— Что же заставило вас все-таки решиться на брак?

Шелби просиял:

— Я сам добился некоторых успехов.

— Но у нее все же была работа лучше вашей. Что заставило вас изменить свою позицию?

— Знаете, дело не столько в этой разнице. Моя зарплата, пусть и не такая высокая, была все же достаточной. И я чувствовал, что у меня хорошие шансы на продвижение. Кроме того, я постепенно выплачивал свои долги. Видите ли, мужчине не к лицу жениться, если на нем висят долги.

— Если это не долги женщине, на которой он женится, — раздался резкий голос.

В золоченой раме зеркала Марк увидел отражение приближающейся фигуры. Она была небольшого роста, одета в глубокий траур, правой рукой поддерживала шпица-померанца, чей темно-рыжий окрас гармонировал с ярким цветом волос хозяйки. Когда она остановилась в дверном проеме, сзади оказались мраморные скульптуры и бронзовые статуэтки, золоченая рама зеркала очертила границы портрета, и эта женщина стала походить на картину одного из подражателей Сарджента, который безуспешно пытался перенести достоинства XIX века в век XX. Марк мельком видел эту женщину во время допроса и подумал, что она слишком молода, чтобы быть теткой Лоры. Теперь он решил, что ей за пятьдесят. Строгое совершенство ее лица казалось почти ненатуральным, будто ярко-бронзовый бархат был натянут на металлическую раму.

Шелби вскочил.

— Дорогая! Несравненная! Вы оправились! Вы так прекрасно выглядите после всей этой невыносимой муки! — Он подвел ее к самому презентабельному стулу в комнате.

— Надеюсь, вы отыщете негодяя, — сказала она, обращаясь к Марку, но глядя на свое шифоновое платье, — надеюсь, вы его найдете, выколете ему глаза, загоните раскаленные иглы в его тело, окунете его в кипящее масло. — Прилив чувств прошел, она подарила Марку очаровательную улыбку.

— Вам удобно, дорогая? — спросил Шелби. — У вас есть веер? Хотите выпить что-нибудь прохладительное?

Если бы привязанность собачки начала ей надоедать, она бы отшвырнула ее от себя с тем же прекрасным безразличием. У Марка она спросила:

— Рассказывал вам Шелби историю своих романтических ухаживаний? Надеюсь, он не упустил ни одного трогательного эпизода.

— Дорогая, что бы сказала Лора, если бы могла слышать вас?

— Она сказала бы, что я ревнивица. И была бы права. Хотя на самом деле я не ревную. И не стану вам угождать.

— Не обращайте внимания на тетушку Сью, мистер Макферсон. У нее свои предрассудки, ведь я беден.

— Разве он не находчив? — заворковала тетушка Сью, лаская собачку.

— Я никогда не просил у Лоры денег. — Казалось, Шелби давал клятву на алтаре. — Если бы она была здесь, она бы тоже поклялась в этом. Я никогда ее об этом не просил. Но она знала о моих финансовых затруднениях и настаивала, просто настаивала, чтобы я взял у нее денег. Она повторяла, что всегда так легко их зарабатывает.

— Она работала, как вол! — вскричала тетка Лоры.

Померанец засопел. Тетушка Сью прижала маленький собачий нос к своей щеке, затем посадила собачку к себе на колени. Заняв такое завидное положение, померанец самодовольно посмотрел на мужчин.

— Не знаете ли вы, миссис Тридуэлл, были ли у вашей племянницы, — Марк с трудом выговорил это слово, — враги?

— Враги? — воскликнула добропорядочная леди. — Все ее обожали. Правда, Шелби, ее все обожали? Друзей у нее было больше, чем денег.

— И это было одно из ее самых главных достоинств, — мрачно добавил Шелби.

— Все, у кого были осложнения, приходили к ней, — с пафосом произнесла тетушка Сью, точно в стиле бессмертной Сары Бернар. — Я много раз предупреждала ее. Именно когда стараешься ради людей, сама оказываешься в трудном положении. Не так ли, мистер Макферсон?

— Не знаю. Я, должно быть, не старался ради многих людей. — Чрезмерный пафос покоробил его, и он стал лаконичен.

Но его раздражение вряд ли умерило восторженность этой леди:

— «Зло, творимое людьми, и после нас живет, добро ж подчас хоронят вместе с нами», — процитировала она, переиначив строку, и слегка визгливо добавила: — Хотя ее несчастный труп еще не захоронен. Но нам следует быть правдивыми и по отношению к мертвым. Для Лоры главным были не деньги, а люди, если вы меня правильно понимаете. Она всегда оказывала услуги людям, с которыми едва была знакома, тратила на них время и силы. Шелби, вы помните ту девушку со странным именем, которая работала моделью? Лора убедила меня отдать ей мою леопардовую шубу. Она совсем не была поношенной. Я могла бы носить ее еще этой зимой и поберечь норковую шубу. Вы не помните ее, Шелби?

Шелби испугался, что бронзовая Диана, которая уже многие годы грозилась спрыгнуть со своего пьедестала вместе с собакой и ланью, осуществит свое намерение.

Тетушка Сью капризно продолжала:

— А работа Шелби? Вы знаете, мистер Макферсон, как он ее получил? Он продавал стиральные машины, или это была оболочка для франкфуртских сосисок, дорогой? Это было в то время, когда вы зарабатывали тридцать долларов в неделю, ведя переписку для школы, в которой учат, как добиваться успеха в бизнесе?

Шелби вызывающе отвернулся от Дианы:

— Чего же здесь стыдиться? Когда я встретил Лору, мистер Макферсон, я переписывал бумаги для Финансового университета. Лора увидела кое-что из моих бумаг, поняла, что я растрачиваю заложенный во мне талант или способности, и со свойственной ей щедростью…

— Это вовсе не была щедрость, — прервала тетушка Сью.

— Она переговорила с мистером Роу обо мне, и через несколько месяцев, когда появилась вакансия, он предложил мне работу. Вы не можете утверждать, что я был неблагодарен, — мягко, всепрощающе улыбнулся он миссис Тридуэлл. — Не я, а она предложила вам все забыть.

— Дорогой, было еще много такого, о чем Лора просила меня забыть.

— Не будьте злопамятны, дорогая. Вы уводите мистера Макферсона в сторону. — Заботливо, как нянька, Шелби с улыбкой поправил подушку тетушки Сью, воспринимая ее злые слова как проявление некой тайной болезни.

Сцена приобрела налет театральности. Марк увидел Шелби глазами женщины, ради ее собственного удовольствия окруженной почитанием, которым он ее обволакивал, как широким маскарадным плащом. Яркие краски в лице, точеные черты, ясные глаза, обрамленные длинными ресницами, манера поведения Шелби — все говорило о том, что он готов услаждать ее. Марк смутно чувствовал, что это ощущение для него не ново. Когда-то раньше он уже испытывал нечто подобное. Негодуя на себя за то, что не может восстановить ускользающее воспоминание, он, с трудом сдерживая резкие ноты в голосе, сказал, что на сегодня их разговор окончен, и поднялся, чтобы уйти.

Шелби тоже встал.

— Я выйду ненадолго на воздух, — обратился он к тетушке, — если вы считаете, что можете какое-то время обойтись без меня.

— Конечно, дорогой. Нехорошо с моей стороны отнимать у вас так много времени. — Оттенок сарказма в словах Шелби смягчил даму. Белые увядшие руки с рубинового цвета ногтями держали его за рукав темного пиджака. — Я никогда не забуду вашей доброты.

Шелби великодушно простил ее. Он предоставил себя в ее распоряжение, как будто уже был мужем Лоры, членом семьи, в обязанности которого входит служить женщине, которая горюет от понесенной утраты.

Она ворковала над Шелби, как любовница, в раскаянии возвратившаяся к своему возлюбленному:

— При всех ваших недостатках у вас хорошие манеры, дорогой. В наше время этого так не хватает большинству мужчин. Простите, что я так раздражительна.

Он поцеловал ее в лоб.

Когда они вышли из дома, Шелби обратился к Марку:

— Не относитесь к миссис Тридуэлл слишком серьезно. На самом деле она больше демонстрирует гнев, чем гневается по-настоящему. Она неодобрительно относилась к идее моей женитьбы на ее племяннице, и сейчас ей надо отстаивать свою точку зрения.

— Что она действительно одобряла, так это то, что Лора выбрала именно вас, — заметил Марк.

Шелби с сожалением улыбнулся: