Отцы и дети
Его родители были детьми разных народов: мать, Мария Ивановна Юмашева, была русской, а отец был поляком.
Как вспоминал сам К.Э. Циолковский, по семейному преданию его род вел свое начало от известного бунтаря (или, как сказали бы ныне, террориста) Наливайко, восставшего против польской шляхты из-за смерти отца, погибшего по вине владельца села Гусятина.
В 1596 году отряд казаков под его предводительством был полностью разгромлен войсками короля Сигизмунда Ш, сам Наливайко попал в плен, и его отправили в Варшаву, где вскоре он был казнен. Этот фрагмент своего генетического ряда К.Э. Циолковский отметил в автобиографии [171], видимо, в угоду моде того времени, когда все те,, кто выступали против царей, представлялись народными героями. В соответствии с ней он обошел вниманием то обстоятельство, что сам он происходил из древнего дворянского рода. Один из его предков, Яков Циолковский, в 1697 году участвовал в заседании Сейма при избрании польским королем Августа II, а один из ближайших родственников К.Э. Циолковского был царским генералом, занимавшем в конце XIX – начале XX века довольно крупные посты в некоторых провинциальных городах (Вятке, Н.Новгороде) России.
Отец, Эдуард Игнатьевич, слыл умным человеком и хорошим оратором, но характер имел несносный. Его считали красным, нетерпимым, критиканом и отчаянным спорщиком. Окружающих, впрочем, он не обижал и с родными своими никогда не ругался.
Мать была вспыльчивой, но быстро отходила. Любила шутить, часто смеялась и была талантлива от природы. Она вышла замуж в 16 лет за человека старше ее на 10 лет и умерла в 38 лет из-за (как предполагал К.Э. Циолковский) неудачного аборта, родив за свою жизнь 13 детей [126].
Отец был среднего роста, коренастый; черные волосы были всегда аккуратно подстрижены; к одежде относился пренебрежительно. Польским патриотом он особенно не был, в семье все разговаривали по-русски и никто, кроме него, польского языка не знал.
Тем не менее, он предпочитал польское общество, сочувствовал польским бунтовщикам (бандитам), которые всегда находили приют в его доме.
К российскому правительству он относился со скрытой враждебностью и часто в застольных беседах ругал его.
В автобиографии К.Э. Циолковский как-то пренебрежительно оценил уровень образования своего отца. «Был ли отец знающ? – писал он. – По тому времени его образование было не ниже [образования] окружающего общества, хотя, как сын бедняка, он почти не знал языков и читал только польские газеты» [172] [с. 21].
Такая оценка представляется необъективной. Его отец имел редкое по тому времени высшее образование, в 1841 году в возрасте 21 год закончив Петербургский межевой и лесной институт. С 26 января 1846 года он, поменяв несколько раз свое местожительство, стал лесничим Спасского лесничества и жил в селе Ижевском Спасского уезда Рязанской губернии.
С 1851 года у него начались служебные неприятности и совсем не по идеологическим соображениям и не из-за дурного характера, как это следовало из автобиографии его знаменитого сына, а по злоупотреблению служебным положением. Он попросту дарил и продавал лес «налево» и поэтому с 24 ноября 1857 года по собственному желанию, как сказали бы сейчас, он был уволен с лишением офицерского звания – подпоручик.
Родители любили друг друга и жили дружно.
4-го сентября 1857 года стояла холодная сухая погода. Мария Ивановна взяла двух своих сыновей и пошла погулять. Когда она вернулась, начались родовые схватки. Роды протекали тяжело и долго: только на следующий день, 5-го (17-го) сентября, родился мальчик, которого назвали Константином.
Мать рожала довольно часто, но несколько детей или родились мертвыми или вскоре умерли. Костя оказался пятым ребенком в семье, в которой к этому времени было уже четыре мальчика (Александр – 1850 г., Дмитрий – 1851 г., Иосиф – 1854 г., Борис – 1855 г.). Потом у него появились еще брат и две сестры.
Видимо, весной 1858 года в связи с отцовскими служебными проблемами семья переехала в Рязань, где ее глава перебивался случайными заработками. В 1860 году он получил должность делопроизводителя Лесного отделения Рязанской палаты государственных имуществ, но долго здесь не проработал.
19 июля 1861 года он был определен учителем естественной истории и таксации (материальная оценка леса) в землемерно-таксаторских классах при Рязанской гимназии на правах старшего учителя, где и проработал семь лет (К.Э. Циолковский считал, что всего год).
К.Э. Циолковский вспоминал: «Отец был здоров: я не помню его больным. Только после смерти матери у него сделались приливы крови в мозгу (50 лет) и он всю остальную жизнь носил на голове компресс. Это было, мне кажется, результатом его полового аскетизма. Жениться он стыдился, хотя и в эти годы нравился женщинам: в него влюблена была хорошенькая и молодая гувернантка соседей. Лично я считал его некрасивым, но что-то в нем было, нравящееся женщинам» [171].
Под конец жизни он совсем упал духом и никуда не выходил из дома. Однажды утром он проснулся, сел на кровать, несколько раз вздохнул и умер. Было ему 61 год.
Детские впечатления К.Э. Циолковского не представляют особого интереса: в них не было ничего примечательного, и они не отличались в своем принципе от впечатлений всех других людей. Взрослым он, как во сне видел великана (видимо, отца), который вел его за руку по лестнице в цветник. Конечно, его память зафиксировала трагедию в семье, получившей сообщение о смерти его дедушки.
В пятилетнем возрасте стал изучать буквы, поскольку мать давала по копейке за каждую выученную из них. Однажды в семилетнем возрасте попались на глаза сказки, попытался читать и получилось: начал читать бегло. Игрушки были примитивные, и все их он ломал, чтобы понять, как они устроены.
Родители его любили, отец часто сажал на колени, тряс его и приговаривал: «Иде пан, пан, пан, а за паном хлоп, хлоп, хлоп, но конике гоп, гоп, гоп» (едет барин, а за ним батрак на коне).
Подворовывал. Однажды стащил со стола медную монету – оставили без чая, потом стащил кусочек сахара – опять разоблачили: почувствовал разочарование [172] [с. 28].
Мать, как отмечалось, была вспыльчивой, могла и отшлепать, но ее никто из детей не боялся. Отец даже голоса не повышал, но на детей навевал страх.
Ученье шло трудно и мучительно. Однажды мать объяснила ему деление целых чисел – ничего не понял. Она рассердилась, отшлепала его и сразу понял все.
Любил читать и мечтать. Своему младшему брату платил, чтобы он слушал его россказни [172] [с. 33]. Фантазирование, как мы увидим, станет одним из любимых его занятий.
Мечтал быть сильным и ловким, нравилось играть в мяч, лапту, городки, жмурки и прочие известные всем детям игры.
Ребенок, словом, как ребенок: ничего выдающегося и никакой ущербности. Лет в 10-11, в начале зимы 1867-1868 гг., сильно простудился и заболел скарлатиной. Когда выздоровел, оказалось, что оглох. Жизнь разделилась на две части: до болезни и после.