «Что иногда нужно женщине» в постановке В. Мейерхольда и в декорациях Н. И. Кульбина, для четвертого спектакля шли в постановке Владимира Соловьева («Вольмара Люсциниуса») — «Саламанкская пещера» и «Ревнивый старик» Сервантеса. Обе интермедии были поставлены в традициях литературного балагана, с полным устранением бытового элемента. Постановка была на ширмах, которые для «Саламанкской пещеры» были окрашены в коричневато-красный тон с нарисованными на них арбалетами и оружием. «Построение фигур было строго геометрическое в “Саламанкской пещере” — главное действующее лицо в центре. В читке стремились передать певучесть испанского языка».

На 29 июня — «день Петра и Павла» — Товарищество назначило большое маскарадное представление, для подготовки которого была избрана специальная распорядительная комиссия, в состав которой вошли: Соловьев, Сапунов и несколько других членов Товарищества. Соловьев вспоминает о том, как мыслился маскарад Сапунову:

Заседания комиссии, согласно установившейся традиции, происходили на эспланаде, перед казино, где помещался театр Товарищества. Сапунов принимал деятельное участие в этих заседаниях. Он настаивал на том, чтобы вся обширная программа маскарада «Веселая ночь на берегу Финского залива» была распределена между отдельными балаганами. Его занимала мысль, что в одном из балаганов должна быть показана публике «настоящая испанская драма» — «Сила любви и ненависти». Дело представлялось ему так. Зрители, желающие увидеть испанскую пьесу, входят в небольшое помещение. Когда, утомленные долгим и тщетным ожиданием представления, они начинают выражать свое недовольство, занавес с купидонами взвивается, и глазам зрителей открывается второй занавес. На нем нарисована дурацкая рожа с чрезмерно вытянутым носом, а под нею подпись: «Вы, требующие исполнения испанской пьесы, не доросли еще до ее понимания. В награду за уплаченные в кассу балагана деньги вы можете бесплатно увидеть свое собственное изображение».

Вообще, Сапунов в это время очень любил говорить «о рожах, которые могут запугать до смерти». Так, рожами городских пьяниц должен быть, по его проекту, наполнен ночной трактир маскарада. Среди участников «веселой ночи» в качестве главной дурацкой персоны Сапунову представлялся некий шарлатан, который «поспевает всюду во время». Но судьба шарлатана плачевна. К нему подкрадывается смерть — «девушка с бумажной косой», и шарлатан перестает существовать.

Его ходули падают, величественная рожа, с двумя красными кружками вместо румянца, лежит в пыли. На месте когда-то существовавшего театрального мага, в остроконечной астрологической шапке со змеей и звездами, валяется балахон, в длинных складках которого барахтается маленький человечек, предлагающий почтенной публике купить волшебные пилюли — испытанное средство от несчастной любви.