— Я не могу не согласиться. Это было бы малодушием — стоять в стороне и видеть, как погибает Его сын, Его наследие. Я не хочу сейчас об этом говорить, слишком тяжело. Лучше расскажи, как ты? Тебе нравится работать в больнице доктора Берга?

— Очень, — улыбнулась Мэдди. — Тебе бы там тоже понравилось.

— А как у тебя с мистером О Брайеном?

На этот раз Мэдди слегка замялась и порозовела.

— Кажется, у вас все хорошо.

— Он сделал мне предложение, — с некоторой неохотой проговорила она.

— Тогда почему ты не радуешься? Не светишься от счастья? Ты не любишь его? — нахмурилась Мэл.

— Как я могу быть счастливой, когда ты так несчастна?

— Глупая, ты не должна терять ни минуты отведенной тебе любви, ведь время так скоротечно. Мне был отведен только месяц счастья и целая вечность одиночества, не повторяй моих ошибок, если любишь его, то не давай предрассудкам и сомнениям упустить драгоценное время.

— Спасибо, — ответила девушка, уже не скрывая своего маленького тихого, женского счастья, и обняла подругу. — Мне так не хватало именно этого разговора с тобой.

— Обращайся, — улыбнулась Мэл и только когда подруга собралась уходить заметила коробку, которую та принесла с собой. — А это что?

— Ах да, — спохватилась Мэдди. — Это тебе. Иола прислала.

Внутри оказалась совершенно обыкновенная деревянная шкатулка, а вот в ней девушки увидели несколько флаконов с настойками и записка. И пока Мэдди разглядывала стеклянные баночки Мэл прочитала: «Будь сильной. Иола».

— И все?

— Да, — с таким же недоумением пожала плечами Мэл. — А что там?

— Не знаю, все они подписаны, но язык мне не знаком.

— Это Иларский, — поняла девушка, взяв один из флаконов. — Кажется, этот для восполнения сил.

— А этот?

— Для сна.

— А вот этот?

Мэл взяла в руки самый маленький флакон и с удивлением поняла, что знает, что это такое.

— Это настой первоцвета. Он притупляет чувства.

— Притупляет?

— Да. Помнишь вдову пекаря?

— Миссис Беату? Конечно, помню. Она так сильно убивалась по мужу, что таяла буквально на глазах.

— Тогда ей помог первоцвет. Я помню, как Иола давала его ей.

— Да, а я помню, что она очень скоро снова вышла замуж и даже родила. Постой, ты думаешь о том же, о чем и я? — ужаснулась девушка. — Думаешь, она знала, что случится?

— Не знаю, — задумчиво ответила Мэл, разглядывая флакон. — Я всегда подозревала, что в ней сокрыто куда больше знаний и силы, чем она говорит.

— Воспользуешься? — спросила Мэдди, кивнув на отставленный флакон.

— Пока не знаю. Он очень сильный. Я боюсь, что его сила мне понравится.

— Но он ведь не вызывает привыкания, нет? — немного испугалась Мэдди.

— Физического нет, но эмоционально…

— Тогда может, я заберу его, не нужен он тебе.

— Нет, нет, — перехватила руку Мэл. — Оставь.

— Ты уверена?

— Да. В том деле, что нам всем предстоит, пригодится любая помощь, даже эта.

Мэдди пришлось смириться с решением подруги, но она дала себе слово, что будет внимательно следить за ней и при первых же признаках иррационального поведения, расскажет об этом леди Маргарет. Она одна, из всех, имела безграничное влияние на Мэл, как мать, как старшая подруга, как человек с несравнимо большим жизненным опытом.

И только утром, она вдруг поняла, что не давало ей покоя ночью — воспоминание о том, какой стала жена пекаря после приема этой настойки. Женщина перестала медленно умирать, но теплота ушла из глаз, заменяясь ледяной стужей, и даже после нового брака и рождения детей, Мэдди больше никогда не слышала ее заразительного, беззаботного смеха, от которого невольно теплело в душе.

Осознав это, она бросилась в комнату Мэл даже толком не одевшись, но застала только пустоту.

— Вы леди Мэл ищете? — спросила появившаяся на пороге Джули.

— Да, ты знаешь, где она?

— Они уехали рано утром.

— Как уехали? Куда?

— Я не знаю, мне не говорят.

— И когда они вернутся?

Как рассказала леди Маргарет, очень удивленная взволнованным видом девушки, Мэл, Сорос, Феликс и Андре отправились к границе, встречать королеву Вестралии.

— Значит, я опоздала, — простонала Мэдди, опускаясь на диван.

— Да что случилось? Мэл угрожает опасность?

— Более страшная, чем вы можете себе представить, — призналась девушка, пугая леди Маргарет еще больше.

— Что, что это за опасность? — требовательно спросила она.

— Мэл рискует потерять себя, и я боюсь, что даже понимание этого, ее не остановит.

Леди Ровенна Элиран бродила по разбитому кораблю. Палуба, рубка, каюты, нигде она не могла найти ответов, что мучили ее. Как это случилось? Почему именно он? Почему все эти безграмотные обезьяны выжили, а он…

Она никогда не чувствовала столько горя, столько гнева.

— Матушка.

— Я же просила не называть меня так, Дэйтон, — процедила она и посмотрела на сына. Как бы она хотела, чтобы это был его сын, тогда, быть может, ей было бы чуть легче, но он не был, еще одно напоминание о жертвах на которые пришлось пойти, чтобы добиться любви короля, а в итоге что? Боль и одиночество.

— Простите, миледи, — смиренно опустил взгляд юноша. Он уже давно растерял все свои иллюзии на счет матери. Он любил ее, но и понимал, что в ее душе, в сердце для него почти нет места. Впрочем, равнодушие матери с лихвой компенсировали отец и Сорос, его любимый учитель. В последнее время, со встречи с Мэл, они с отцом сильно отдалились друг от друга, отчасти он сам этого хотел. Невыносимо было видеть их счастье, их любовь, нежность друг к другу, ведь все это он хотел для себя…

— Я хочу сжечь этот корабль, — брезгливо продолжила Ровенна, вырывая сына из грустных дум. — Разобрать его по досочкам и немедленно. Ты распорядишься или мне все делать самой?

— Это невозможно.

— Почему? — нахмурилась женщина.

— Потому что вы действуете под властью эмоций, быть может, завтра, вы пожалеете…

— Ты смеешь мне перечить, мальчишка? — разозлилась она.

И Дэйтон отступил. Он был еще не готов открыто противостоять матери. Иногда он ее не то, чтобы боялся, но опасался. Леди Элиран давно забыла, что значит слово: «нет», и не терпела, когда что-то шло не по ее воле.

— Я не хочу, чтобы корабль, убивший его, снова плавал, существовал даже в памяти. Неужели ты не понимаешь, что это причиняет мне боль? Он спал на этой кровати, составлял распоряжения за этим столом, смотрелся в зеркало.

Леди Ровенна переводила взгляд с одного предмета мебели на другой, пока неожиданно не наткнулась на то, чего здесь не должно было быть.

— Гребень? Откуда здесь женский гребень? — недоумение первого момента заменилось глубоким подозрением. — Отвечай, откуда здесь гребень? На борту была женщина?

Впервые за долгое время Дэйтон спокойно встретил взгляд матери, каким бы сильным и подавляющим он не был, но желание уберечь и защитить Мэл, было сильнее.

— Второй помощник Лукас О Брайен вез невесту.

— Невесту?

— Возможно, она обронила гребень, а капитан нашел, но не успел отдать.

— Как, как ее звали?

— Мадлен, а что?

— Ничего, — леди Ровенна отвернулась от сына, мучимая смутными сомнениями. Он вроде не лгал ей, но, казалось, что-то не договаривал, и это странно покоробило ее, ведь Дэйтон никогда не смел ее обманывать. — Ладно, я оставлю корабль. Кто знает, какие еще тайны скрываются в его недрах. А гребень заберу. Надеюсь, мне представится возможность вернуть девушке пропажу.

— Конечно, ма… миледи, — ответил Дэйтон, незаметно выдохнул, когда леди Ровенна направилась к выходу, и напрягся, когда она снова повернулась к нему.

— Подожди за дверью, мне нужно побыть одной несколько минут.

Молодой принц кивнул и вышел за дверь. Оставшись одна, Ровенна еще раз оглядела комнату, выдвинула ящики комода, где хранились вещи капитана, взяла одну из рубашек. Она была чистой, но ей казалось, что на ней Его запах. Как же она скучала по нему, и пусть за последние годы она впервые так близко приблизилась к нему, к его вещам, побывала в капитанской каюте, сердце ее, мысли, мечты всегда были связаны с ним. Он был ее проклятьем — теперь она это понимала.