Одной изъ наихудшихъ каторжныхъ тюремъ была Бѣлгородская, въ Харьковской губерніи, и именно эта тюрьма была выбрана для политическихъ преступниковъ, осужденныхъ на каторжныя работы; они содержались здѣсь съ 1874 по 1882 г., до высылки ихъ въ Сибирь. Три первыя группы нашихъ друзей: по процессу Долгушина и Дмоховскаго, по московскому процессу 50 и по процессу 193-хъ, — были посланы въ эту тюрьму. Самые ужасающіе слухи ходили объ этой тюрьмѣ — могилѣ, въ которой были погребены семьдесятъ политическихъ преступниковъ, лишенныхъ возможности сноситься какимъ-либо образомъ съ внѣшнимъ міромъ, и въ то же время лишенныхъ какихъ-либо занятій. У нихъ были матери, сестры, которыя, не смотря на постоянные отказы, неустанно обивали пороги у всякаго петербургскаго начальства, добиваясь разрѣшенія повидать, — хотя бы лишь въ теченіи нѣсколькихъ минутъ, — своихъ сыновей и братьевъ. Жителямъ Бѣлгорода было извѣстно, что съ арестантами обращаются самымъ возмутительнымъ образомъ; но, въ общемъ, о томъ, что происходило въ тюрьмѣ, знали мало; изрѣдка лишь доносилась глухая вѣсть, что кто-либо умеръ или сошелъ съ ума. Но даже государственные секреты съ теченіемъ времени перестаютъ быть тайнами. Сначала разрѣшили одной изъ матерей имѣть свиданіе съ ея сыномъ разъ въ мѣсяцъ въ теченіи одного лишь часа въ присутствіи смотрителя тюрьмы и она не задумалась поселиться подъ самыми стѣнами острога ради этихъ рѣдкихъ и краткихъ часовъ свиданія съ любимымъ сыномъ. Вслѣдъ затѣмъ, въ 1880-мъ году въ Петербургѣ пришли къ заключенію (послѣ взрыва въ Зимнемъ Дворцѣ), что немыслимо больше замучивать политическихъ арестантовъ въ Бѣлгородѣ, отказывая имъ въ ихъ правѣ — быть сосланными на каторжныя работы въ Сибирь. Такимъ образомъ, въ октябрѣ 1880 г. тридцать нашихъ товарищей были переведены изъ Бѣлгорода въ Мценскъ. Въ виду того, что они не могли по слабости здоровья отправиться немедленно въ далекій путь къ Нерчинскимъ рудникамъ, ихъ оставили на нѣкоторое время въ Мценскѣ, пока они нѣсколько оправятся. Тогда долго скрываемая правда сдѣлалась, наконецъ, извѣстной. Свѣдѣнія объ условіяхъ тюремнаго заключенія въ Бѣлгородѣ появились въ русской революціонной прессѣ и частью проникли даже въ петербургскія газеты; помимо этого, по рукамъ ходили литографированныя и гектографированныя воспоминанія отбывшихъ наказаніе въ Бѣлгородской тюрьмѣ. Изъ этихъ воспоминаній публика узнала, что заключенныхъ держали отъ трехъ до пяти лѣтъ въ одиночномъ заключеніи, въ оковахъ, въ темныхъ, сырыхъ камерахъ, длиною въ 10 и шириною въ 6 фут.; что ихъ держали въ абсолютной бездѣятельности, совершенно изолированными отъ какого-либо соприкосновенія съ внѣшнимъ міромъ и людьми. Такъ какъ казна отпускала на ихъ содержаніе всего пять копѣекъ въ день, они питались хлѣбомъ и водою; три или четыре раза въ недѣлю имъ, впрочемъ, давали маленькую чашку горячей похлебки, сваренной изъ горсти овсянной крупы съ примѣсью разной дряни. Десятиминутная прогулка по двору черезъ день, по мнѣнію начальства, вполнѣ удовлетворяла потребность арестанта въ свѣжемъ воздухѣ. У нихъ не было ни кроватей, ни подушекъ, ни тюфяковъ, ни одѣялъ; спать приходилось на голомъ полу, подложивъ подъ голову кое-что изъ платья и накрывшись сѣрымъ арестантскимъ халатомъ. Невыносимое одиночество, абсолютное молчаніе и вынужденная бездѣятельность! Лишь послѣ трехъ лѣтъ подобной пытки имъ было разрѣшено чтеніе нѣкоторыхъ книгъ.

Зная, по болѣе чѣмъ двухлѣтнему опыту, тяжесть одиночнаго заключенія, я смѣло могу сказать, что оно, въ той формѣ, какая практикуется въ Россіи, является одной изъ самыхъ жестокихъ пытокъ. Здоровье арестанта, какъ бы оно ни было крѣпко до вступленія въ тюрьму, непоправимо разрушается одиночнымъ заключеніемъ. Военная наука говоритъ намъ, что во всякомъ осажденномъ гарнизонѣ, которому въ теченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ выдается уменьшенный паекъ, смертность возрастаетъ въ громадныхъ размѣрахъ. Это наблюденіе еще болѣе вѣрно по отношенію къ людямъ, находящимся въ одиночномъ заключеніи. Недостатокъ свѣжаго воздуха, отсутствіе необходимаго упражненія для ума и тѣла, вынужденное молчаніе, отсутствіе той неисчислимой массы впечатлѣній, которыя мы, будучи на свободѣ, безсознательно воспринимаемъ каждый часъ, уже самый фактъ, что вся умственная работа сводится исключительно къ дѣятельности воображенія, — комбинація всѣхъ этихъ условій дѣлаетъ одиночное заключеніе одной изъ самыхъ жестокихъ и вѣрныхъ формъ медленнаго убійства. Если удается устроить сообщеніе съ сосѣдомъ по камерѣ (путемъ легкихъ постукиваній по стѣнѣ), то это уже является такимъ облегченіемъ, громадное значеніе котораго могутъ вполнѣ оцѣнить лишь тѣ, которымъ пришлось въ теченіе года или двухъ пробыть въ полномъ отчужденіи отъ остального міра. Но это облегченіе иногда является новымъ источникомъ мученій, такъ ваши собственныя нравственныя страданія увеличиваются все растущимъ съ каждымъ днемъ убѣжденіемъ, что разсудокъ вашего сосѣда начинаетъ помрачаться; въ выстукиваемыхъ имъ фразахъ вы начинаете различать ужасные призраки, гнетущіе его измученный мозгъ. Таково тюремное заключеніе, которому подвергаются политическіе арестанты иногда въ теченіи трехъ-четырехъ лѣтъ въ ожиданіи суда. Но ихъ положеніе значительно ухудшается, когда они попадаютъ въ Харьковскую центральную тюрьму. Не только камеры въ ней темнѣе и сырѣе, не только пища хуже, чѣмъ гдѣ бы то ни было, но, кромѣ всего этого, арестантовъ нарочно держатъ въ абсолютной праздности. Имъ не даютъ ни книгъ, ни письменныхъ принадлежностей, ни инструментовъ для ручного труда. Они лишены средствъ занять чѣмъ-либо измученный умъ, сосредоточить на чемъ-либо нездоровую дѣятельность мозга, и, по мѣрѣ того, какъ тѣлесныя силы арестанта ослабѣваютъ, его душевная дѣятельность принимаетъ все болѣе ненормальный характеръ; человѣкъ впадаетъ иногда въ мрачное отчаяніе… Люди могутъ переносить самыя невѣроятныя физическія страданія; въ исторіи войнъ, религіознаго мученичества и на госпитальныхъ койкахъ вы найдете массу примѣровъ этого рода. Но моральныя мученія, когда они продолжаются нѣсколько лѣтъ подрядъ, — совершенно непереносимы и наши друзья испытали это на себѣ. Запертые сначала въ крѣпостяхъ и домахъ предварительнаго заключенія, переведенные затѣмъ въ центральныя тюрьмы, они быстро ослабѣвали и вскорѣ или умирали, или сходили съ ума. Не всегда психическое разстройство происходило въ такой острой формѣ, какъ у г-жи М-ской, молодой талантливой художницы, которая сошла съ ума внезапно, будучи изнасилована жандармами. Большинство лишается разсудка путемъ тяжелаго медленнаго процесса, разумъ угасаетъ съ часа на часъ въ слабѣющемъ тѣлѣ.

Въ іюнѣ 1878 г. жизнь арестантовъ въ Харьковской тюрьмѣ сдѣлалась настолько невыносимой, что шестеро изъ нихъ рѣшили умереть голодной смертью. Въ теченіи цѣлой недѣли они отказывались принимать какую бы то ни было пищу и когда генералъ-губернаторъ приказалъ прибѣгнуть къ искусственному кормленію, въ тюрьмѣ произошли такія сцены, что тюремному начальству пришлось отказаться отъ выполненія этой идеи. Съ цѣлью сломить ихъ упорство, арестантамъ обѣщаны были нѣкоторыя уступки, какъ, напр., разрѣшеніе выходить на прогулку и снятіе оковъ съ больныхъ; ни одно изъ этихъ обѣщаній не было выполнено. Лишь позже, когда нѣсколько человѣкъ умерло, а двое (Плотниковъ и Боголюбовъ) сошли съ ума, — арестанты получили разрѣшеніе пилить дрова въ тюремномъ дворѣ, вмѣстѣ съ двумя татарами, которые ни слова не понимали по-русски. Лишь послѣ усиленныхъ требованій, за которыя приходилось расплачиваться недѣлями темнаго карцера, они получили работу въ камерахъ, но это произошло уже къ концу третьяго года ихъ заключенія.

Въ октябрѣ 1880 г. первая партія, состоявшая изъ тридцати человѣкъ, въ большинствѣ случаевъ осужденныхъ въ 1874 г., была выслана въ мценскую пересыльную тюрьму впредь до отправки ихъ въ Сибирь. Зимой прибыла вторая партія изъ 40 человѣкъ, осужденныхъ по процессу 193-хъ. Всѣ они пересылались въ Нерчинскъ, на Карійскіе золотые промыслы. Всѣ они хорошо знали — какая судьба ожидаетъ ихъ тамъ, но все же они считали день, въ который они оставили Бѣлгородскій адъ, днемъ освобожденія. Послѣ жизни въ этой центральной тюрьмѣ каторжныя работы въ Сибири казались раемъ.