Неужели же мы должны теперь опять вернуться к этому исходному пункту и вновь пройти через то же развитие? Наши теоретики стремятся к этому, но, к счастью, это невозможно. Как мы уже видели, революция должна будет обратиться к коммунизму; иначе она будет потоплена в крови, и её придётся начинать сызнова.

Услуги, оказываемые обществу — будь то работа на фабрике или в поле, или услуги нравственного характера — не могут быть оценены в монетных единицах. Беря мануфактурное производство, точной меры ценности — ни того, что неправильно называют меновою ценностью, ни ценности, рассматриваемой с точки зрения полезности, — нет возможности установить. Если мы видим двух человек, которые в течение целого ряда лет работают по пяти часов в день на общую пользу в различных, одинаково им нравящихся областях, то мы можем сказать, что их труд приблизительно равноценен; но дробить этого труда нельзя; нельзя сказать, что продукт каждого дня, каждого часа, каждой минуты труда одного из них равноценен продукту минуты, часа или дня другого.

Можно сказать, в общем, что человек, который всю свою жизнь лишал себя досуга в течение десяти часов в день, дал обществу больше, чем тот, который отнимал у себя всего пять часов, или не отнимал вовсе ничего. Но нельзя взять продукт, который он произвёл в течение двух часов, и сказать, что этот продукт стоит вдвое больше, чем продукт одного часа труда другого человека, и вознаграждать труд обоих соответственно этому расчёту. Это значило бы закрыть глаза на всю сложность промышленности, земледелия и вообще всей жизни современного общества; это значило бы не замечать, до какой степени всякий труд каждой отдельной личности является результатом всего прошедшего и настоящего труда всего общества. Это значило бы думать, что мы живём в каменном веке, тогда как на самом деле мы живём в веке стали.

Войдите, например, в угольную копь и посмотрите на рабочего, стоящего возле огромной машины, заставляющей ходить вверх и вниз клетку, в которой поднимают из шахты уголь. В руках у него рычаг, который останавливает машину, или заставляет её действовать в обратную сторону: стоит ему только двинуть рычаг, клетка мгновенно изменяет направление своего движения, взлетая вверх или опускаясь вглубь с головокружительной быстротой. Весь внимание, он с напряжением следит глазами за указателем, который показывает ему, в каком месте находится в каждую данную минуту шахтовая клетка; и как только указатель достиг известного уровня, он мгновенно останавливает движение машины, ни на один аршин ниже или выше требуемого уровня. А как только из клетки выкатят вагонеты, полные угля, и втолкнут на их место пустые, он вновь повёртывает рычаг, не теряя ни секунды — и вновь клетка летит вглубь шахты.

В течение восьми или десяти часов он находится в этом состоянии усиленно напряжённого внимания. Если бы ум его отвлёкся на полминуты от указателя, клетка влетела бы в потолок, дробя колёса и давя людей, и вся работа в руднике была бы остановлена. Стоит ему потерять три секунды при каждом повороте рычага — и количество добываемого угля сократится (в усовершенствованных современных копях) на двадцать пять или на пятьдесят тонн в день.

В таком случае, — признаем ли мы его самым полезным человеком в руднике? Или, может быть, того, кто подаёт ему снизу сигнал к поднятию клетки? или же того углекопа, который ежеминутно рискует своей жизнью в глубине копи и рано или поздно будет убит рудничным газом? Или, может быть, инженера, который, вследствие простой ошибки в сложении при своих вычислениях, мог бы потерять угольный пласт и повести штольню в пустом камне? Или, наконец, хозяина, ,который вложил в это дело всё своё имущество и вопреки всем советам говорил, может быть, когда рыли шахту: «Ройте здесь, ройте глубже, и мы найдём прекрасный уголь? Или — какого-нибудь старика, углекопа, который уговаривал хозяина продолжать дело?

Все, работающие в этой копи содействуют, по мере своих сил, своей энергии, своих знаний, своего ума, своего уменья, добыванию угля; и мы действительно можем сказать, что все они имеют право жить и удовлетворять свои потребности (и даже свои фантазии, как только необходимое для всех будет обеспечено). Но каким образом можем мы оценить деньгами, платой, участие каждого из них?

Да и самый уголь, который они добывают, — разве это их продукт, добытый ими одними? Разве он не продукт также и тех людей, которые построили железную дорогу, ведущую к копи, и те другие дороги, которые, как лучи, расходятся от неё ко всем станциям? Разве он также не дело тех, кто пахал и засеивал поля, рубил деревья в лесу, строил машины, в которых будет гореть этот уголь? и так далее без конца!

Между делом одного и делом другого не может быть установлено никакого различия. Если мы будем мерить их заслуги по их результатам, то это приведёт нас к нелепости, и то же самое получится, если мы станем дробить их заслуги и мерить их часами труда.

Остаётся только одно: поставить потребности людей выше их дел, и признать сначала право на жизнь, а затем и право на довольство, за всеми теми, кто принимает какое бы то ни было участие в производстве.

Возьмите какую хотите другую отрасль человеческой деятельности, возьмите всю совокупность жизненных проявлений и скажите: кто из нас имеет право претендовать на большее вознаграждение: врач, который угадал болезнь, или сиделка, которая обеспечила выздоровление своим тщательным уходом? Изобретатель ли первой паровой машины, или тот мальчик, которому в один прекрасный день надоело тянуть верёвку, служившую прежде для открывания клапана, выпускавшего пар под поршень, и который он догадался раз привязать известным образом к коромыслу машины, а сам побежал играть с товарищами, не подозревая, что он открыл этим самым необходимую часть всякой современной паровой машины — механический клапан? Изобретатель ли локомотива или тот ньюкаслский рабочий, который подал мысль заменить деревянными шпалами те камни, на которые раньше клали рельсы и которые, вследствие отсутствия в них упругости, заставляли поезда всё время сходить с рельсов? Машинист ли на локомотиве, или тот человек, который подаёт сигнал, чтобы остановить поезд, или же стрелочник, открывающий путь?

Кому мы обязаны существованием телеграфного сообщения через Атлантический океан? Тому ли инженеру, который упорно утверждал, что проволочный канат будет передавать депеши, в то время как почти все самые учёные специалисты по электричеству заявляли, что это невозможно? Тому ли учёному, Мори, который посоветовал заменить толстые канаты тонкими, — не толще обыкновенной трости? Или, наконец, тем, неизвестно откуда явившимся добровольцам, которые проводили дни и ночи на палубе Грейт Истерна и тщательно рассматривали каждый фут каната, вынимая из него гвозди, которые втыкались кем-то (говорят — акционерами морских компаний) в изолирующий слой, с целью сделать канат негодным к употреблению?

А в более широкой области — в области настоящей человеческой жизни, с её радостями, её горестями и её случайностями— разве каждому из нас не случалось встретиться с человеком, который оказал ему в жизни такую услугу, что самая мысль о денежной её оценке показалась бы оскорбительной? Иногда эта услуга ничто иное, как — просто слово, сказанное вовремя, иногда же это — целые месяцы и годы самоотверженной преданности. Неужели же и эти «неоценимые» услуги мы тоже станем расценивать в рабочих чеках?

«Каждому — по его делам!» Но человеческие общества не могли бы просуществовать и двух поколений подряд, если бы каждый не давал иногда другим гораздо больше, чем он получит от них в виде денег, рабочих чеков или каких-нибудь наград. Человечеству пришёл бы конец, если бы мать не давала свою жизнь для сохранения жизни своих детей, если бы каждый человек не давал, хоть иногда, не считая, если бы он не давал в особенности именно тогда, когда он не ждёт никакого вознаграждения.

И если буржуазное общество гибнет, если мы находимся в настоящую минуту в тупике, из которого мы не можем выйти иначе, как разрушая топором и огнём учреждения прошлого, то это происходит именно оттого, что мы слишком много считали; оттого, что мы приучили себя давать только с целью получить; оттого, что мы захотели сделать из общества коммерческую компанию, основанную на приходе и расходе.