— Я знаю.

— А я знаю, что вы сделаете свой правильный выбор и без меня.

— Может быть, мне именно это и нужно было? Твоя уверенность.

— Может быть, — понял его мысль Семар и поднялся, чтобы уйти, но Харди придержал его.

— Постой, попроси Мирну приготовить тебе комнату на втором этаже.

— Не нужно. Я бы хотел остаться с Оливером.

— Ты очень привязался к мальчишке, — заметил Харди.

— Я обещал его отцу, что позабочусь о нем.

— Да, он вызывает подобные чувства. Напоминает мне одного из моих братьев, — признался Харди, а Семар удивился.

— У вас была семья?

— Почему была? Она есть. Только для них я давно мертв. Им лучше без меня, а мне без них.

— Это неправильно.

— Неправильно было бы вернуться домой таким. Страшным и искалеченным. Кому я там нужен такой? Поверь, так лучше. Пока я здесь, они получают хорошее пособие, позволяющее ни в чем не нуждаться.

— А ваша девушка? — рискнул спросить Семар.

— Мальчишка рассказал о портрете? — беззлобно нахмурился мужчина, отчего его лицо стало еще более отталкивающим. — Я знаю, она бы приняла меня и таким, любила, наверное, ухаживала и жалела. Я не для того уезжал, чтобы разбивать ее мечты, я хотел их осуществить. Для меня она была всем, смыслом существования, как я мог обречь свою любовь на жизнь жены калеки и урода? Ладно, иди уже. Этот разговор меня утомил. Я должен подумать и подготовиться к сегодняшней встрече с Чезаре.

Семар ушел, а он еще долго сидел, думая обо всем, потягивал бренди, пытаясь отвлечься от усиливающейся боли в ноге. Вопросы Семара разбередили не только физические раны, заставляя думать о прошлом, а не о предстоящем выборе. Он скучал по портрету, нестерпимо хотел увидеть ее снова, в том простом синем платье, которое на ней было в их последнюю встречу. Она была печальной, все еще не оправилась от потери родителей и умоляла его не уезжать. Но как он мог услышать ее? Он бежал за собственной мечтой, нарисованной воображением, где он бы вернулся победителем, где она бы смотрела на него с гордостью и восхищением, где он кинул бы к ее ногам весь мир, предложив жизнь, о которой она не смела бы и мечтать. Отчасти у него получилось, он стал сказочно богат, но потерял все остальное. Она вышла замуж. Когда-то это должно было случиться, ведь она не обещала ждать. А у него не осталось надежды. Ведь, зная Мэл, он понимал, что она могла стать женой только исключительного человека. И только по любви. Значит, она нашла в себе силы жить дальше, а он не смог, да и не хотел забывать.

Боги! Как же он скучал по портрету, по прошлому, в котором была она, как же он скучал…

— О, слава богам, вы появились вовремя, — благодарно прошептала Мэл, едва выйдя за дверь.

— Вам не стоило идти к ней одной, — проговорил Онор. — Леди Элиран бывает очень изобретательной.

— Да, я заметила. Простите мне, быть может, бестактный вопрос, но я не могла не заметить некоторую прохладу между вами.

— Скорее взаимную неприязнь, — хмыкнул мужчина. — Не стоит обличать правду в витиеватые намеки. И да, я ее ненавижу, как и она меня.

— Слишком сильное чувство для того, кто ее почти не знает.

— О, поверьте, я достаточно знаю эту женщину, чтобы иметь на ненависть полное право. В свое время она лишила мой род всего, даже титула.

— Разве такое возможно?

— С леди Элиран нет ничего невозможного, особенно, когда ты рискуешь ей противостоять.

— Я думала, титула имеет право лишить только король.

— Так и есть. Но если мать Солнечного принца попросит короля о личном одолжении, а тот будет слишком занят, чтобы во всем разобраться, то некоторые теряют головы, состояния и титулы.

— Кажется, вы лишились не только титула, — догадалась Мэл.

— Нет, не только, — усмехнулся он в ответ. — Я лишился семьи.

Поразительно, как много злобы таится в одной женщине. Права была Марисса, леди Элиран не способна на сострадание, понимание и любовь. Что же такое с ней могло случиться, что она потеряла все нравственные ориентиры, данные людям вместе с душой? Не может быть, чтобы она всегда была такой?

Поглощенная невеселыми мыслями, Мэл не сразу заметила на лестнице, ведущей на третий этаж, к покоям фрейлин, одиноко стоящую фигуру, и лишь приблизившись, она поняла…

— Оставьте нас, — повелительно бросил своему подчиненному принц Дэйтон. Он казался бледным, немного возбужденным, но вполне адекватным. Онор подчинился и спустился на пролет вниз. — Я слышал, моя мать вызывала вас к себе. О чем вы говорили?

— О личном, — ответила девушка и поднялась на несколько ступенек, прежде чем он преградил путь.

— О личном или обо мне? А может, это одно и то же?

— Что вы хотите услышать?

— То, что я хочу, вы никогда не скажете.

— Если вы хотите продолжить начатый на балу спор…

— Нет, нет, — перебил он. — Я бы хотел извиниться перед вами. Простите, я повел себя, как глупый мальчишка, одержимый ревностью.

— Пожалуйста, Дэйтон…

— Да, я знаю. Вы не хотите об этом слышать, а я не хочу больше молчать. Я люблю вас, уже давно, с первого взгляда, с того самого момента, когда вы прикоснулись ко мне в маленьком сестринском кабинете и согрели теплом своих рук, своей души. Выходите за меня, Мэл, и я обещаю, что сделаю вас королевой.

— Дэйтон…

— Нет, подумайте только. Вы сами говорили, что из меня бы вышел прекрасный король, и я согласен, но только с вами, или вовсе откажусь от трона, лишь бы вы были моей.

— Вы не знаете, что говорите, это вино…

— К черту все, услышьте же меня! — разозлился он и схватил ее за плечи. — Я готов подарить вам все, все, что захотите.

— Мне ничего не нужно, прошу вас, опомнитесь. Опомнитесь же, наконец! — она не сдержалась, вырвалась и ударила его по лицу. Принц отступил, уставился на нее совершенно дикими, злыми глазами, и если бы Онор вовремя не вмешался, она не знала, чем бы этот ужасный разговор закончился.

— Давайте, мы поговорим с вами, когда вы протрезвеете, — немного резко проговорила она, и, обойдя принца, направилась вверх по лестнице, но вдруг, позади услышала странный хрип.

Обернувшись, Мэл застыла от шока. Дэйтон хрипел, хватался за горло и явно не мог сделать и вздоха. Девушка кинулась к нему, как и Онор, который вовремя подхватил и опустил на ровную поверхность пролета. Принц хватался за горло, царапал шею ногтями, в глазах полопались сосуды, а она просто замерла от шока, неверия, страха, ужаса. Все произошло так внезапно, так стремительно, она не думала, просто стянула перчатки и коснулась его руки. Но прежде чем девушка успела применить магию, кто-то резко схватил ее за руки, поднял и потащил наверх. Откуда-то появились люди, придворные, слуги, гости дворца и леди Элиран. Мэл поразило тогда ее лицо, искаженное не страхом за сына, а злобой. И глаза, холодные, колючие, чудовищные, лишенные материнского тепла и сострадания. Эти глаза смотрели прямо на нее, не обещая ничего хорошего.

Только оказавшись в каком-то незнакомом кабинете, Мэл осознала, кто так бесцеремонно тащил ее наверх, кто не дал ей спасти принца.

— Зачем вы это сделали? — накричала она на Сороса, а тот просто толкнул ее в кресло, приказал сидеть и попытался разжечь камин, но у него ничего не получалось, так дрожали руки. Тогда он плеснул в два стакана спиртное, один всучил ей, а второй залпом выпил, чтобы через секунду налить еще один почти до верха. Он и этот опустошил одним махом, налил бы и третий, но тут очень вовремя в кабинете появился Андре. Кинулся к ней, внимательно осмотрел и устало произнес:

— Слава богам, живая. Иди, я посижу с ней.

Сорос рванул к выходу с такой скоростью, что ее снова затрясло, теперь уже от понимания. Это была словно вспышка, осознание того, о чем она догадывалась, но не знала наверняка. Теперь узнала.

— Сорос его отец?

— Да, — не стал лгать Андре. — Пей, нам всем сегодня понадобятся силы, а тебе особенно.