— Она собирается ко мне приехать! — вслух произнесла она. — Это невозможно! Я не могу ее видеть, не могу признаться, откуда я добыла этот ящичек. Мне необходимо бежать отсюда. Я должна скрыться куда-нибудь подальше.

Жозен торопливо надела лучшее платье, мантилью, шляпку и, уходя из дома, крикнула через окно леди Джен, сидевшей по обыкновению у Пепси, что идет по делам и, может быть, долго не вернется.

День клонился к вечеру, когда Жозен, изнемогая от усталости, шла узеньким переулком на окраине города, чуть ли не в нескольких милях от улицы Добрых детей. Вдруг она увидела, что перед нею останавливается фура, запряженная двумя мулами. Фурой правил старый негр.

— Это ты, Пит? — воскликнула Жозен, останавливаясь перед фургонщиком.

— Кому и быть, как не мне, миссис Паулина. Не могу и сказать, как я вам рад! — произнес, осклабившись, негр.

— И я, Пит, тоже очень рада, что встретила тебя, — сказала, слегка улыбнувшись, Жозен. — Ты, как видно, обзавелся фурой? Она твоя?

— Положим, не совсем моя, миссис Паулина. Я беру ее напрокат, а сам езжу погонщиком.

— Именно погонщика-то я и ищу, чтоб перевезти свой багаж и сундуки сегодня ночью, — напирая на последние слова, сказала Жозен.

— Сегодня ночью, миссис Паулина? У нас не принято работать по субботам, да еще когда темно.

— Да ты мне скажи прежде, что ты берешь за каждую фуру с полным багажом?

— Я обыкновенно беру по два доллара с фуры, и то с условием, чтобы не слишком далеко ехать, — проговорил, подумав немного, старый негр.

— Правду сказать, ехать тебе придется далеко. Я живу теперь на улице Добрых детей.

— О, миссис Паулина! Сегодня ночью мне невозможно прехать к вам за вещами. Мои мулы и без того слишком устали.

Жозен замолчала и задумалась.

— Видишь ли, Пит, — сказала она решительным тоном. — В память прошлого выслушай меня и исполни мою просьбу. Не расспрашивай ни о чем, а только слушай. Помни еще одно — держи язык за зубами. Отведи сейчас своих мулов в конюшню, накорми их досыта и дай им хорошенько отдохнуть. Ко мне на квартиру приезжай вечером, в десять часов. Если ты сумеешь устроить все спокойно, без суеты, я тебе заплачу за фуру десять долларов.

— Десять долларов, миссис Паулина? — старик-негр лакомо облизнулся. — Деньги хорошие, но ведь и дорога-то, дорога какая длинная!

— Времени тебе на это достаточно, нечего торопиться. Привези в помощь работника и поставь фуру на боковой улице. Я хочу, чтобы ты уложил багаж и сундуки, а главное, чтобы все это делалось тихо. Помни, Пит, чтобы никакого шума не было.

— Слушаюсь, миссис Паулина. Явлюсь к вам ровно в десять. Вы, значит, исполните слово: заплатите мне десять долларов?

— Как сказала, так и сделаю. А теперь прощай, — проговорила старуха, заковыляв по направлению к своему магазину.

Впоследствии соседи Жозен нередко вспоминали, как в ту ночь все предурно спали. Им виделись тяжелые сны, слышались необыкновенный, таинственный шепот и ходьба. А так как на заре этого дня разразилась сильная гроза, то женщины решили, что причиной всему услышанному были электрические разряды в непогоду.

Пепси, впрочем, уверяла, что она ясно слышала крики леди Джен, звавшей на помощь. Потом будто раздавались приглушенные мужские голоса, осторожный стук колес и другие странные звуки. Мать Пепси насилу уговорила дочь успокоиться и заснуть.

Бедную Пепси до такой степени расстроила бурная ночь, что на другой день она проснулась совсем больной. Грустная, бледная сидела она в своем кресле и не сводила глаз с окон мадам Жозен, ожидая, когда та откроет ставни и отопрет входную дверь.

Но — странное дело! — пробило восемь часов, а у соседей не было видно признаков жизни. Молочник чуть не оборвал звонок; булочник, мясник и остальные торговцы надрывались, вызывая из-за запертых дверей хозяйку. Пробило десять часов, а окна квартиры мадам Жозен так и не открывались.

Наконец Пепси не выдержала.

— Ступай сейчас же и разузнай, отчего там все молчат, — сказала она своей верной Мышке.

Та давно сгорала от любопытства и поэтому стремглав бросилась во внутренний двор соседей. Постучав несколько раз в кухонную дверь и не получив ответа, она недолго думая вскарабкалась по плинтусу к ближайшему окну, заглянула в задние комнаты, как кошка соскочила на землю и быстро вернулась к своей барышне — бледная, с диким испугом в глазах.

— Ах, что случилось, мисс Пепси! — залепетала она. — Ведь соседки-то наши уехали; клочка бумажки не осталось в комнатах. Леди Джен исчезла, и старая дама также!

Сначала Пепси не сразу поняла, о чем ей толкует Мышка, но когда она убедилась, что Жозен действительно бежала в прошлую ночь и увезла с собой леди Джен, бедная Пепси горько зарыдала и никому не позволяла утешать себя.

За Пешу и за тетей Модей немедленно послали рассыльного. Милейший дядя пустился разыскивать беглянку. Единственно, чего он мог добиться от жены хозяина дома, что мадам Жозен сполна заплатила за квартиру и даже вручила ключ от нее, говоря, что получила неожиданное известие и ей необходимо следовать за сыном. Пешу вернулся очень грустным.

— У меня был приготовлен план, как разоблачить Жозен, — говорил он, — но с той минуты, как девочка пропала, я ничего не могу сделать.

И на следующий день Пепси не могла заняться ничем серьезным и, полулежа в кресле, старалась отвлечь себя игрой в солитер. Вдруг она увидала, что к заколоченным окнам бывшей квартиры Жозен подъехала коляска, где сидела молодая женщина. Она позвонила, но когда ей не отворили, подбежала к дверям соседней лавки и спросила, здесь ли живет госпожа Жозен.

— Госпожа Жозен жила здесь, — заявил испанец Фернандсу, вежливо кланяясь даме, — но два дня тому назад она выехала, и мы не можем сказать, куда. С нею произошло что-то странное, иначе она не уехала бы, не простившись со своими приятельницами и не оставив нового адреса.

Выслушав это, дама посмотрела на закрытые ставни и уехала.

Приезд незнакомой дамы, вслед за исчезновением Жозен, послужил поводом для нескончаемых толков о происшедшем.

— Я уверена, — говорила Пепси, — что эта дама — мама леди Джен, которая после долгого времени вернулась к ней! Ах, какое несчастье, что она не приехала вовремя!..

Это было в канун праздника. Уже темнело, когда мадам Ланье проезжала по бульвару. В коляске лежали подарки для детей, друзей и знакомых. Вдруг на повороте ей бросилась в глаза маленькая детская фигурка, стоявшая на тротуаре. Мадам Ланье успела рассмотреть в полутьме девочку лет шести, в белом платьице, грязном, измятом, в рваных черных чулках и полустоптанных башмаках. Она куталась в тонкую вылинявшую шаль, стараясь прикрыть озябшие плечи. Золотистые волосы, заплетенные в косу, были небрежно свернуты на затылке. На худеньком, бледном личике выражалось такое горе, что на девочку нельзя было равнодушно смотреть. Приятная внешность ее невольно привлекала внимание.

Когда коляска стала поворачивать за угол, мадам Ланье пристально посмотрела на девочку. «Бедная малютка! — подумала она. — Напрасно я не остановила извозчика, чтобы спросить, кто она такая».

Это была леди Джен. Но кто бы мог подумать, что это она!

После той мучительной ночи, когда Жозен грубо растолкала спящую малютку и приказала ей немедленно встать и одеться, чтобы немедленно ехать, леди Джен растерялась. Сначала она не хотела повиноваться, звала на помощь Пепси, Диану, Жерара, — но все напрасно. Жозен кричала на нее, прибила и до того запугала, что бедняжка покорилась.

Страшная гроза, физиономии двух черномазых извозчиков, толчки и брань Жозен — все настолько ошеломило девочку, что она, помертвев от ужаса, не могла вымолвить ни слова.

Вот как изменилась за четыре месяца судьба бедной леди Джен! Изнеженная вниманием, ласками и заботами друзей, она сделалась беспомощной круглой сиротой.