Кейне вцепился пальцами в худые обнажённые плечи, покрытые мурашками, рванул тканевый, совсем непрочный пояс штанов и почувствовал под пальцами ещё сохранившую тепло бархатистую кожу, на которой пока только пробивались тоненькие, слабые волоски. Невинное юное тело... сейчас Кейне прекрасно понимал, что в таких находит Деамайн.
С размаху, ни мало не заботясь об отчаянно брыкающемся, но слишком слабом Миале, Кейне вжал его тело в каменную стену, царапая выступающими краями грубой кладки костлявую грудь, а сам навалился всем весом, вжимая себя в этого мальчика, упиваясь его ужасом и болью и плавясь в сладкой эйфории от того, что сейчас окончательно растопчет, уничтожит его детское, неправильное счастье и смех. В тишине ночи раздался жалобный судорожный всхлип...
В темноте отчётливо блестели дорожки слёз. Миал дрожал, но вовсе не от холода. Сломленный и отчаявшийся, переполненный болью и страхом, он, не в силах ничего сделать, просто плакал, почти беззвучно, уже не пытаясь защититься. Всё то, что вызывало ненависть Кейне, бесследно исчезло, и сейчас это маленькое солнце, которое так радовало всех, растоптанное и униженное, прижалось к холодной стене, царапая о камни тонкую кожу.
«О, Высшие...»
Кейне, закрыв лицо руками, отступил назад. Внутри него всё переворачивалось от отвращения, дикого презрения к самому себе и к тому, что он пытался только что сделать. Как он мог быть настолько слеп, что позволил подобному случиться? Насколько сильно он был опьянён ненавистью, что решил выместить её на этом мальчике? И это не сущность некроманта, бесполезно всё сваливать на неё. Это просто он сам, такой жалкий и слабый, настоящая тварь и сволочь, жестокая и беспринципная. Кем бы он стал, если бы довёл до конца задуманное? Если бы вошёл в это тело, разрушая его жизнь окончательно... как бы он жил дальше?
- Миал... - нерешительно, осторожно Кейне дотронулся до худого плеча и мальчик вздрогнул, прижавшись к стене, пытаясь отстраниться и одновременно зная, что никуда теперь не деться.
И Кейне готов был рвать зубами свои руки от отчаяния и боли, которую доставлял ему вид своей по глупости выбранной жертвы.
- Посмотри на меня, - тихо, едва слышно попросил некромант и Миал, сам не понимая, почему, обернулся. - Прости. Я не должен был этого делать, и ты ни в чём не виноват. Просто... просто мне сейчас так плохо...
Кейне, не думая, чересчур сильно сжал руку мальчика, а потом, увидев, как тот скривился от боли, торопливо отпустил её, опомнившись. Да, он виноват, он очень виноват и ужасен, но он может это исправить. Пока ещё может.
- Смотри мне в глаза, - добавляя в голос часть силы, потребовал некромант и, поймав испуганный загнанный взгляд, зашептал на своём шипящем древнем языке самой Смерти, призывая все имеющиеся силы и выскребая, вырезая те куски воспоминаний, которые сам же подарил случайно попавшемуся на его пути счастливому ребёнку.
Он был рад, что может всё исправить и залечить все раны, используя собственную кровь. Он был рад, что не зашёл дальше и что вовремя остановился, потому что свою память ему не стереть. И он был благодарен безвольно повисшему на его руках Миалу, потерявшему сознание после такого серьёзного применения силы, потому что этот мальчик, сам не понимая этого, объяснил Кейне простую вещь: его боль — это не повод уничтожать счастье окружающих. Она только его, и она не должна затрагивать невиновных. А вот виновные... виновные будут ползать у его ног и умолять, чтобы он их убил и закончил те мучения, которым их подвергнет.
Первые мысли о том, что его план провалился, у Деамайна появились ещё когда он почувствовал мягкую, светло окрашенную вспышку силы, но тогда мужчина не придал ей особого значения. Когда же дверь в комнату отворилась и сианская волчица, вместо того чтобы заскулить и вжаться в угол, рванулась к Кейне, радостно повизгивая и подпрыгивая, некромант окончательно понял, что что-то пошло не так.
«Идиот...» - мелькнула злобная мысль и он, едва сдерживая гнев, аккуратно спросил ученика:
- И где ты был?
- Гулял, - парень усмехнулся, понимая, насколько глупо звучит подобный ответ.
«И что тебе помешало его изнасиловать?!» - кричало всё внутри Деамайна. По его мнению, план был идеален. Он обращался к самой сущности некромантии - разрушению и унижению других, к черпанию энергии из страданий и боли. Но так в чём же проблема?
- Деамайн... - Кейне, подойдя к постели учителя, опустился на её край, легко и небрежно, как если бы беседовал с равным, - я не собираюсь становиться таким, как ты.
- Почему же? - с деланным равнодушием поинтересовался мужчина, хотя внутри у него всё кипело.
- Я не считаю, что это – тот путь, по которому мы должны идти, - ответил Кейне, избегая испытующего взгляда чёрных глаз.
- Вот как…
Ученик встал с кровати и прошёлся по комнате, скрестив руки на груди. Его шаги были нетерпеливыми и резкими, а губы сжались в тонкую ниточку. По красным волосам расходились яркие блики и Деамайн, присмотревшись, отметил, пытаясь хоть как-то разрушить это гнетущее молчание:
- Тебе стоит подстричься.
- Я отращиваю, - бросил Кейне, не останавливаясь и наверняка даже не понимая, что именно сказал.
Неужели и правда забыл? То, какими длинными были его волосы при их первой встрече, и что тогда это означало для затравленного странного мальчишки, которого боялись все в городе. «Научи меня контролировать это», - с мольбой в голосе просил тогда Кейне, желая избавления, и Деамайн обещал, что сделает именно так, не говоря о том, что никакого избавления давать ему не собирается. И вот теперь Кейне снова отращивает волосы, но больше уже не верит учителю, не следует слепо каждому его приказу. Он повзрослел, и старые методы наверняка больше не сработают. А значит, пора обращаться с ним как с равным. Пора перестать думать о том, сколько ему лет. Для некроманта возраст не важен, магия Смерти едина для всех них. А значит нужно петлять и хитрить, нужно строить планы у Кейне за спиной и воплощать их так, чтобы ученик думал, что идёт по собственному пути.
«Главное - чтобы он пробудил силу. А потом уже всё будет намного проще».
Цепляясь за эту мысль Деамайн ещё не понимал, что Кейне задался теми самыми вопросами, который его учителю никогда даже не приходили в голову: сколько на самом деле в некромантии боли? Сколько в ней жестокости? Сколько должно быть в ней смерти? Предназначено ли им быть безжалостными эгоистами, которые плюют на чужие жизни и судьбы, или же «я – некромант» служит всего лишь предлогом и прекрасным оправданием тех ужасов, что изначально живут в душе? Не получается ли так, что узнав о своей силе маг просто перестаёт себя контролировать и делает всё, что захочется, прикрываясь тем, что это – не он, а всего лишь его сила, а раз так, то ничего не поделать.
Потому что Кейне не мог поверить, что быть некромантом с самого начала значит быть тем, кого он в себе увидел сегодня, прижимая к холодной стене Миала. Ведь когда-то, когда в комнате в школе с ним рядом жил рыжеволосый светлый целитель, Кейне был совсем другим. Он был сыном Смерти, но к жизни относился совсем иначе. И если даже вспомнить детство, то он, забитый и презираемый всеми мальчик, хранил в сердце что-то доброе и никогда, никогда не помышлял об убийстве… до тех пор, пока в его город не пришёл Деамайн.