Жозен вспомнила, что ей давно пора сходить к владельцу дома, где они жили, и внести плату за квартиру. Она вынула из кармана бумажник и стала пересчитывать деньги. Оказалось, что, желая прихвастнуть перед мадам Пешу, она потратила в этот день гораздо больше, чем следовало. Для уплаты за квартиру недоставало нескольких долларов.

— Придется занять в запасном банке, — сказала она, смеясь и открывая ящик конторки в своей спальне.

Хитрая старуха затолкала деньги покойной матери леди Джен, вместе со своими собственными сбережениями, в старые перчатки, спрятав их на дно конторки. Жозен держала ключ от конторки в кармане; к тому же она крайне редко выходила из дому. Но если бы даже замок конторки кто-либо взломал, никому не пришло бы в голову рыться в пачке старых перчаток.

Открыв верхний ящик, Жозен заметила беспорядок.

«Положительно, кто-то рылся без меня», — подумала она в волнении.

Перчатки лежали на месте. Сердце Жозен сильно забилось, руки дрожали. Она быстро вывернула перчатки — и с ужасом увидала, что вместо банковских билетов лежит какая-то скомканная бумага… Жозен уронила на пол перчатки, почти без чувств опустилась на кровать и начала разбирать крупный, хорошо знакомый ей почерк. В глазах рябило.

«Милая мамаша, — писал Раст, — я решил не входить с вами в компанию, а захватить весь капитал, предоставив вам кредит. На будущий раз, если вы вздумаете скрывать от почтительного вашего сына деньги, одинаково принадлежащие и ему, и вам, то не прячьте их в перчатки: это не безопасно. Я уезжаю путешествовать: мне необходимо развлечься после столь продолжительного и скучного ведения дел. Надеюсь, что ваши сплетники-соседи не посетуют на то, что я воспользуюсь такими длинными каникулами. Вам всего удобнее сообщить им, что я отправился в прерии Техаса к дяде.

Любящий вас и преданный вам сын Эдраст Жозен».

После того, как Эдраст исчез, Жозен на следующий день утром вышла на крыльцо, желая подышать чистым воздухом. Лицо у нее было мертвенно-бледным, глаза потухли. Ежеминутно она прикладывала руки к вискам и шепотом говорила:

— Кто мог это предвидеть?.. Так поступить со своей матерью, со своей родной матерью!.. А я еще была так ласкова с ним!..

Жозен настолько задумалась, что совершенно забыла о делах, и о покупателях, и даже о домашнем хозяйстве. Проходившая мимо знакомая участливо спросила, не больна ли она?

— Да, немножко! — мрачно отвечала Жозен. — Боюсь, не расхвораться бы мне. Дело в том, что сын очень меня расстроил. Он вбил себе в голову мысль, что немедленно должен отправиться в прерии, к своему дяде в Техас, и укатил вчера. Без него мне трудно справиться с торговлей, — настолько он в ней хорошо разбирался! Неудивительно, если я скоро отправлюсь вслед за ним.

Когда в это же утро Пепси спросила у леди Джен, что такое приключилось с тетей Полиной, девочка, заранее предупрежденная, отвечала, что у тети разболелась голова, — она расстроена тем, что Раст надолго уехал.

— Слышал ты, — говорила испанка Фернандсу мужу, который уселся у окна, чтобы поглазеть на улицу, — слышал ты, что мадам Жозен расстроена отъездом сына. Она с раннего утра сидела на крыльце, вздыхая и утирая слезы. Мне ее, право, так жаль!.. Гляди-ка, гляди: сюда подходит какая-то дама. Кто бы это мог быть?

В это время к крыльцу Жозен подошла дама, совершенно незнакомая мадам Фернандсу, а Жозен бросилась к гостье с радостной улыбкой и, поздоровавшись с нею, оживилась и горячо стала пожимать ее руки.

— Мадам Журдан, какими судьбами попали вы в наш уголок? — воскликнула она.

— Для вас это большое счастье! — отвечала, смеясь, мадам Журдан. — Я принесла вам деньги. Вы поручили продать старинный ящичек, и мне удалось сбыть его очень выгодно.

— Неужели? Ах, какая вы добрая! Я так рада за свою девочку!

— Поверите ли, я получила за ящичек двадцать пять долларов. Помните, вы соглашались отдать его за десять долларов, а дали двадцать пять. Я считала себя вправе продать вещь за такую выгодную цену. Правда, ящичек чрезвычайно изящной работы.

— Да, это была прекрасная вещь, — сказала с притворным вздохом Жозен.

— Хочу рассказать, каким образом удалось заполучить такую цену. Престранная история, я вам скажу! Когда вы выслушаете меня, то, может быть, сами разрешите загадку. Вчера вечером ко мне заехала одна моя покупательница, мадам Ланье, та, что живет в улице Джексон. Она пришла посмотреть, нет ли у меня чего нового. Вдруг, смотрю, она изменилась в лице и, указывая рукой на ваш ящичек, в волнении спросила: «Мадам Журдан, откуда у вас эта вещь?» Я тотчас сообщила ей, кто мне передал ее для продажи. Мадам Ланье подробно расспрашивала, кто вы, как ко мне попал ящичек, у кого я его приобрела, и, продолжая рассматривать вещь, несколько раз повторяла, что не может понять, каким образом ящичек попал сюда. Я твердила одно и то же: ящичек достался мне из ваших рук. Моя знакомая засыпала меня вопросами о вас. Вы понимаете, что я не в состоянии была ответить на все вопросы. Она записала ваш адрес и фамилию. Я же посоветовала ей съездить самой к вам и лично от вас узнать историю этого таинственного ящичка.

Пока модистка бегло и торопливо рассказывала обо всем этом, мадам Жозен все больше бледнела и стала, как полотно. Глаза ее испуганно бегали, притворная улыбка перекосила рот. Но она ловила каждое слово гостьи и, наконец, собравшись с духом, сказала:

— Ничего нет удивительного, что вас так поразили вопросы этой дамы. Не сообщила ли она вам, почему ей так настоятельно хотелось повидаться со мною?

— Мне показалось, что мадам Ланье заметила, что и я также очень взволнована. «Это для меня тайна, — говорила она, — каким образом мог попасть в ваши руки этот ящичек. Десять лет тому назад, учась в школе в Нью-Йорке, я нарочно заказала для моей любимой подруги именно такой ящичек и велела вырезать на нем вензель «J.С.».

— Скажите, пожалуйста, и точно такой ящичек? — воскликнула Жозен, сама не понимая, к чему это она говорит.

— Тут мадам Ланье, — продолжала модистка, — спросила, не продам ли я ей эту вещь. «Конечно, — говорю, — продам: мне для этого и передали ее». Видя, что мадам Ланье хочется приобрести ящичек, я подумала: не запросить ли за него двадцать пять долларов? К великому удивлению, она слова не сказала, выдала мне сполна все деньги, спрятала ящичек и вторично переспросила ваш адрес, а затем уехала. Полагаю, что она непременно придет к вам не сегодня, так завтра. Вот почему я так поторопилась к вам: хотелось заранее предупредить вас.

— Что вам следует за комиссию? — вдруг спросила Жозен, стараясь спокойно говорить с приятельницей и кладя деньги на стол.

— Что вы, что вы, госпожа Жозен! Я ничего от вас не возьму. Помилуйте! С моей стороны тут не было никакого одолжения. Что за счеты между друзьями! Уверяю вас, я очень радуюсь, что могла оказать вашей милой девочке хотя небольшую услугу. Она вам, верно, немало стоит?

— Не дешево! — тяжело вздыхая, проговорила Жозен. — Впрочем, у нее после матери осталось небольшое наследство в прериях. Мой сын именно в ту местность уехал вчера, и я собираюсь отправиться вслед за ним.

— Что вы, что вы, — изумилась модистка. — Вы так хорошо здесь устроились и вдруг собираетесь уехать! А скажите, скоро?

— На днях, — ответила Жозен, не считая более необходимым держать в секрете предстоящий отъезд.

— Придите же, пожалуйста, проститься со мной. Мне очень жаль, что я не могу остаться, чтобы поболтать с вами, — заключила Журдан, — я очень, очень занята. Дайте мне слово, что вы не уедете, не простясь.

Говоря это, модистка приветливо пожала руку приятельнице, почти сбежала с крыльца магазина и через пять минут скрылась за углом.

Проводив глазами мадам Журдан, Жозен задумалась.