Это рай на земле.

Буквально.

Я хочу остаться здесь навсегда.

Приглушенный стук в дверь вырывает меня из моей сказки о Золушке, и я вскакиваю, поправляю шляпу и причесываю волосы.

— Войдите, — кричу я.

Дверь открывается, и входит Хадсон.

— Просто хотел проведать тебя. Тебя устраивает эта комната?

— Шутишь? — Я поднимаюсь и подхожу к нему, не в силах перестать улыбаться. — Это самая прекрасная комната, которую я когда-либо видела в своей жизни.

Он смеется, словно думает, что я шучу.

Но я серьезна.

— Я могла бы остаться жить здесь, — говорю я. — Навсегда.

— Давай не будем торопить события.

Я закатываю глаза.

— Ты же знаешь, что я имею в виду.

— Она разместила тебя в восточной башне, — говорит он.

— Это плохо? — Я выгибаю бровь.

— Ты будешь здесь совсем одна. — Он засовывает руки в карманы и подходит к окнам. — Все остальные будут в южном крыле. Или в гостевом доме.

— Может, она просто хотела, чтобы у меня было личное пространство? Я не собираюсь жаловаться на эту комнату, — говорю я со вздохом. — То есть, как я могу? Только посмотри, какой вид.

— Ты еще не видела, какой вид из моей комнаты.

— Пытаешься внушить мне комплекс? Твоя мама была довольно милой, предоставив мне эти прекрасные апартаменты, и извинилась за свое поведение при нашей первой встрече. Не заставляй меня усомниться в ее намерениях, иначе это будут очень долгие четыре недели.

Хадсон подходит ближе, берет мои руки в свои и почти прижимается своим телом к моему.

— Просто хочу, чтобы ты была ближе ко мне, вот и все.

Я наклоняю голову, фыркая.

— Тебе не нужно этого делать. Никто не видит.

— Делать что?

— Притворяться.

— Я не притворяюсь. Я хочу, чтобы ты была ближе, — говорит он, вглядываясь мне в глаза.

— Зачем? Ради зова плоти?

— Зов плоти? Кто-то еще употребляет такое выражение?

Снова закатываю глаза, а он скользит руками по моей талии. Я вдыхаю его аромат, и мое сердце пропускает удар, а в следующую секунду несется вскачь.

— Я совершенно не понимаю, что ты делаешь, — говорю я, наполовину подразнивая, наполовину говоря правду. — Почему мне кажется, что прямо сейчас ты хочешь меня поцеловать?

— Прямо сейчас я хочу сделать гораздо больше, чем просто поцеловать тебя. — Хадсон смеется, рукой скользя вверх по моей руке, а затем замирает под моим подбородком. Его губы становятся все ближе, но не переходят опасную границу. — Мари, я знаю, кто мы друг для друга. Знаю. Но быть с тобой здесь… это словно глоток свежего воздуха… по-другому я не могу описать это чувство. То, что ты в этом платье… и то, что моя мать поместила тебя вне зоны моей досягаемости… это самая настоящая чертова пытка.

— В любом случае, тебе бы ничего не обломилось.

— Не обломилось? Мари, ты уже была моей, — говорит он. — Но я хочу тебя снова.

— Что заставляет тебя надеяться, что это чувство взаимно?

— Если я тебя поцелую прямо сейчас, — спрашивает он, — ты меня остановишь?

Тепло его губ едва касается моих, хотя он не целует меня. Пока.

Кто-то в углу откашливается, и наши затуманенные страстью взгляды устремляются в ту сторону.

— Здравствуй, мама, — говорит Хадсон.

— Шеффилды приехали. Прошу, приведите себя в порядок и спускайтесь к нам. — Хелена исчезает раньше, чем я успеваю разгадать ее выражение лица. Мне слишком стыдно смотреть ей в глаза.

— О, Боже. — Я закрываю лицо руками.

— Поверь, она чувствует себя еще неудобнее, чем мы, — заверяет меня Хадсон, опуская мои руки. — Но не стоит заставлять их ждать.

Он ведет меня по коридорам, пока мы не добираемся до изогнутой лестницы, где смех эхом отдается от белоснежных стен и высоченного потолка фойе.

— А вот и он! — Мужчина с круглым животом в фирменной одежде загородного клуба с распростертыми объятиями направляется к Хадсону. — Хадсон, как же долго мы не виделись. Кажется… с прошлого года.

Мужчина смеется над своей шуткой, напоминая мне дядюшку-пенсионера, который играет в гольф, вероятно, на завтрак, обед и ужин.

— Рад тебя видеть, Дюк. — Хадсон притягивает меня ближе.

— А это, видимо?.. — Женщина с прямыми выцветшими от солнца волосами и в винтажном макси-платье плавно движется в нашу сторону. Пальцами она касается своих губ, и гигантский бриллиант сияет в естественном свете солнца.

— Моя невеста, — заканчивает за нее Хадсон, подмигивая мне. — Дюк и Сибил Шеффилд, познакомьтесь с Марибель Коллинз.

— О, разве она не прекрасна? — выдавливает Сибил радостным тоном, подходя к нам, и целует воздух возле моей щеки, а затем отступает на безопасное расстояние. Не могу отделаться от мысли, что она оценивает меня, сравнивая со своей дочерью. — Одрина, познакомься с будущей женой Хадсона.

Она произносит слова «будущая жена» с такой интонацией, словно они оставили особое послевкусие у нее во рту, но Хадсон ободряюще сжимает мою руку.

— Значит, ты и есть та самая счастливица. — Одрина осматривает меня с головы до ног, расправляя плечи. У нее типичная внешность стервы. Слишком красива. Жизнь была к ней щедра: шелковые шоколадного цвета волосы струятся по ее плечам, безупречная кожа без единой морщинки. Уперев руку в свое костлявое бедро, она изгибает губы в хитрой ухмылке. — Добро пожаловать в нашу семью.