— Иди к реке и там возьми свои просфоры да и рыбы налови, благо, её там много.

Но лодырю было лень, и он не пошёл туда, но стал ходить по деревне, рассказывая всем: «Знаете, какой скупой этот Хаджефендис? Сам просфоры не ест и другим не даёт. Они лежат и плесневеют, а Продромос таскает их мешками и выбрасывает в реку».

Отец Арсений, конечно, только радовался таким напрасным обвинениям. Он сам, чтобы избежать людских похвал, часто специально совершал разные странности. Но, несмотря на все его чудачества, окрестные жители: и христиане и турки — считали его святым.

Д. Лукопулос на 54–й странице своей книги «Народная вера в Фарасах» приводит такие слова Елизаветы Коскериду: «В нашей деревне жил один юноша. Когда он вырос, то стал учителем, а потом священником… По ночам он молился… Всё время постился… Святой человек, его молитва могла рассечь камень. Если кто заболевал, то он молился о нём Богу и клал земные поклоны… Его имя Хажди Эфендис».

Проявляя большую снисходительность к другим, отец Арсений был очень строг к себе. По своему человеколюбию он постился и молился за тех, кто сам не мог поститься и молиться.

Как духовный отец он не наказывал своих чад. Редко налагал епитимии. Он старался, чтобы человек осознал грех и сам стал искать исправления через подвиг и дела милосердия, к которым отец Арсений постоянно призывал.

Бесноватых и парализованных детей отец Арсений исцелял молитвой, а если видел, что в болезни детей виноваты родители, то наказывал их епитимией, чтобы впредь они были внимательнее. Однажды к Хаджефендису принесли парализованного ребёнка, которого он исцелил молитвой. Но, видя духовным зрением, что в болезни виноваты его родители, он дал им епитимию.

Однажды к отцу Арсению привезли из Синасоса одного бесноватого юношу. Он велел родителям немедленно развязать его, но они боялись. Тогда святой повторил:

— Быстро развяжите его.

Родственники бесноватого сказали:

— Хаджефендис, благослови. Юноша сумасшедший, а что, если он бросится на нас? Мы связали его из‑за страха.

Но он настаивал:

— Развяжите его, не бойтесь.

Как только юношу развязали, бес сразу вышел из него. Юноша, как овечка, подошёл к отцу Арсению и тихо сел рядом с ним. Отец Арсений дал епитимию родителям — сорокадневный пост, потому что по их вине в него по рождении вошёл бес, а они, напрасно мучая ни в чём не повинного человека, намеренно изнуряли его голодом, чтобы у того не было сил.

Обычно больных приводили к отцу Арсению в его ветхий дом. Рядом с домом находилась маленькая келья, пол в ней был земляной. В углу лежало два сложенных одеяла. Отец Арсений разворачивал их, когда ложился спать — одно стелил на пол, а другим укрывался. (Как и сколько он спал, никто не знает, кроме Бога, Который и воздаст ему за его труды.) На восточной стене кельи висел иконостас со множеством икон, перед которым горела неугасимая лампада. Под иконостасом на полу лежала овечья шкура, на которой отец Арсений молился, стоя на коленях, или сидел, читая книги. Ещё в келье была полка, на которой стояли книги, — Новый и Ветхий Завет, жития святых, святоотеческие творения и повествование о чудесах Божией Матери, Которую он очень почитал.

Хотя келья его была в миру, но он жил вне мира. Два дня в неделю он пребывал в затворе и молился. Тут он приобретал плоды Духа и освящал молитвой труд других дней недели. От плода его трудов мы духовно питаемся до сих пор. Как правило, отец Арсений, наряду с другими духовными подвигами, затворялся в келье для уединения и молитвы по средам и пятницам.

Если в эти дни приходил издалека больной, не знавший этого правила, и стучался в келью, отец Арсений открывал, но молча. Знаками он выяснял, чем человек болен, находил нужную молитву, читал, и больной выздоравливал. А бывало, что и он не открывал даже на стук. Это означало, что он пребывал в созерцании. Судя по всему, в эти дни он не только привлекал молитвой Небесные силы, но и сами Ангельские силы возводили его на Небеса.

Фарасиоты в эти два дня старались не беспокоить отца Арсения. Больные приходили, брали землю с порога кельи, натирали ей больное место и получали исцеление. Одна жительница Фарас потерла землёй с порога кельи Хаджефендиса пораненную руку и исцелилась. Потом она рассказывала: «На родине мы о врачах и не слыхивали, чуть что к Хаджефендису бежали. Это в Греции есть врачи. Местным когда рассказываешь, они не верят».

В келье отец Арсений обычно носил на плечах мешок. Многие фарасиоты просили, чтобы он его снял, потому что в келью к нему приходили разные важные люди. Но отец Арсений их не слушал. «Я этот мешок снять не могу, потому что это память о матери», — говорил он. Очевидно, что и тут у отца Арсения была какая-то тайна. Может, скрывал свою молитву «во вретищи и пепеле»[16], потому что под аналоем у него обычно был рассыпан пепел, который видели у него на полу некоторые люди (например, псалт Продромос), из благого любопытства незаметно заглядывавшие к нему в келью. Как нищий, который смиренно просит милостыни, отец Арсений, набросив на плечи мешок, простирал свои руки к Богу и непрестанно получал от Него дары, которыми насыщал своих чад.

В остальном в его келье был порядок, ведь она служила ему ещё и храмом. Пепел из кадила он вытряхивал с краю очага. Некоторые больные турки, считавшие себя недостойными просить Хаджефендиса о молитве, брали этот пепел, размешивали в воде, пили и исцелялись.

За чудеса, которые совершал отец Арсений благодатью Божией, люди стали почитать его святым, каковым он и был на самом деле. Это ставило отца Арсения в трудное положение, вынуждая брать на себя ещё больший подвиг для того, чтобы скрыть свою святость и избежать человеческой похвалы. Конечно, он не исполнился бы гордостью, но людская похвала в этой суетной жизни отняла бы у него все награды за подвиги. Единственное, что ему оставалось делать в такой ситуации — юродствовать, что отец Арсений и делал. Чтобы его не называли кротким — он гневался. Чтобы не называли постником — представлялся чревоугодником и так далее. Если кто‑нибудь отцу Арсению говорил: «Ты святой», то он отвечал: «Твои родственники все ненормальные». Когда человек слышал такие слова о своих родных, очень обижался и в другой раз уже не называл отца Арсения святым. Был бы святым, если бы вёл себя пристойно!

Отец Арсений хотя и старался притворяться разгневанным, но это ему плохо удавалось. В глазах у него всё равно светилась улыбка. Он и на словах старался убедить других в том, что он грешный и страстный человек. «Вот я какой на самом деле. А вы что думали, что я святой?» — часто говорил он.

По отношению к женщинам отец Арсений старался держать себя ещё строже, потому что они его особенно почитали, до безумия стараясь, опережая друг друга, позаботиться о нём или накормить его. Поэтому, когда какая‑нибудь женщина приносила отцу Арсению еду, он грубо говорил ей, что принесла мало, и отсылал обратно, а то и вовсе ругал за то, что еда приготовлена плохо, и прогонял. Бедные женщины не знали, как угодить ему. Почти все считали Хаджефендиса человеком очень странным, но в то же время святым.

Как‑то раз одна фарасиотка приготовила еду и отправила своего ребёнка отнести всё это отцу Арсению. Он, посмотрев на горшочек, спросил:

— Что это?

— Еда, — ответил мальчик, — мама велела тебе отнести.

Притворившись строгим, отец Арсений сказал:

— Что мне один горшок? Мне, чтобы наесться, семи таких горшков мало.

Мальчик ушёл и скоро принёс отцу Арсению еду, на сей раз уже в большом котелке. Хаджефендис поднял крышку, якобы проверяя, хорошо ли приготовлено, сморщил нос и сказал малышу:

— Фу, забирай свою еду и уходи. Ешьте это сами со своей матерью.

Так смиренный отец Арсений, юродствуя, скрывал свою святость и избегал суеты, чтобы в тишине продолжать свой монашеский подвиг, который мирянам трудно было понять.

Ежедневной пищей святого Арсения были ячменные лепёшки, которые он сам выпекал на противне. Поэтому некоторые фарасиоты в шутку звали его Арпатзисом, что в переводе с турецкого означает ячменник. Он пёк лепёшки раз в месяц и потом, когда было нужно, размачивал их в воде. Иногда он варил умбу (трава, которой питаются змеи), щавель, дикий лук, а время от времени пшеничную кашу. Иногда он употреблял и другую пищу, но тогда в течение года воздерживался от какого‑нибудь одного вида скоромной пищи, например от рыбы или от молочных продуктов. Мяса отец Арсений не ел никогда, но если случалось быть за столом в непостный день, то он, чтобы не обидеть хозяев, съедал немного. Однако фарасиоты всегда старались предлагать отцу Арсению вместо мяса что‑то другое, потому что знали, что потом в келье за мясо, съеденное по любви к ближним, он будет лишать себя воды. Рассудительное воздержание у него всегда соединялось с любовью к другим и смирением.