— Вы можете рассказать нам, что там было?
— Как вы спаслись?
— Как вы выжили?
— Это ты его убила, Лара?
— Что он с вами делал?
Репортеры, вспышки фотоаппаратов, люди повсюду.
Я замираю, ноги словно примерзли к земле, отказываясь двигаться. Ноа тянет меня за руку, другой рукой расталкивая толпу репортеров, ожидающих нас у выхода из больницы.
Прошла неделя. За это время наши раны подлечили, нас миллион раз допросила полиция, и мы с Ноа часто приходили друг к другу в палаты, разговаривая о будущем. Мы решили жить вместе в его квартире. Ни я, ни он даже думать не могли о том, чтобы расстаться снова.
Теперь мы держимся за руки и пробираемся через толпу репортеров, требующих подробностей. Они, без сомнения, ждали, когда мы выйдем, чтобы получить ответы на свои вопросы.
— Без комментариев, — рычит Ноа, проталкиваясь вперед к ожидающей нас машине.
Из нее выходит мой папа, открывает дверцу и помогает мне сесть в машину. Ноа забирается на переднее сиденье, и мы уезжаем.
Мое сердце колотится, я опускаю голову на руки и пытаюсь выровнять дыхание.
— Какое-то время они не дадут вам покоя, — говорит папа. — Вы как тут, все нормально?
— Да, — бормочет Ноа. — Лара, ты нормально?
Я не поднимаю головы.
— Лара, милая?
Я поднимаю взгляд, слезы текут по моим щекам. Ноа не колеблется: он расстегивает ремни и перебирается на заднее сиденье. Обнимает меня и крепко прижимает к себе, пока я плачу. Я ненавижу это. Ненавижу все это.
— Все пройдет, все скоро закончится.
— Они как стервятники, — всхлипываю я. — Их совершенно не волнует, через что мы прошли.
— Не волнует. Им просто нужна история.
— Мы сделаем все, чтобы вас оставили в покое, — говорит папа с переднего сиденья. — Обещаем.
Я прижимаюсь к груди Ноа всю дорогу до его дома. Слава богу, рядом с домом никого нет. Мы вылезаем из машины, и мама с Рейчел выбегают навстречу, улыбаясь и раскрывая нам объятия. Я бросаюсь вперед и обнимаю их, наслаждаясь их теплом.
— Мы сделали уборку, все подготовили, купили продукты. Вам несколько недель можно не выходить из дома, если вы не хотите.
Рейчел улыбается, отстраняясь. Она была нашей палочкой-выручалочкой на прошлой неделе. Навещала меня в больнице каждый день и приносила все, что мне было нужно.
— Я даже положила четыре яблочных пирога в морозилку, — добавляет мама с улыбкой.
— Спасибо вам обеим, — шепчу я, проводя рукой по волосам и глядя на дом.
— Мы очень это ценим, — говорит Ноа. — Но вы не возражаете, если мы останемся вдвоем?
— Ну конечно! — говорит мама, крепко обнимая его. — Конечно.
— Позвони, если что-нибудь понадобится, — говорит Рейчел, снова обнимая меня.
Она улыбается Ноа, и он кивает ей.
А потом они уходят.
Мы молча стоим у входной двери.
— Ты готова?
— Конечно, — шепчу я.
Ноа протягивает руку и берет меня за руку. Мы заходим внутрь.
Квартира пахнет свежеприготовленными пирогами и выглядит гораздо уютнее, чем я предполагала. Я оглядываюсь вокруг. С тех пор, как мы с Ноа расстались, я не бывала у него дома, но эта новая квартира определенно хороша. Современная, просторная и наполненная очень мужской мебелью. Я захожу в большую черно-белую кухню и открываю холодильник. Он полон продуктов и полуфабрикатов.
Я улыбаюсь.
Спасибо.
— Ты устала? — спрашивает Ноа, подходя сзади и обнимая меня за талию.
— Да, — тихо отвечаю я. — Просто безумно устала.
— Не удается выспаться, да? — говорит он, нежно уткнувшись носом мне в шею.
— Я знаю, что все кончено, и рада, но все равно очень трудно закрыть глаза и не ждать этого звука.
— Рано или поздно это пройдет. По крайней мере, мы выбрались из этой проклятой больницы.
— Мне кажется, это хуже всего.
Он смотрит на меня сверху вниз и целует в лоб.
— Что именно?
— Когда ты спасаешься, преодолеваешь опасность, тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Но люди, они хотят получить ответы. Они повсюду. Ученые. Полиция. Эти больницы...
— Я понимаю, — бормочет он. — Но сейчас мы здесь, а не там.
— И друг у друга есть мы, — мягко напоминаю я, протягивая руку и поглаживая его подбородок.
— Так что ты скажешь, если мы немного поспим, друг с другом?
Мое сердце трепещет.
— Я скажу: «Я только за».
Он берет меня за руку и ведет в свою спальню. Я смотрю на знакомую кровать, и на сердце теплеет. Мы раздеваемся, забираемся в кровать и прижимаемся друг к другу. Это единственный способ, которым мы можем успокоить друг друга, хоть я и не понимаю до конца почему. Наверное, потому, что мы чувствовали себя в безопасности в этом ужасном месте только тогда, когда были в объятиях друг друга.
— Я люблю тебя, Лара, — шепчет Ноа мне в затылок.
— Я тоже тебя люблю.
И впервые за несколько недель я засыпаю с мыслью, что, может быть, все будет хорошо.
Может быть.