— Позвольте ваше пальто, ваш плащ, мистер Бонд, сэр, — сказал хозяин и. взяв инвернесс мистера Бонда, с удивительной сноровкой расстелил его на одной из огромных соф, казавшихся еще более огромными из-за торчавших из-под засаленных обивок пружин и ваты. Тут же плащ подхватили дети и неминуемо разорвали бы его если бы мистер Бонд не выхватил свою собственность самым решительным образом. Маленькие Сассерахи отступили от гостя и уставились на него во все глазенки. Стефен Сассерах улыбался и беспрерывно сновал среди этого скопления неуклюжей мебели и детей — сутуловатый великан, которого никто, кроме мистера Бонда, не слушался. Стефен Сассерах принадлежал к тому типу людей, которых наш путешественник находил весьма! похожими на судебных исполнителей ушедших столетий, а точнее — Стефен напоминал средневекового палача: жестковатый, простодушный и лояльный труженик, чрезвычайно домашний по складу характера, с нависающим лбом и кустистыми бровями, с руками, увитыми мощной мускулатурой и готовыми к деяниям, предписанным ему должностью.

В доме Стефена не поддерживали даже видимости порядка. Гвалт и шум летели отовсюду, и прекратить это, казалось, нет никакой возможности. Дети называли своего отца Стефом и показывали ему язык. Они были непривлекательны. Их внутреннее невежество словно просачивалось сквозь кожу и волосы, образуя вокруг каждого некую оболочку отвратительного вида. Имена трех мальчиков повторяли фамильные — Криспин, Мартин и Стефен. Доркас и Лидия были их сестрами. Единственной добродетелью детей была их заметная привязанность друг к другу.

Еда в "Голове путешественника" оказалась сносной и очень домашней. Ее приготовил и разложил в щербатые миски сам Стефен-отец. Он сидел за столом в грязной синей рубахе, оттенявшей его сильные, загорелые руки. Он не был косноязычен, и это удивило мистера Бонда. Хозяин говорил быстро и ровно, как будто самому себе. Голос был глуховатый и низкий, слушать его было приятно. Иногда умолкая, он закрывал глаза и хмурил брови, а его выпуклый лоб при этом блестел сильнее, словно от переполнявших его мыслей. В такие минуты Доркас и Лидия прокрадывались к фисгармонии в углу, и под рыдания дряхлого инструмента с софы на пол спрыгивали маленькие Криспин и Мартин.

На этот раз прервавший свои раздумья Стефен-старший громыхнул кулаком по столу и, поворотившись на стуле, прикрикнул на расшалившихся детей:

— Полно! Полно, дьяволята! Доставайте-ка свою доску и упражняйтесь, эй, чертенята!

Тут дети достали огромную доску с просверленными в ней отверстиями и с изумительной ловкостью и проворством принялись кидать деревянные шары в дыры и карманчики за ними. Отставали в меткости, пожалуй, только Доркас и Лидия. Тем временем отец напомнил им: "Луна уже встала!" Дети с шумом высыпали из комнаты, и больше мистер Бонд их не видел.

Гомон голосов, раскрашенные обои и толстый мотылек, мечущийся вокруг единственного источника света, наполнили сонной тяжестью голову путешественника Сонливость с новой силой навалилась на него под неторопливый рассказ сидевшего рядом с ним у огня Стефена Сассеаха — странно располагавшего к себе человека в грязной синей рубахе.

— Вы любите детей, мистер Бонд, сэр. — Мистер Бонд кивнул.

— Детей и животных… — пробормотал он в полудреме.

— Не следует принуждать их, — вздохнул Стефен Сассерах.

Тихий, мягкий голос размеренно и успокаивающе звучал в ушах мистера Бонда. Но вот голос Стефена ожил и внезапно, как выстрел, приказал гостю отправляться спать. С трудом оторвавшись от стула, мистер Бонд улыбнулся и пожелал хозяину спокойной ночи. "Куда подевались дети? — беспокойно подумал он. Нигде не раздавалось их голосов. — Вероятно, заснули, едва улеглись. Совсем как животные", — решил он, но все-таки с трудом мог представить себе этих бесенят спящими.

Задув на ночном столике свечу, мистер Бонд улегся на массивную кровать в этом третьем по счету постоялом дворе Сассерахов. Он лежал и глядел в раскрытое окно, с которого перед сном отвел одну из тяжелых вышитых занавесок. Временами до него доносились приглушенные крики и постукивания из темнеющего за лужайкой леса. Стряхнув сон, он подошел к окну и вгляделся в темноту. Звуки усиливались, когда он подносил к уху сложенную раковиной ладонь, и походили на те, что издавали дети во время недавней игры. Только сейчас они были громче и сильнее. Мистер Бонд решил, что это кричат ночные животные, притаившиеся в самой чаще черного леса, чье спокойствие потревожил слишком яркий свет полной луны.

— О Господи! — вздохнул он. — С ума можно спятить от здешнего лунного света.

Взмахом руки он задернул занавеску, однако это не оградило его от лесных шумов. Вид замерзшей травы под окном все еще стоял перед глазами. Странные звуки и лунный пейзаж пробудили в нем тревожное чувство. Щеки его подрагивали, когда он наклонился к потухшей свече, чтобы зажечь ее. Надо было забрать из прихожей свой инвернесс и немедленно бежать, пока еще оставалось время.

Хозяин сидел в гостиной возле камина. Сжатый кулак его лежал на столе; он раскрыл пальцы, и из руки выпорхнул мотылек.

— Он думал, что сможет удрать, — прорычал Стефен, взглядывая на гостя и обнажая в улыбке зубы. — Но не смог. И никогда уже не сможет!

— Я хотел бы взять мой инвернесс, — сказал мистер Бонд.

Плащ лежал на одной из огромных соф. Камин прогорел, и воздух был холодный; внутренность комнаты окутывал сумрак. Внезапно мистера Бонда осенило. Поднимая свой инвернесс, он проговорил запинаясь:

— Я подумал… что было бы неплохо… укрыться потеплее ночью. — И он поежился, показывая, как ему холодно.

Из складок плаща вылетел мотылек и как сумасшедший закружил по комнате.

— Все в порядке, мистер Бонд, сэр. Все в порядке. — Хозяин снова впал в транс, его лоб сиял в лучах лампы.

Сохраняя достоинство, путешественник вышел из комнаты, в ночном белье, с инвернессом, переброшенным через руку.

Он уже поднимался по лестнице, когда знакомый голос пожелал ему спокойной ночи. Стеннет! Зачем он здесь? Что он здесь делает? Мистер Бонд поднял свечу и с изумлением посмотрел на удаляющуюся спину слуги Мартина Сассераха. Фигура скрылась в тени, и мягкое, размеренное тиканье древних часов в прихожей только усиливало тишину и страх последовавших затем минут.

Поднявшись в комнату, мистер Бонд заперся и стал одеваться. Снова схватило живот. Ох, если бы он остался у Криспина! Он раздвинул занавески и вгляделся в ночную темноту Тень от постоялого двора покрывала двор и участок луга за ним, а печная труба, гигантски вытянувшись, простиралась почти до самого леса.

Сассерах остановился и замер неподвижно, словно еще один древесный столб на краю освещенной луной поляны. Мысленно мистер Бонд уже видел границы света более яркого, чем лунный. Чувства его замерли, но ноги сами понесли прочь вдоль частокола из черепов, тщетно пытаясь найти укрытие среди деревьев.

И Стефен словно очнулся Он испустил оглушительный вопль, с треском отразившийся от древесных стволов и веток. Как эхо, вопль подхватил мистер Бонд. Повернувшись лицом к преследователю, он извивался и путался в своем плаще, готовясь к бою. Наконец он стащил плащ и намотал на руку, готовый защищаться. Мгновение спустя он уже сражался со Стефеном, используя свой инвернесс, как в былые времена гладиаторы использовали сетку. Топор и плащ встречали друг друга: один — защищаясь и задерживая удар, другой — сокрушая и разрывая в лоскуты защиту. Нo для забавы, Стефен неуклюже взмахивал топором и рубил раз за разом. Тяжело дыша и перебегая с места на место среди черепов, два человека бились то в темноте, то в ярком свете, заливавшем прогалину. Их тени, невероятно увеличенные светом луны, тоже сражались одна с другой, даже с большей жестокостью, чем их хозяева. Наконец Стефен выдохнул:

— Ну, довольно! — ив первый раз за время схватки обнажил в жуткой улыбке свои белые зубы.

— Н-но вы же мой друг! — проблеял мистер Бонд и взглянул на сверкающее лезвие в руках Сассераха.