— Вошь — исключительно гадкая тварь, — сказал Жак. — Причем наибольший ущерб жертве наносит зловонное дыхание этого членистоногого.
— Вот чем объясняется вонючесть моего супруга. От этого козла здорово шмонит.
И она гаркнула ему в лицо:
— Говнюк!
Из-за спины дамы Жак высунул язык и подмигнул, что вызвало у мсье Шока буйное ликование.
— У меня всесе зашибибись, — закричал он, подпрыгивая в кресле, — зашибибись вовсюсю!
На этом Жак их покинул, радуясь началу хорошего дня.
Он выпивает чашку кофе со сливками в соседнем «Пети Кардиналь».
— Сегодня солнечно, — говорит ему хозяин.
— Да, но воздух прохладный, — отвечает Жак.
— Да, действительно. Утром, бррр, пробирало. Кстати, вы будете в «Спортинге» сегодня вечером?
— Нет, не могу.
— Да вы что?! Сегодня будет Кид Бусико[48] против Теда Сардины. Это должно быть круто. Удивительно, что вас не будет.
— Я не могу. Мне и самому неудобно, потому что мы с Тедом приятели.
— А в полдень пообедаете с нами?
— Я буду здесь в полпервого.
— Только не позже, мсье Жак.
Жак пожал лапищу с почерневшими от общепитовских работ ногтями и вышел.
— Мсье Жак! — окликнул его хозяин. — У вас на примете есть лошадь на сегодняшние бега?
— Попробуйте поставить на Вшивую Шкуру в третьем забеге.
— Спасибо, мсье Жак!
Жак спустился по улице до спортивного зала. Поприветствовал кассиршу, двумя пальцами коснувшись края шляпы, и направился к раздевалке. Там еще никого не было, кроме Клок-Пакля, рассеянно манипулировавшего гимнастическими булавами. Жак переоделся в спортивную форму, вернулся в зал и после нескольких минут пенчинг-болла[49] предложил Клок-Паклю три раунда, на которые тот согласился. Тут подошли Кид Мокрун[50] и мсье Ле Петушо, а когда Жак и Клок-Пакль пролезали между канатами на ринг, прибыл Тед Сардина и профессор Альбер.
— Я буду судить, — сказал Альбер.
Жак весил 70 кило, а его противник всего 67, зато руки у него были длиннее, и он без труда пробил Жаку несколько прямых ударов в грудь. Минуты через три Жак начал выдыхаться.
— Стареешь, — заметил Сардина, — и потом, тебе не мешало бы потренироваться.
— Оставь его, — сказал Альбер, — не так уж все и плохо.
— Ему следовало бы приходить сюда чаще, — сказал мсье Ле Петушо.
Во втором раунде Жак два раза зацепил челюсть Клок-Пакля. В третьем раунде они сошлись в ближнем бою. В итоге Клок-Пакль соперника похвалил.
— Ну что, — спросил Альбер, — выставим его?
— Можно было бы, — сказал Сардина, — но ему не мешало бы потренироваться.
— Ему следовало бы приходить сюда чаще, — сказал мсье Ле Петушо.
Жак пошел в душ, затем переоделся и присоединился к профессионалам.
— Ну что, — спросил Альбер, — ты готов выступать на чемпионате Франции среди любителей в полутяжелом весе?
— Он способен продержаться три раунда против кого угодно, — сказал Клок-Пакль.
— Я не против, — сказал Жак.
— Молодец, — сказал Альбер.
— Тебе нужно потренироваться, — сказал Сардина.
— И приходить сюда чаще, — сказал мсье Ле Петушо.
— И воздерживаться по части потасовок, — сказал Альбер.
— У вас на примете есть лошадь на сегодняшние бега? — спросил мсье Ле Петушо.
— Вшивая Шкура в третьем забеге, — сказал Альбер.
— Весенник[51], — сказал Жак.
— Ты думаешь? — засомневался Клок-Пакль.
— Я бы поставил на Вшивую Шкуру, — сказал мсье Ле Петушо. — Это напоминает мне то время, когда они у меня были. Вша — это к счастью, совсем как вляпаться в дерьмо[52] или найти листик клевера с четырьмя лепестками.
— С чего это он взял? — удивился Сардина.
— Всякий раз, когда я находил вшу, — сказал мсье Ле Петушо, — со мной приключалось что-нибудь хорошее.
— Если бы вши приносили счастье, — сказал Кид Мокрун, — счастливыми были бы все. Они у всех были.
— Более или менее, — сказал Альбер.
— Я поставлю на Весенника, — сказал Клок-Пакль.
— Ну что, я записываю тебя на чемпионат, — сказал Альбер.
— Хорошо, — сказал Жак.
— Ты придешь сегодня вечером? — спросил Сардина.
— Не могу, — ответил Жак. — Важная встреча.
— Обломщик, — сказал Сардина.
Жак распрощался с душевной компанией, которая напоследок еще раз порекомендовала ему продолжать тренировки с большим усердием.
Он последовал совету и даже дал понять своей подружке, что должен на какое-то время воздержаться от любовных перегрузок. Таким образом он блестяще прошел отборочные и, став претендентом, сразил чемпиона. К тому времени у него в запасе уже были: опасный удар правой, сокрушительный левой и невероятно быстрая реакция. С такими показателями — ну как не стать профессионалом? Он им стал. Сначала он встретился с Тото[53] Могилой, выстоявшим пятнадцать раундов против самого Кида Тухляка[54]. Тото Могила продержался недолго; во втором раунде Жак несравненным прямым в челюсть свалил его на ковер. Затем он по очереди уложил Мишеля Альбиноса, Бенара Пухляка, Деде[55] Сток де Плюмба, Боба Ноэля. Галл Лимар[56] оказался орешком покрепче, но в седьмом раунде Жак неотразимым ударом левой достал его в солнечное сплетение. Он громил всех подряд. Потом был чемпионат Франции, чемпионат Европы, чемпионат мира, организованный в Мэдисон-Сквере[57] (Нью-Йорк-Сити). Чемпионат мира… В течение нескольких лет Жак удерживает чемпионский титул, а затем добровольно от него отказывается. Он уезжает в Техас, женится, выращивает хлопок и курит опиум, покупает шхуну, совершает кругосветное путешествие, погибает во время кораблекрушения, затем его выплывший из Тихого океана призрак медленно дрейфует до берегов Китая, оттуда уже по суше пускается в паломничество через все воспоминания и не спеша добирается до города Парижа, административного центра департамента Сены, близ тех мест, где открылось миру боксерское призвание Жака Сердоболя, который в этот момент оглядывается по сторонам. Ему навстречу шагает пожилой господин с двумя девочками, на противоположной стороне улицы по тротуару идет дама с маленьким мальчиком, за ними кюре. Кто из них достоин призрака? Иногда Жак следует за каким-нибудь уличным персонажем не столько ради того, чтобы за ним следить, сколько для того, чтобы примерить его на себя. Но в это утро он не находит достойной жертвы. Он продолжает идти своей дорогой, он знает, куда идет[58], и вот внезапно уже не знает, ибо перед ним появляется искомый объект в облике абсолютно заурядного гражданина. Жак увязывается за ним; тот идет мерным шагом, километра три в час, медленнее тащатся только зеваки. Чем занят этот тип? Непонятно. Он не останавливается перед витринами, не оборачивается вслед женщинам, не подзывает мяу кошек, гав собак, эй такси, не треплет по щекам детей, не пытается переступать щели мощеного тротуара, не спрашивает у полицейских, как пройти, не заходит в Веспассиановы заведения[59], не переходит улицу, не посмотрев сначала налево, потом направо, не чихает, не рыгает, не пукает, не оступается, не кидает хлебные крошки маленьким воробьям и жирным голубям, не ждет ни трамвая, ни автобуса, не спускается в метро, не ковыряет пальцем в носу, не размахивает руками при ходьбе, не чешет ни затылок, ни зад, не вынимает платок ни чтобы вытереть лицо, ни чтобы высморкаться, не плюет на землю, не курит, не сует руки в карманы, не бросает в канаву бумажные клочки, автобусные и трамвайные билетики, не хромает, не дергается и не подпрыгивает при ходьбе, он кажется до такой степени комильфо[60], что Жак уже задумывается о том, как бы ему самому достичь такой вот совершенной безликости и незаметности, но в этот момент гражданин бросается к даме, выхватывает у нее сумочку и быстро убегает. Тетенька кричит, за воришкой припускает полицейский, звучно провозглашая, что он был бы безмерно рад добровольному содействию налогоплательщиков в поимке опасного правонарушителя, но последний, явно не дурак, забегает во двор, где, как известно Жаку, уже давно занимающемуся методичным исследованием столицы, имеется сквозной проход на другую улицу.