Евгений Семенович дико посмотрел на коллегу и припустил вниз по лестнице. Внизу он услышал, как у начальника отдела запоздало выпало из рук ведро с мусором и покатилось по площадке, громыхая… В какой-то квартире отчаянно залилась собачонка…

Евгений Семенович три дня не ходил на работу, на телефонные звонки не отвечал, пил седуксен и корвалол. Нервы сдали совсем. У Громова дрожали руки и дергалось правое веко. Часами сидел он у зеркала, рассматривая свое лицо.

— У-у, гад… — бормотал он ненавидяще, — мерзкая рожа… Взять бы кирпич да по харе, по харе…

Изображение в зеркале не отвечало на ругательства.

— Ну, что молчишь, поганое рыло? — замахивался на свое изображение несостоявшийся замначальника главка.

Изображение тоже замахивалось.

Неизвестно, чем бы кончилось это состязание, может быть, Громова увезли бы крепкие люди в белых халатах, но, к счастью, на четвертый день пришел товарищ, принес с собой бутылку коньяка («Трешка от месткома на фрукты, остальные свои добавил»). Товарищ полностью в курсе. В курсе был главк и некоторые периферийные предприятия. В министерстве тоже история достаточно хорошо известна. Товарищ советовал подать заявление по собственному желанию и уехать в другой город, там история забудется быстрее. Кстати, он берется в этот город организовать звонок из министерства на предмет устройства на работу.

— Не вешай нос, — утешал товарищ, — не ты первый горишь и не ты последний. Хорошо хоть на бабах сгорел, с возрастом этот недостаток прощается. Хуже, если пьянка или денежные махинации. А это ничего. Обзаведешься семьей, постареешь — никто и вспоминать не будет! Ха-ха-ха! — не выдержал товарищ. — Говорят, ты в одном галстуке три километра шпарил. Правда? Расскажи хоть подробности.

Кривясь, словно у него повыдергивали все зубы, Евгений Семенович написал заявление и отдал его товарищу. Тот, продолжая хохотать, допил коньяк, взял заявление, стал прощаться.

— Ты извини, — сказал он, — но не могу… Ха-ха-ха! Как представлю… Ха-ха-ха! В галстуке в одном… Милиция свистит… Свистела милиция? Ха-ха-ха! Босиком по лужам… Дамы шарахаются… Встретились дамы? А? Ха-ха-ха! Извини, старик, это на нервной почве.

Евгений Семенович вытолкнул неврастеника за дверь.

На следующее утро курьер принес ему трудовую книжку и расчет…

Вечером позвонила Софья Анатольевна.

— Я все знаю, — сказала она. — Ты принял правильное решение. Мы теперь будем счастливы.

— Кто «мы»? — холодно спросил Евгений Семенович.

— Ну мы с тобой. Я уже собираю вещи…

— А… а… — сказал Евгений Семенович.

— Почему же ты не спросишь, как я?

— Как ты? — спросил Евгений Семенович.

— Плохо. Он ударил меня в глаз. Правым глазом я почти ничего не вижу. Потом он запер меня в ванной и держал там два дня. Через вентиляционную решетку бросал мне сухари. Представляешь, какой изверг?

— Представляю, — оказал Евгений Семенович.

— Но теперь все позади. Сегодня я разломала дверь и сейчас собираю вещи. Во сколько поезд?

— Завтра утром…

— Тогда я еду к тебе.

— Давай, — сказал Евгений Семенович.

Положив трубку, Громов побросал в чемодан самое необходимое, схватил такси и умчался в аэропорт. Три часа спустя он уже шагал по тротуарам незнакомого города.

Это было началом конца Теперь Евгений Семенович стремительно покатился по служебной лестнице вниз. Правда, он отчаянно цеплялся за перила, усердием и прилежанием старался восстановить утраченную репутацию. Но все было бесполезно. К нему прочно приклеился ярлык закоренелого донжуана, повесы, ловеласа, соблазнителя, и никаким примерным поведением нельзя было оторвать этот ярлык, даже наоборот, чем больше Громов пренебрегал женским обществом, тем больше общественное мнение было уверено, что тут что-то кроется.

Более того — женщины и девушки так и липли к Евгению Семеновичу, загипнотизированные легендами о его похождениях. Мужья и женихи, естественно, ревновали, строили козни.

Скандал разразился, когда в Громова влюбилась его молоденькая секретарша, вчерашняя десятиклассница. Видит бог, Евгений Семенович не давал ни малейшего повода этой секретарше, но так уж устроен человек — препятствия удесятеряют силу его чувств — несчастная выпила горсть снотворных таблеток.

Девушку удалось спасти, но Громов вынужден был опять уйти по собственному желанию и опять уехать в другой город уже на меньшую должность. Следом за ним, естественно, покатился увеличивающийся комок слухов. Теперь о Евгении Семеновиче поговаривали чуть ли не как о маньяке — убийце невинных женщин.

Общественность города встретила нового инженера враждебно, и Громову опять пришлось уехать. К несчастью, после его отъезда в центральном универмаге произошла крупная растрата, в результате которой двадцать работников универмага во главе с директором сели за решетку.

Хотя к хищению в универмаге Евгений Семенович имел не большее отношение, нежели к взрыву сверхновой звезды, тем не менее молва каким-то образом сумела связать его отъезд с этим событием. Теперь уже о Громове говорили как о ловком расхитителе, авантюристе, умеющем выходить сухим из воды.

Пришлось опять менять местожительства, естественно, с понижением в должности.

Так бывший заместитель начальника главка дошел до главного инженера заводишка стиральных машин в городе Петровске.

Евгений Семенович понимал, что это его последний шанс. Пока не докатился сюда чудовищный комок слухов (правда, какие-то смутные слушки уже ходили), надо было сделать что-то необычное, перестроить производство, рвануть вверх вечно отстающий заводик. Но как сделать это быстро? Завод в запущенном состоянии, стиральные машины работают из рук вон плохо, никто их не покупает, технология отсталая. Громов был в отчаянии,

В этот критический момент пришло письмо от Софьи Анатольевны,

«Что ты мечешься по стране, как волк, — писала бывшая любовница. — Далась тебе эта карьера… Живи ты наконец, не мучай себя… Создай семью, найди спокойную работу… Я готова прийти к тебе на помощь…»

«Может, и правда бросить все к черту? — думал Евгений Семенович. — Видно, я просто неудачник… Далась мне эта руководящая работа… Жениться на Софье Анатольевне, родит она мне сына… Пить, никого не опасаясь, на улице пиво…»

Но сомнения недолго терзали главного инженера. Вскоре он нашел способ опять зашагать вверх по служебной лестнице.

Это был рискованный способ, но Евгению Семеновичу терять было нечего…

— Можно? — раздался у порога кабинета голос.

Громов поднял голову с ладоней.. Перед ним стояла Леночка, прижимая локтем к своей античной талии мышиного цвета папку с пришпиленной на обложке шариковой ручкой.

— Да… Пожалуйста.

— Я принесла вам зарплату.

— Это очень хорошо. Зарплата никогда не помешает.

Евгений Семенович говорил нарочито бодрым голосом и избегал смотреть на Леночку. Он не знал, как себя вести после того, что произошло вчера.

— Вы… ты… спал хоть немного? — спросила Леночка.

Громов вздрогнул — так непривычно было это «ты».

— Почти нет.

— Он не нашелся?

— Не знаю… Наверно, нет… Мне бы позвонили.

Громов расписался в ведомости. Леночка протянула ему деньги. Главный инженер накрыл ее руку своей.

— Какая у вас… у тебя… красивая рука.,.

— Рука бухгалтера.

— Рука мадонны. — Евгений Семенович поднял ладонь Леночки, прижал к губам. — Пахнет гвоздикой.

— Это югославское мыло.

— Не важно… Ты и без мыла пахнешь гвоздикой.

Громов притянул к себе кассиршу за талию.

— Пустите, пусти… Могут войти…

Но Евгений Семенович, не слушая, прижал ее живот к своему лицу.

— Какая ты прохладная…

— Не надо, могут войти… — Леночка погладила его по голове. — Седой уже… Дедушка… Можно, я буду звать тебя дедушкой? Что вы делаете?

Громов приподнялся, взял голову Леночки ладонями, нашел губы своими губами.