Въ Нижнемъ Новгородѣ: «Тюрьма, построенная на 300 человѣкъ, вмѣщаетъ во время навигаціи 700, а иногда даже 800 арестантовъ» (оффиціальный отчетъ, приводимый въ «Голосѣ», мартъ, 1882 г.).

Въ Польшѣ: «Въ каждой тюрьмѣ въ Польшѣ мѣсто, разсчитанное на одного арестанта, занимаютъ четыре. Предполагается построить рядъ новыхъ тюремъ». Онѣ, кстати сказать, до сихъ поръ не построены. («Московскій Телеграфъ», ноябрь, 1881 г.).

Такими выписками можно было наполнить страницы; но вотъ мнѣнія самихъ чиновниковъ, которымъ ввѣренъ надзоръ за тюрьмами.

Г. Муравьевъ, сотрудникъ Катковскаго журнала, въ тщательно составленной статьѣ (написанной при томъ же въ духѣ, излюбленномъ и поощряемомъ русскимъ правительствомъ), говоритъ слѣдующее: «Почти во всѣхъ нашихъ тюрьмахъ находится въ полтора или два раза большее количество арестантовъ, чѣмъ то, на которое разсчитывали при ихъ постройкѣ» («Тюрьмы и Тюремный Вопросъ», «Русскій Вѣстникъ», 1878 г.). А вотъ что сообщаетъ сибирскій стряпчій г. Мишло, о сибирскихъ тюрьмахъ, находившихся въ его вѣдѣніи: «Надзиратель повелъ меня въ камеры. Вездѣ — грязь, переполненіе, сырость, недостатокъ воздуха и свѣта. Осмотрѣвъ камеры, я отправился въ госпиталь. Войдя въ первую же палату, я невольно отпрянулъ назадъ, пораженный невообразимымъ смрадомъ… Отхожія мѣста являются роскошнымъ помѣщеніемъ, по сравненію съ этимъ госпиталемъ… Вездѣ число арестантовъ въ три раза превышаетъ количество, допускаемое закономъ. Въ Верхне-Удинскѣ, напримѣръ, острогъ построенъ на 240 человѣкъ, а, между тѣмъ, въ немъ обыкновенно помѣщается 800». («Отечественныя Записки», 1881 г.).

Именно вслѣдствіе подобнаго переполненія и феноменальной грязи возникла въ Кіевской тюрьмѣ знаменитая тифозная эпидемія. Можетъ быть, и правда, что она была занесена въ тюрьму, какъ утверждало тюремное начальство, плѣнными турками, но несомнѣнно, что она развивалась въ такихъ ужасающихъ размѣрахъ, вслѣдствіе переполненія тюремъ и страшной грязи. «Зданія, построенныя на 550 человѣкъ, вмѣщали вдвое большее количество», — говоритъ корреспондентъ «Голоса», въ письмѣ отъ 30 октября 1880 г.; при чемъ онъ прибавляетъ: «Какъ извѣстно, профессора университета, посѣтившіе тюрьму, пришли къ заключенію, что переполненіе было главной причиной эпидеміи». Циркуляръ главнаго инспектора тюремъ (упомянутый въ главѣ II) подтверждаетъ справедливость этого заключенія. Не мудрено, что даже послѣ того, какъ часть арестантовъ была вывезена, изъ 750 человѣкъ, находившихся въ тюрьмѣ, 200 все еще лежали въ тифозной горячкѣ. Не мудрено также, что смертность въ Харьковской тюрьмѣ достигла такихъ ужасающихъ размѣровъ — а именно, умерло 200 человѣкъ изъ 500, какъ это указалъ тюремный свяшенникъ, въ проповѣди, напечатанной въ мѣстной «Епархіальной Газетѣ», которая, какъ извѣстно, издается подъ цензурой мѣстнаго архіепископа.

Я вполнѣ понимаю трудности, которыя встрѣчаешь иностранецъ, пожелавшій ознакомиться съ истиннымъ положеніемъ Россіи. Но, чѣмъ больше трудности, тѣмъ болѣе, казалось бы, слѣдовало употреблять усилій, чтобы добраться до истины. Нѣкоторые иностранцы такъ и дѣлали. Другіе же относились къ своей задачѣ съ непростительнымъ легкомысліемъ. Между тѣмъ, если легкомысліе — вообще не похвально, то оно становится почти преступнымъ, когда проявляется при обсужденіи такихъ серьезныхъ вопросовъ и относительно такой страны, какъ Россія. Въ продолженіи двадцати лѣтъ общественное мнѣніе въ Россіи тщетно добивалось полнаго пересмотра всей тюремной системы. Но оно этого еще не добилось. Между тѣмъ, наше правительство, остающееся глухимъ ко всѣмъ этимъ требованіямъ, конечно, всегда бываетъ очень радо, если ему представляется возможность отвѣтить недовольнымъ что-нибудь въ томъ родѣ: — «Вотъ вамъ мнѣніе иностранца, знающаго все о тюрьмахъ всего свѣта! Онъ находитъ, что вы все преувеличиваете въ своихъ жалобахъ: онъ говоритъ, что наши тюрьмы нисколько не хуже тюремъ другихъ государствъ».

Когда сотни тысячъ человѣкъ — мужчинъ, женщинъ и дѣтей — стонутъ подъ игомъ нашихъ тюремныхъ порядковъ, — къ вопросамъ подобнаго рода необходимо подходить съ величайшей осторожностью. И я искренне прошу иностранцевъ, которые могли бы заняться изученіемъ этихъ вопросовъ, никогда не забывать, что всякая попытка представить въ болѣе или менѣе благопріятномъ свѣтѣ наши тюрьмы послужитъ только къ поддержанію нынѣ существующихъ безобразій.

Тюрьма св. Павла въ Ліонѣ, въ которой я провелъ первые три мѣсяца моего заключенія, не принадлежитъ къ числу тѣхъ старыхъ, разрушающихся и сырыхъ замковъ, которыми во многихъ провинціальныхъ французскихъ городахъ все еще пользуются для помѣщенія въ нихъ арестантовъ. Это — современная тюрьма, претендующая на одно изъ первыхъ мѣстъ въ ряду департаментскихъ тюремъ. Она занимаетъ обширное пространство, окруженное двойнымъ поясомъ высокихъ стѣнъ; зданія тюрьмы помѣстительны, современной архитектуры и выглядятъ опрятно. При ея постройкѣ, очевидно, руководились современными идеями въ тюремномъ вопросѣ; причемъ были приняты также мѣры, чтобы можно было обратить ее въ фортъ, въ случаѣ бунта въ Ліонѣ. Подобно другимъ департаментскимъ тюрьмамъ, она предназначена для арестантовъ, ожидающихъ суда, а также и для тѣхъ, уже осужденныхъ, срокъ заключенія которыхъ не превышаетъ одного года. Подземная галлерея соединяетъ ее съ другой обширной тюрьмой — св. Іосифа — въ которой помѣщаются женщины.

Я прибылъ сюда декабрьскою ночью изъ Тонона, сопровождаемый тремя жандармами. Послѣ обычныхъ вопросовъ, я былъ помѣщенъ въ пистолю (pistole), которая предварительно была приведена въ порядокъ и протоплена для меня; въ этомъ помѣщеніи я оставался до слѣдующаго марта. За плату по шести франковъ въ мѣсяцъ и три франка служителю, всякій заключенный, попадающій въ тюрьму въ первый разъ, можетъ нанять себѣ пистолю на все время предварительнаго заключенія и такимъ образомъ избѣжать помѣщенія въ одиночной камерѣ. Пистоля нѣсколько просторнѣе и чище обыкновенныхъ одиночекъ. Глубокое окно подъ потолкомъ даетъ достаточно свѣта; отъ одного угла камеры до другого, по ея каменному полу, можно сдѣлать 6–7 шаговъ. Въ ней имѣстся кровать съ чистымъ бѣльемъ и маленькая желѣзная печка, отапливаемая коксомъ; для человѣка, занятаго какой-либо работой и привыкшаго къ одиночеству, пистоля является довольно комфортабельнымъ помѣщеніемъ, если только заключеніе не затягивается надолго.

Обыкновенныя одиночки, занимающія отдѣльное крыло тюрьмы, гораздо хуже. Онѣ построены по тому образцу, который принятъ теперь вездѣ въ Европѣ: вы входите въ широкую и высокую галлерею, по обѣимъ сторонамъ которой вы видите два или три этажа желѣзныхъ балконовъ; на всемъ протяженіи этихъ балконовъ имѣются двери, ведущія въ одиночки, имѣющія 10 футовъ длины и отъ 6 до семи футовъ ширины и снабженныя, каждая, желѣзною кроватью, небольшимъ столикомъ и маленькой скамейкой, — всѣ наглухо прикрѣпленные къ стѣнамъ. Въ Ліонской тюрьмѣ эти одиночки очень грязны, переполнены клопами и никогда не отапливаются, не смотря на сырость климата и на туманы, которые могутъ соперничать по густотѣ, если не по цвѣту, съ Лондонскими. Газъ никогда не зажигается и, такимъ образомъ, арестантъ обреченъ на совершенную темноту и бездѣятельность отъ пяти, а въ зимніе вечера, даже отъ четырехъ часовъ, вплоть до слѣдующаго утра. Каждый арестантъ долженъ самъ чистить свою одиночку; т.-е. онъ спускается утромъ въ тюремный дворъ, гдѣ выливаетъ и моетъ свою парашу, испареніями которой онъ дышетъ въ продолженіи цѣлаго дня. Даже тѣ простѣйшія приспособленія для избѣжанія этого неудобства, которыя мы позже нашли въ Клэрво, (гдѣ параша помѣщается въ стѣнѣ, въ сквозной дырѣ, имѣющей дверь въ корридоръ и дверь въ камеру), не были еще введены въ Ліонѣ. Конечно, арестантамъ не даютъ никакой работы во время предварительнаго заключенія, и они обыкновенно проводятъ цѣлые дни въ совершенной праздности. Развращающее вліяніе тюрьмы начинается, такимъ образомъ, тотчасъ же, какъ только арестантъ переступитъ ее порогъ.