— Мы не совсем отрезаны от межзвездных путей, — возразил Делиамбер, — несмотря на то, что считаемся задворками в межпланетной торговле.

— Спятили вы все, что ли! — взорвался Слит. — Сидят и спокойно беседуют о межпланетной торговле, а цивилизованное существо заперто в клетке и зовет на помощь! Может, его зажарят и съедят на метаморфском фестивале! А мы еще туда едем!

Он бросился к скандарам-водителям.

Валентайн, боясь скандала, рванулся за ним.

Слит уже сцепился с Залзаном Каволом.

— Ты видел его? Ты все слышал? Инопланетянин в клетке!

— Ну и что? — Залзан Кавол даже не обернулся.

— Тебе наплевать на его крики?

— Это не наше дело, — спокойно ответил скандар. — Мы не имеем права вмешиваться в дела независимого народа. У них несомненно были причины заточить в клетку кого угодно.

— Причины? Я скажу тебе какие — приготовить из него обед! А мы попадем в следующий их горшок! Я прощу тебя вернуться и…

— Это невозможно.

— По крайней мере хоть спросим, за что его посадили. Залзан Кавол мы, скорее всего, едем прямиком к нашей смерти, а ты так спешишь туда, что не спросишь даже у подобного там, что его ждет!

— Слит говорит дело, — заметил Валентайн.

— Ты так думаешь? — скандар сплюнул и остановил фургон, — Иди, — сказал он Валентайну, — и узнай, что возможно, да побыстрее!

— Я иду с ним, — Слит кинулся к дверям.

— Оставайся! — рявкнул скандар. — Если ему нужен телохранитель, пусть возьмет Лизамону.

И Залзан Кавол сказал дело. Валентайн вместе с великаншей спрыгнули вниз и пошли к клеткам.

Лесные братья при их приближении подняли страшный вой и визг и затрясли прутья клеток. Носильщики, вооруженные короткими, но внушительно выглядевшими копьями с наконечниками то ли из рога, то ли из полированного дерева, неторопливо встали и загородили собой большую клетку. Один метаморф, явный лидер в группе, выступил вперед и вопросительно уставился на подходящих.

— Он говорит на нашем языке? — спросил у великанши Валентайн.

— Вероятно. Попытайся.

— Мы странствующие жонглеры, — громко и отчетливо произнес Валентайн, — мы едем в Илиривойн, чтобы выступить на вашем фестивале. Далеко ли мы от него?

Метаморф, бывший на голову выше Валентайна, но тощий, казалось, усмехнулся.

— Вы в Илиривойне.

От метаморфа исходил слабый кислый запах. Его скошенные глаза были пугающе невыразительны. Валентайн задал следующий вопрос:

— К кому мы должны обратиться насчет выступления?

— Всех иностранцев у нас встречает Данипьюр. Вы найдете ее в Служебном Доме.

От метаморфа веяло холодом.

И вот главный вопрос:

— Мы видим в большой клетке незнакомое существо. Почему оно там?

— Это наказание.

— Преступник?

— Так и сказано, — безразличным голосом ответил метаморф. — Разве вас это касается?

— Мы чужие в вашей стране. Если иностранцев здесь сажают в клетки, мы предпочтем искать работу в другом месте.

На лице метаморфа промелькнула искра то ли усмешки, то ли презрения.

— Чего вам бояться? Разве вы преступники?

— Нет.

— Тогда вы избежите клетки. Выразите почтение Данипьюр и со всеми дальнейшими вопросами будете обращаться к ней.

Валентайн посмотрел на Лизамону — та пожала плечами. Ничего не оставалось, как вернуться в фургон.

Носильщики подняли клетки, уложили шесты на свои плечи. Из большой клетки доносились крики ярости и отчаяния.

Илиривойн был чем-то средним между городом и деревней — унылым скоплением низких, как бы временных строений из легкого дерева. Эти домики стояли вдоль кривых незамощенных улочек, которые, казалось, все уходят в лес. Все выглядело временным, как будто Илиривойн основан всего-то год-два назад и через несколько лет перейдет в другой округ, где за него возьмутся по-настоящему.

Перед каждым домом была воткнута в землю какая-нибудь палка или шест с привязанным концу ярким лоскутом или куском шерсти — это были, видимо, объявления о предстоящем фестивале. Кроме них, на улицах были выстроены помосты — то ли для глашатаев, то ли для темных племенных ритуалов; подумав об этом, Валентайн содрогнулся.

Найти Служебный Дом и Данипьюр оказалось просто. Главная улица выходила на широкую площадь, чьи три стороны составляли небольшие дома с куполообразными крышами, с четвертой стороны стояло одно большое трехэтажное здание. Перед ним был ухоженный садик с толстостебельным серым с белым кустарником. Залзан Кавол остановил фургон перед площадью.

— Пошли со мной, — позвал он Делиамбера. — Посмотрим, удастся ли нам наладить дело.

Они пропадали в Служебном Доме не менее часа.

И вот показались на площади — с ними шла высокого роста величественная метаморфка, наверное, Данипьюр.

Все трое остановилась у садика, о чем-то оживленно беседуя. Женщина что-то уточняла, скандар то кивал, то отрицательно качал головой. Делиамбер, крошечный рядом с рослым Залзаном Каволом и высокой метаморфкой, изящно жестикулировал, изображая, по всей видимости, согласие, примирение и покорность. Наконец, скандар и урун вернулись в фургон. Настроение Залзана Кавола заметно улучшилось.

— Мы приехали вовремя, — сказал он. — Но они не дадут нам ни пищи, ни жилья — в Илиривойне нет гостиниц. И существуют зоны, куда нам нельзя входить. Что поделаешь — надо принимать их, какие они есть.

Когда фургон двинулся к месту стоянки позади площади, за ним последовала толпа ребятишек, глазевших на невиданную повозку.

Вечером жонглеры провели репетицию. И хотя Лизамона не подпускала детей к зрелищу, они все равно пролезали меж кустами, их любопытствующие мордахи возникали там и тут. Валентайну это действовало на нервы, а Слит был напряжен и неловок, даже такой мастер жонгляжа, как Залзан Кавол, уронил булаву.

Смущало молчание детей. Они вставали у кустов белоглазыми статуями — те зрители, которые питаются энергией артиста, но ничего не дают взамен. Единственной их реакцией на внешность жонглеров и их мастерство было то, что они, может быть, непреднамеренно, инстинктивно стали на глазах у них менять форму, переливаться из одной в другую.

Надолго удерживать новую форму им еще не удавалось, но в промежутках Валентайн узнавал у кого-то из них свои золотистые волосы, то белые, как у Слита, или черные, как у Карабеллы. И многорукие медведи-скандары возникали на мгновения, и их собственные лица, но с такими странными выражениями, что хотелось отвернуться.

В эту ночь все путешественники спали в фургоне, тесно прижавшись друг к другу.

По крыше шлепал дождь, Валентайн проснулся и не мог больше уснуть. Лежал, слушая храп и дыхание спящих, думая обо всем, что случилось за день. К середине ночи уснул и тут же увидел сон: метаморфы вели лесных братьев и синекожего чужака по дороге к Пьюрифайнскому фонтану, который возвышался теперь над окрестностями, как гора.

Незадолго до рассвета его кто-то разбудил. Это был Слит.

— В чем дело? — спросил Валентайн, протирая глаза.

— Выйдем. Надо поговорить.

— Но еще темно!

— Ничего. Пойдем.

Валентайн зевнул, потянулся, встал.

Они осторожно перешагнули через спящих Карабеллу и Шанамира, обошли одного из скандаров и спрыгнули с фургона. Дождь уже прекратился, но было сыро, холодно, на земле лежал туман.

— У меня было послание, — сказал Слит, — и, я думаю, от Леди.

— Рассказывай.

— Оно о том синекожем, которого мы видели в клетке и которого метаморфы назвали преступником. Во сне он пришел ко мне и сказал, что никакой он не преступник, а путешественник, по ошибке попавший на территорию метаморфов. Его схватили — у Меняющих Форму есть обычай: во время фестиваля приносить в жертву иноземца у священного Пьюрифайнского фонтана. Я видел даже, как это делается. Жертву связывают по рукам и ногам и швыряют в бассейн фонтана, а когда происходит очередной взрыв — она взлетает в небо.

Валентайна пробрала дрожь — и не от тумана.