Для Марка это было первое посещение частного жилища на Пятой авеню. В ожидании он вышагивал по длинной комнате, приближаясь и удаляясь от своего худого, в темной одежде, отражения в огромном, в позолоченной раме, зеркале. Его мысли занимала встреча с покинутым женихом. Лора должна была выйти замуж за Шелби Карпентера в следующий четверг. Они уже сдали анализы крови и заполнили анкеты для получения брачного свидетельства.
Марк прекрасно это знал. Шелби был обезоруживающе откровенен с сержантом полиции, который задавал ему первые вопросы. В кармане пиджака у Марка лежала сложенная копия отчета о последней встрече влюбленных. Факты были обычного свойства, но все же не совсем.
Лора заразилась лихорадкой уик-энда. С первого мая до конца сентября она присоединялась к фанатичной толпе людей, совершавших в конце каждой недели паломничество в Коннектикут. Старомодный дом Лоры, описанный в рассказе «Вызревание Новой Англии»[4], прежде был конюшней. Сад страдал злокачественной анемией; на деньги, которые она тратила на удобрение скалистой почвы, можно было бы ежедневно в течение года покупать по алой орхидее, а по воскресеньям — букет Odontoglossum grande[5] и прикалывать его к корсажу платья. Но она упорствовала в своем убеждении, что экономила огромные деньги, так как пять месяцев в году покупала цветы лишь раз в неделю.
После моего первого визита за город никакие угрозы не могли меня заставить сесть в поезд и направиться в Уилтон. Шелби оказался не столь строптивой жертвой. Иногда она брала с собой Бесси, служанку, и таким образом освобождала себя от домашних обязанностей, которые, по ее уверениям, она любила. В ту пятницу она решила оставить обоих в городе. Ей необходимо было несколько дней побыть одной, сказала она Шелби, отдохнуть от рекламной кампании, проводившейся в пользу крема фирмы «Леди Лилит», и настроиться на медовый месяц. Невесте негоже было выглядеть нервозной. Этот аргумент устроил Шелби. Ему никогда не приходило в голову, что у нее могут быть иные планы. Он не задавал ей вопросов и по поводу ее прощального ужина со мной. Она намеревалась (по крайней мере так она сказала Шелби) покинуть мой дом в такое время, чтобы успеть на поезд, отправлявшийся в десять двадцать.
Они с Шелби работали в одном рекламном агентстве. В пять часов в пятницу он вошел в ее кабинет. Она отдала секретарше несколько последних распоряжений, попудрила нос, подкрасила губы и спустилась с ним в лифте. Они зашли выпить по мартини в бар «Тропикале», обычно посещаемый той категорией людей, которые занимаются рекламой и делают радиопрограммы. Лора рассказывала о планах на неделю. Она не знала точно времени своего возвращения и не рассчитывала на то, что Шелби встретит ее с поезда. Путешествие в Уилтон и обратно было для нее равнозначно поездке в метро. Она сказала, что вернется в среду, и пообещала сразу же позвонить Шелби.
Уставившись в паркетный пол в квартире миссис Тридуэлл, набранный, как шахматная доска, из темных и светлых пород дерева, Марк обдумывал факты. Вдруг он почувствовал, что за его беспокойным поведением кто-то нервно наблюдает. Первое свое впечатление о Шелби Карпентере Марк составил при виде его отражения в большом зеркале. Вид Шелби на фоне зачехленной мебели напоминал яркий, блестящий рекламный киноплакат, украшающий темное гранитное здание старого оперного театра. Его темный костюм, выбранный для траурного дня, не заглушал его живого великолепия. Мужская энергия проступала сквозь загорелую кожу, светилась в светло-серых глазах, накачивала бицепсы. Позднее, когда Марк рассказывал мне о своей встрече, он признавался, что был почти ошеломлен ощущением чего-то знакомого. Шелби произносил слова отчужденно, но его губы, на которых застыла предупредительная улыбка, казались Марку такими же знакомыми, как и его собственные мысли. В течение всей первой беседы и последующих встреч Марк напрасно пытался восстановить в памяти какие-то прежние ассоциации. Загадка сердила его, а безуспешные попытки вспомнить свидетельствовали о том, что что-то внутри его не срабатывало. Встречи с Шелби подтачивали его уверенность в самом себе.
Они сели на стулья в разных концах длинной комнаты. Шелби предложил Марку турецкие сигареты, и Марк взял одну. Подавленный роскошью Пятой авеню, он едва собрался с духом, чтобы попросить пепельницу. И этот-то человек смотрел прямо в дуло автомата.
В ходе мучительного допроса в главном полицейском управлении Шелби держался хорошо. Сейчас, с мягкой интонацией южанина, он повторял детали того трагического прощания и явно демонстрировал, что не желает ни малейшего выражения сочувствия со стороны посетителя.
— Я посадил ее в такси и дал таксисту адрес Уолдо Лайдекера. «До свидания, до среды», — сказала Лора и высунулась, чтобы поцеловать меня. На следующее утро полиция оповестила меня, что Бесси нашла ее в квартире мертвой. Я не хотел этому верить. Ведь Лора была за городом. Так она мне сказала накануне, а ведь она меня раньше никогда не обманывала.
— Мы нашли того таксиста и допросили его, — заметил Марк. — Как только они завернули за угол, она сказала, что не поедет по адресу мистера Лайдекера, и попросила довезти ее до вокзала «Грэнд Сентрал». Накануне днем она позвонила мистеру Лайдекеру и отказалась прийти на ужин. Как вы думаете, почему она вас обманула?
Безукоризненной формы губы Шелби выпускали такие же безукоризненно ровные кольца сигаретного дыма.
— Я не склонен думать, что она меня обманывала. Зачем ей было говорить, что она ужинает с Уолдо, если она не собиралась этого делать?
— Она солгала дважды: сначала об ужине с мистером Лайдекером, а затем о том, что собирается вечером уехать из города.
— Я этому не верю. Мы всегда были честны друг с другом.
Марк принял это утверждение без комментариев.
— Мы расспросили носильщиков, дежуривших на вокзале «Грэнд Сентрал» в тот вечер, в пятницу, и несколько человек запомнили ее лицо.
— Она всегда садилась на вечерний поезд в пятницу.
— В этом-то и хитрость. Единственный носильщик, который клянется, что запомнил Лору в тот вечер, спросил, попадет ли его фотография в газеты. И здесь нас ожидает тупик. Она могла пересесть в другое такси у выхода на Сорок вторую улицу или на Лексингтон-авеню.
— Зачем? — вздохнул Шелби. — Зачем ей было так смешно вести себя?
— Если бы мы знали, у нас, возможно, был бы ключ к отгадке. Теперь о вашем алиби, мистер Карпентер…
Шелби застонал.
— Я не буду заставлять вас переживать все заново. Я уже познакомился с деталями. Вы поужинали в кафе «Мертл» на Сорок второй улице, пошли по Пятой авеню, сели в автобус, направлявшийся в сторону Сто сорок шестой улицы, купили за 25 центов билет на концерт…
Шелби, как обиженный ребенок, надул губы:
— Знаете, у меня были трудные времена. Когда я один, то стараюсь экономить. Я ведь только становлюсь на ноги.
— Экономить деньги не стыдно, — заметил Марк. — Пока что это единственное разумное объяснение, которое кто-либо чему-либо дал. А после концерта вы пошли домой? Это довольно далеко.
— Физические нагрузки для бедных, — слабо усмехнулся Шелби.
Марк отбросил вопрос об алиби и, профессионально быстро переключившись на другую тему, спросил:
— Почему вы до сих пор не поженились? Почему помолвка длилась так долго?
Шелби прочистил горло.
— Деньги?
Шелби по-детски покраснел и с горечью признался:
— Когда я начинал работать на компанию «Роуз, Роу и Сэндерс», то зарабатывал тридцать четыре доллара в неделю. А она получала сто семьдесят пять. — Затем он помедлил, краска на щеках приобрела цвет спелого персика. — Не то чтобы меня задевали ее успехи по службе. Она была такой умной, что я благоговел перед ней и испытывал уважение. И хотел, чтобы она зарабатывала столько, сколько могла, поверьте мне, мистер Макферсон. Но такая ситуация уязвляет мужскую гордость. Я воспитан… в другом отношении к женщине.