— Оно разлетится вдребезги.

— Пусть. Я вам отдам свою формулу. Она очень легкая. Она — бумажный змей в голубом небе.

— Красиво… Белый змей на голубом фоне. Но непрочно. Пойдет дождь, змей намокнет и упадет на землю. Каток и переедет его. Ему не страшен ни дождь, ни змей.

— Вы жестокий…

— Иначе переедут тебя… Как змея. Вот так, Саша…

На кухне, помогая Софье Анатольевне резать сыр, Евгений Семенович неожиданно для себя крепко обнял жену своего начальника и поцеловал ее в губы. Софья Анатольевна ответила на поцелуй…

Потом начались безумные, непривычные для Громова вещи. Софья Анатольевна полюбила сразу и страстно. Она неожиданно заявлялась к нему ночью, звонила на работу, назначала свидания в самых людных местах. Жена начальника главка словно бы потеряла рассудок. Она никого не боялась и никого не стеснялась.

Встревоженный такой необузданной любовью осторожный Евгений Семенович был в тихом ужасе. Он уже раскаялся, что поддался минутной слабости и вызвал к действию такой мощный вулкан.

— Будь осторожна, — твердил он своей любовнице. — Разразится страшный скандал, если кто узнает.

— Ну и пусть узнает! Я ничего не боюсь! — восклицала Софья Анатольевна. — Я отдала обществу все, что имела: молодость, руки, сердце, ум, я воспитала двоих детей! Могу я теперь пожить для себя? Я люблю тебя и не хочу набрасывать на свое чувство узду.

— Если узнает муж…

— Ну и что? Я уйду от него, вот и все. Уйду к тебе.

— Но…

— Я не свяжу твою свободу, не бойся. Я не собираюсь за тебя замуж. Если захочешь жениться… Но ты не захочешь жениться… Я буду любить тебя так…

— Это потом… А сейчас… Если будет скандал, — бормотал Евгений Семенович. — Мое положение…

— Да брось ты свое положение! Ты везде найдешь себе работу. Устройся простым инженером. У меня есть деньги…

— Простым инженером? — холодел Громов. — Начать все сначала?

— Как ты держишься за должность! — возмущалась Софья Анатольевна. — Годы уходят, Женя! Тело дряхлеет, чувства стареют. Потом станет поздно. Не помогут никакие должности!

Громов пытался уклониться от встреч, но это было еще хуже. Софья Анатольевна начинала преследовать его, караулила у дверей, являлась на работу, мучила телефон, даже посылала телеграммы. И Евгений Семенович сдавался.

«Ничего, — думал он. — Со временем успокоится. Надоест. Все на свете надоедает. Может, в кого другого влюбится…»

Но Софья Анатольевна больше ни в кого не влюблялась, и в конце концов произошло то, что и должно было произойти: поползли слухи. На работе приятели подмигивали Евгению Семеновичу. Громов делал вид, что не понимает этих подмигиваний, но в душе у него все холодело при виде ухмыляющихся физиономий сослуживцев. Он удвоил осторожность во время свиданий, старался почаще ездить в командировки; при виде подходившей к главку Софьи Анатольевны — ему из окна был виден подъезд — даже малодушно прятался в туалет, но теперь все меры были уже бесполезны: подобного рода слухи не нуждаются в проверке или подтверждении. Однажды возникнув, они расходятся все шире, шире, как круги по тихому пруду.

— Брось меня, Саша, — умолял Евгений Семенович свою любовницу. — Ну чего тебе стоит? Возьми себе кого-нибудь другого, помоложе. У нас в главке столько красивых мужчин.

— Хочу тебя, — коротко отвечала Софья Анатольевна. — Сердцу не прикажешь.

Громова немного утешала проверенная многими поколениями истина, что обманутые мужья все узнают в последнюю очередь, а то и вовсе ничего не узнают. Но это было сомнительное утешение, и Евгений Семенович, входя каждое утро в кабинет Шефа с докладом, в первые мгновения не мог поднять на него глаза. Ему казалось, что Шеф выскочит из-за стола, схватит его за шиворот и рявкнет: «Попался, мерзавец! Кот блудливый!»

Но Шеф каждое утро приветливо улыбался своему любимчику и вместо страшных слов неизменно произносил словно в насмешку: «Как спалось, Евгений Семенович?» — «Хорошо», — бормотал Громов и спешил приступить к докладу.

Неизвестно, написал ли кто Шефу анонимку или это была простая случайность, но вскоре Громов попался. Попался он грубо, примитивно, как в классическом анекдоте.

Шеф уехал в заграничную командировку, и Софья Анатольевна пригласила Евгения Семеновича к себе домой. Громов никогда бы не решился на подобную авантюру, но тут дело было абсолютно надежное: вернуться раньше времени Шеф не мог, ибо какой же это дурак возвращается раньше времени из-за границы? Не поехать, а спрятаться на вокзале, чтобы потом неожиданно нагрянуть, тоже было глупо. Так получалось, что между Громовым и Шефом пролегла государственная граница с бдительными часовыми, с винтовками и собаками. Мысль о вооруженных часовых и собаках несколько подбадривала Евгения Семеновича, когда он осторожно пробирался по лестнице к квартире своего начальника. Софья Анатольевна успокоила: она видела даты на билете — 18 и 28. Десять дней можно ничего не опасаться. Но Громов все-таки сам закрыл дверь изнутри на ключ и набросил цепочку, словно что-то предчувствовал.

Дальше события развивались строго по вышеупомянутому классическому анекдоту.

В двенадцать часов ночи в дверь позвонили.

— Наверное, телеграмма, — сказала Софья Анатольевна. — Соскучился уже. — Она набросила халат и пошла открывать.

Между тем Громов вскочил с кровати и стал лихорадочно одеваться — звонок показался ему очень зловещим.

— Кто? — спросила Софья Анатольевна, выйдя в прихожую.

— Я, — раздалось глухо из-за двери.

— Боже мой… — прошептала Софья Анатольевна, вбегая в комнату. — Муж… Как он мог…

Евгения Семеновича парализовало. Сердце его остановилось.

Софья Анатольевна оказалась более мужественной.

— Лезь под кровать, — приказала она Громову.

За века техника укрытия любовников не изменилась.

Евгений Семенович быстро, по-собачьи, нырнул под кровать, ударившись о ящик. «Ящики какие-то под кроватью, дураки, держат», — мелькнула глупая мысль.

— Что случилось, Мишенька? — спокойно спросила Софья Анатольевна мужа, открыв дверь.

Шеф ничего не ответил. Громов слышал, как он торопливо прошелся по всем комнатам, хлопнул дверьми туалета и ванной, потом заскрипели дверцы платяного шкафа.

— В чем дело, Мишенька? — повторила Софья Анатольевна вопрос. — Ты что ищешь?

— Это чьи носки? — глухо спросил Шеф.

— Какие носки?

— Вон те. В кресле лежат.

— Эти? — Голос жены дрогнул.

— Да. Эти.

— Мишенька, это же твои носки.

— У меня нет полосатых.

— Я… Я их купила тебе. Сегодня…

— Да? — Пауза. Движение. — А почему они по?том разят?

— Потом?… Гм… В самом деле… Это, наверное, продавщица ошиблась.

— Продавщица?

— Ну да… Дала поносить мужу, а потом положила в коробку. Они так делают. Вот, например, у меня однажды было с сумочкой…

— Так… — сказал Шеф и подошел к кровати. Громов рядом увидел его полуботинки. Один полуботинок был совсем грязный. Очевидно, Шеф торопился и не разбирал дороги… Евгений Семенович даже не ощущал ударов своего сердца. Глаза его остекленели, язык распух и прилип к гортани, дыхание остановилось. Громов был мертв. Он впервые по-настоящему понял, что такое смерть.

— Так, — сказал Шеф и, похоже, стал наклоняться. Больше нервы Евгения Семеновича выдержать не смогли. С тонким поросячьим визгом — этот визг потом будет вспоминаться противнее всего — Громов выскочил из-под кровати и, оттолкнув Шефа, кинулся к двери. По дороге он зацепился за что-то и почти пополам разорвал рубашку.

Под ноги попался ботинок, Евгений Семенович споткнулся, полетел вперед, ударился головой о выходную дверь. На миг потерял сознание. Кстати упавшая с вешалки щетка угодила ему в лоб и вовремя вернула сознание назад.

В довершение всех несчастий Громов выбежал на лестничную клетку как раз в тот момент, когда дверь квартиры напротив раскрылась и с мусорным ведром в руках показался начальник одного из отделов главка; оказалось, он был соседом Шефа.