Трудно переоценить значение этой реформы. Нужно сказать, что она стала возможной в свою очередь только тогда, когда резко изменилась физиономия самого города, когда появился новый массовый зритель.

Старый административный и торговый центр губернии, Воронеж, стоявший среди пшеничных и свекловичных полей, превратился сейчас в крупный индустриальный город. Его улицы выросли, обставились новыми большими зданиями, наполнились толпой занятых людей. Сейчас в городе по всем направлениям снуют переполненные трамваи, автобусы, легковые машины. Вокруг города расположилось целое созвездие крупных заводов со своими поселками из многоэтажных домов.

Не мудрено, что театр, который раньше с трудом доводил до конца сезон, выпуская каждую неделю новую постановку, сейчас идет при полных сборах, давая в год всего десять новых работ, имея к тому же «конкурентов» в лице Молодого театра и оперетты.

Театр вырос. И самое здание его, низкое и плоское, украшенное дешевыми архитектурными деталями ложнорусского стиля (тот же архитектор строил Коршевский театр в Москве), кажется нелепым и старомодным. Оно не вяжется ни с тем, что делается внутри него, с теми людьми, которые заполнили зрительный зал и подмостки, ни с новым складывающимся стилем города.

Провинциальный театр исчезает, как исчезают провинциальные города в Советском Союзе. Другой воздух проникает в старое, некрасивое здание, другие люди выходят на подмостки.

Мы сидим на летучем импровизированном диспуте среди работников Воронежского театра. Актеров занимают те же вопросы, которыми живет сегодняшняя театральная Москва. Пожалуй, больше всего интересуют их вопросы актерского мастерства: каким методом нужно играть в советском театре. Опять имена Станиславского, Мейерхольда, Вахтангова. Трехчасовое выступление приезжего — популярного московского актера и режиссера Ю. Завадского, страстно утверждающего свой метод, свой путь в искусстве, — вызывает горячие споры и разногласия.

Живо интересуют актеров и события театрального сезона в Москве, складывающаяся расстановка сил, очередные успехи и неудачи, судьба того или иного театра. Обо всем этом говорится как о хорошо знакомом, о близком, как о своем практическом деле.

В репетиционном зале мы просматриваем упражнения учеников театрального техникума.

Театральный техникум при Воронежском театре! Рядом с опытными профессиональными актерами растет молодежь. Она учится и принимает участие в каждодневной производственной работе театра. Не так уж давно многие крупные московские театры не имели своих школ и техникумов. А сейчас студия при театре — явление, общее для театральной периферии…

Вместе с актерами и руководителями театра мы сидим в кабинете редактора воронежской газеты. Работники театра со страстью и со сдержанной обидой в голосе жалуются на критику, упрекают ее в несправедливости и поверхностных оценках, в противоречиях, незнании театра и т. д. Это уже — как будто совсем Москва, повторение хорошо знакомых нам споров, хотя и на другом качественном уровне.

Периферийный театр теряет провинциальные черты и постепенно становится театром московского стиля.

Становится, но еще не стал. Периферийный театр имеет свои узкие места.

Первый спектакль, который мы смотрели в Воронежском театре, был «Бойцы» Б. Ромашова. Тема Красной Армии, образы бойцов, оборонные вопросы, затронутые в пьесе, — все это обеспечивает спектаклю заслуженное внимание зрительного зала.

Спектакль сыгран дружно и, в общем, держится на среднем уровне профессионального мастерства. Но после «Бойцов» о воронежской труппе может сложиться более низкое мнение, чем она этого заслуживает: другие спектакли показали ее с более выгодной стороны, причем этими другими спектаклями оказываются постановки классических пьес.

Те же актеры, которые очень неплохо ведут свои роли в чеховском «Вишневом саде» и в «Смерти Иоанна Грозного», оказываются в «Бойцах» бледными и маловыразительными. В спектакле не уловлены многие образы пьесы, хотя бы в чисто внешнем бытовом выражении. На целом ряде ролей в исполнении актеров лежит печать искусственности. Они мало современны по своему облику. Особенно это сказалось на второстепенных ролях пьесы. Красные командиры Берг и Краузе сделаны молоденькими, засахаренными красавчиками. В их манере держаться и говорить, во всей их внешности гораздо больше от щеголей офицериков прежнего времени, чем от командиров Красной Армии. Не найдено верного облика и в роли Ершова, показанного на сцене с чертами тусклого армейского поручика.

Очень неплохо, с тонким драматизмом, играет Ленчицкого артист Г. А. Шебуев. Но характерный облик этого военспеца, пришедшего в революцию из генштабистов царской армии и ставшего одним из деятельных строителей Красной Армии, не уловлен артистом. Ленчицкий вышел у него каким-то запыленным, сломленным и усталым человеком с обвисшими усами и вялыми движениями. А в этом образе должна быть своя острота и мужественная сила.

Еще менее современными вышли в спектакле все женские образы пьесы. В них совсем не найдена нужная характерность. Они сделаны по старым театральным амплуа инженю, кокет и гран-дам.

Исключение в этом спектакле составляет только игра Г. М. Васильева. Артист создал в роли Гулина живой и обаятельный образ горячего, талантливого командира, преодолевающего в себе остатки партизанщины. По глубине трактовки этой роли Васильев не уступает московским исполнителям. В его Гулине много внутренней теплоты и искренности. Временами артист даже злоупотребляет мягкими красками. Непокорный командир чересчур часто показывает крепкие белые зубы в добродушной улыбке. Его образ можно было сделать немного жестче.

Внешне убедительно сделана маленькая роль командующего артистом Ильинским.

Но для целого спектакля, для всего коллектива театра удачи Васильева в роли Гулина слишком мало.

После «Бойцов» с некоторым сомнением готовишься смотреть «Вишневый сад». Да, конечно, труппа старательная. Актеры стремятся добросовестно сыграть пьесу. Тема «Бойцов» доходит до зрительного зала. Но, в сущности, художественные результаты получаются очень средние. Много неестественного и беспомощного. Нет свободы во владении материалом роли. Профессионально труппа как будто не очень сильна.

«Вишневый сад» опровергает это суждение. Спектакль сыгран легко и уверенно. Почти все роли сделаны в отчетливом рисунке и в меру иронично. Здесь опять выделяется Васильев в роли Лопахина. Но и большинство остальных исполнителей показывает хорошее мастерство. Спектакль идет живо, в быстром темпе, без насилия над чеховским текстом, но в то же время без лирической сентиментальности в показе угасающей дворянской усадьбы.

И поставлен спектакль тщательно. Неприятны только дешевая роскошь юбилейного занавеса с портретом Чехова и безвкусная рамка из папье-маше, в которой идет весь спектакль.

Той же тщательностью и продуманностью постановки, тем же профессиональным мастерством исполнения отмечен и спектакль «Смерть Иоанна Грозного». Здесь мало удачен Васильев в роли Иоанна. Эта роль явно не согласуется с добродушными интонациями и мягкой улыбкой, которая присуща атому актеру. Чтобы преодолеть эти свои свойства, Васильев принужден в роли Иоанна чрезмерно нажимать и прибегать к эффектным, но мало художественным средствам.

Тем не менее спектакль смотрится с интересом. В нем достигнут ровный стиль исполнения, намечены серьезные и острые характеристики персонажей. В четком, стремительном рисунке сделан образ Бориса артистом А. В. Поляковым. Василий Шуйский по-новому умно и тонко трактован артистом Зимбовским.

Классические спектакли театру удались.

Различие в мастерстве исполнения между «Бойцами» и двумя классическими постановками настолько явно, что здесь не может быть колебаний в выводах: коллектив театра лучше понимает классический репертуар, чем современную драму. Для актеров легче и проще создать убедительные сценические образы, идя от сложившихся уже традиций, от хорошо знакомых театральных персонажей, нежели от сегодняшнего жизненного материала.