Взгляд Вальдека упал на серебряную вазу, стоявшую на изящной колонке мозаичного дерева. В вазу цветов не ставили. В ней лежали две-три программки балетных спектаклей-гала?.

— Впрочем, нам нет нужды ждать приёма у графини, положите то, что напишете, сюда. Я буду в четверг в пять часов на чае у вашей хозяйки. Но помните о вашем обещании… Никому ни слова!..

После того как Люсиль договорилась с Вальдеком, она всё время была как во сне. Она работала не только днём, но и ночью, но в назначенный срок не приготовила для Вальдека обещанных песен. Как назло, когда надо было спешить, у неё не хватало ни мыслей, ни слов. О чём писать? А ведь до сих пор она никогда не задумывалась над текстом. Она сочиняла стихи, потому что мысли приходили сами собой и сами складывались в слова, а слова выливались в песню.

Как же дать знать Вальдеку, что она не готова? Написать письмо? Но если их отношения с Вальдеком должны храниться в тайне, совсем ни к чему письмо, написанное её рукой! Кто знает, к кому оно может попасть. Отец между тем всегда настаивал на том, что точность и аккуратность обязательны как для мужчины, так и для женщины.

Скрепя сердце она написала Вальдеку несколько слов о том, что запаздывает и что песни будут готовы ещё через три дня. Однако воздержалась от того, чтобы указать место, где их ему вручит.

Оставив письмо в условленном месте, в вазе у г-жи де Мурье, она почувствовала огромное облегчение. Рифмы тотчас закружились в её голове, а темы?.. Их не пришлось долго искать. О Беранже, преследуемом Беранже — «короле песни», была первая песенка. О том, как приходят к нему на помощь друзья, а их у него сколько угодно — знакомых и незнакомых. Они собирают для поэта деньги, но денег всегда мало… Сборы никогда не могут «догнать» штраф. Второе, шуточное стихотворение, было пока без нот, о приезде жирафы и её триумфальном въезде в Париж.

Третье — и ноты к нему — о невидимке Виллеле, которого как будто уже и нет в правительстве, но который незримо присутствует повсюду, принимая то облик Полиньяка, то ещё кого-нибудь из министров. Люсиль, которая редко бывала довольна собой, нашла, что первые песенки, которые она написала «по заказу», удались. Как больно, что она не может их показать ни Ксавье, ни отцу, ни даже дядюшке Франсуа и Клерану. Ведь так важно получить первую оценку от близкого человека. Но этого нельзя! Она связала себя словом и слова этого не нарушит.

Хорошо, что Вальдек не подсказывал ей ни темы, ни формы, ни мелодии. А Люсиль после разговоров, которые она слышала от Ксавье и его товарищей-студентов, а также от отца, Франсуа, Клерана, не приходилось искать политических тем: они напрашивались сами собой. Но подумать только, до чего бесправны девушки! Ведь на чердаке, даже в часы, когда там встречаются только свои, она, Люсиль, участия в спорах не принимает. Только слушает, не пропуская ни слова. Зато теперь, в песнях, она вольна высказывать мысли, какие она считает нужными.

Мадам де Мурье, которая очень дорожила Люсиль, согласилась на то, чтобы девушка не прерывала своих уроков у г-на Пьера и разрешила ей по вторникам проводить у неё только полдня.

Люсиль с удовольствием думала о предстоящем уроке и, надев новое платье, купленное на первые деньги, заработанные у г-жи де Мурье, кокетливо повертелась перед зеркалом, прежде чем отправиться на урок.

Всё предвещало ей удачу. И действительно, урок сошёл как нельзя лучше. Г-н Пьер одобрил голос Люсиль, звучавший сегодня особенно свежо и музыкально.

Но едва только она вышла из дома, где жил г-н Пьер, как услышала позади голос Вальдека.

— А-ай-ай, мадемуазель Люсиль, нехорошо обманывать! Я ждал песен, а получил письмо… Мне бы радоваться, а я огорчён.

Люсиль густо вспыхнула от негодования:

— Я не успела… Но я же объяснила в письме, что не уклоняюсь от своего обещания, а только опаздываю… Я…

— Когда же будут готовы песенки и где я их получу?

Воклер шёл с ней рядом, нога в ногу, нетерпеливо заглядывая ей в лицо.

— В субботу, у госпожи Думер, куда мы приглашены.

— Добрый день, Люсиль! — Три голоса одновременно прокричали ей это приветствие.

Ксавье, Морис и Жером шли, видимо, в мансарду к Франсуа Гийу, когда столкнулись лицом к лицу с Люсиль и Воклером.

От неожиданности Люсиль заметалась, не зная, что ей делать: то ли присоединиться к трём друзьям, что могло показаться им назойливым, то ли просто отдалиться от Воклера, чтобы подчеркнуть, что она шла не с ним, а лишь случайно встретилась. Но не сделала ни того, ни другого. Густой румянец залил ей лицо и шею.

Молодые люди скрылись в доме, где жили Гийу. По растерянному виду Люсиль Воклер понял, что совершил бестактность, дожидаясь её на улице без её разрешения. Но дело прежде всего. И Воклер перешёл от обороны к нападению, не дожидаясь, чтобы Люсиль его упрекнула.

— Будем справедливы, мадемуазель, ведь вы сами намекнули мне, что по вторникам бываете на уроке.

— Я говорила это отнюдь не для того, чтобы вы искали свидания со мной на улице, — волнуясь, ответила Люсиль.

— Приношу свои извинения, — смиренно сказал Воклер. — Смею вас заверить, что это больше не повторится.

Песенки Люсиль написала и отдала Воклеру на балу у г-жи Думер. Хотя она и испытала некоторое облегчение от того, что выполнила данное ему обещание, её мучили тревожные мысли. Ведь она вступила на скользкий путь, связав себя словом с этим чужим и чуждым ей человеком! А что она скажет, если Ксавье спросит её, почему она разгуливает по улицам с Воклером? Правды она сказать не может, а лгать не умеет! А ведь не может быть, чтобы он просто не обратил на это внимания: не так уж часто Люсиль можно увидеть вдвоём с малознакомым молодым человеком!

И в самом деле, Ксавье завёл об этом разговор, но опять, как показалось Люсиль, в обидном для неё тоне.

— У тебя появились новые друзья? — спросил он как будто небрежно, но в голосе его слышалось напряжение.

Они были не одни. Клеран только что пришёл из типографии и о чём-то оживлённо спорил с Франсуа. Никого из завсегдатаев чердака ещё не было, Катрин на кухне что-то стирала.

Люсиль подняла на Ксавье свои большие лучистые глаза и, не опуская их, просто сказала:

— Кого ты имеешь в виду?

— Того молодого франта, с которым ты прогуливалась третьего дня. Я хочу тебя предостеречь, Люсиль. Ты многого не понимаешь, а между тем в том светском обществе, в которое ты попала волей или неволей, и люди другие, и отношения там складываются иначе, чем у нас…

— Господин де Воклер, с которым ты меня встретил, племянник моего учителя.

— Достаточная ли это причина, чтобы он тебя провожал?

— Он хотел узнать у меня об одном деле…

— Деле? Я не спрашиваю о каком. Но сомневаюсь, чтобы дело, какое бы оно ни было, стоило встречи с этим франтом!

Люсиль хотела было ответить, но вовремя удержалась. Как могла она объяснить Ксавье свою прогулку вдвоём с Воклером?

От Ксавье не ускользнуло это минутное замешательство. Оно укрепило его в мысли, что Люсиль неспроста не говорит всей правды.

Обычно, если Люсиль задерживалась на чердаке после положенного срока, а это случалось крайне редко, Ксавье провожал её.

Но на этот раз он не пошёл: слишком сильна была в его сердце обида на то, что она прогуливалась вдвоём с этим «щёголем», как он мысленно окрестил Воклера. «Конечно, на улице моё старенькое пальто выглядит убого по сравнению с модным пальто этого щёголя», — думал он с раздражением, в глубине души сознавая, что Люсиль не суетна и модный костюм для неё не приманка. Но он сам растравлял свою рану, думая так о мотивах, побудивших Люсиль избрать спутником молодого повесу.

После ухода Люсиль Ксавье сел за стол, обхватил голову обеими руками, делая вид, что погружён в занятия. А сам тем временем мучительно раздумывал: