П. И. ЯКУШКИНА

ПРЕЖНЯЯ РЕКРУТЧИНА И СОЛДАТСКАЯ ЖИЗНЬ

ПО ПѢСНЯМЪ

Новѣйшее законодательство сдѣлало значительныя и благодѣтельныя перемѣны въ системѣ наборовъ, въ срокахъ службы, въ наказаніяхъ нижнихъ военныхъ чиновъ и т. д. Совершенно перемѣнилось обращеніе командировъ съ солдатами, почтя нѣтъ въ настоящее время ни одного офицера, который не обращалъ бы вниманія на внутреннюю солдатскую жизнь. Все это не приминетъ, конечно, принести самые лучшіе результаты, и очень вѣроятно, что со временемъ, самый взглядъ нашего народа на рекрутство измѣнится существеннымъ образомъ. Но долгое существованіе прежней, тяжелой системы оставило въ народѣ слѣды, выразившіеся въ пѣсняхъ, разсказахъ, присловьяхъ. Мнѣ кажется, что именно теперь, въ виду уничтоженія стараго порядка, не безъинтересно собрать въ одно цѣлое все, въ чемъ выразилъ народъ свое воззрѣніе на рекрутчину и солдатскій бытъ.

Пусть настоящій этюдъ послужитъ памятью о давнемъ, тяжеломъ, но, къ счастію, и отходящемъ прошломъ. Очень можетъ быть, сказалъ я выше, что даже и о бывшемъ солдатствѣ народъ станетъ думать и пѣть иначе; но еще и до сего времени въ русскихъ деревняхъ, на солдатство народъ смотрѣлъ какъ на несчастіе, на бѣду, которая можетъ разогнать, разорить какую угодно семью. Такъ, въ одной пѣснѣ поется:

   Въ мужика было богатаго
   Да и были три сына хорошіе,
   Охъ, вышло на нихъ несчастьице,
   Что большое несчастьице, бѣдушка великая:
   Что и вышла на нихъ рекрутчина, и т. д.

Объ эту бѣдушку, не малую, большую, — солдатство, разбивалась какая угодно удаль. Одинъ говоритъ:

   Никогда у меня, раздобраго молодца,
             Такого горя не бывало,
   А вотъ нынѣшніе день, братцы, день-денечикъ,
             Тоска — горе меня обуяла!
   Что куютъ-то, куютъ меня, раздобраго молодца,
             Куютъ во желѣзы,
   Что везутъ-то, везутъ меня, разудалаго молодца,
             Везутъ во солдаты.

Въ другой пѣснѣ разсказывается про всю молодецкую гульбу, среди которой застала раздобраго молодца рекрутчина.

   Попила-ль моя головушка,
             Пила-ль — погуляла
   Не за батюшкой, не за матушкой;
             Буйной головою,
   Не за братцевой, не за сестрицыной,
             За легкой работой!
   Что со радости мои кудрюшки
             Со радости вьются,
   Что со горя ли со кручинушки
             Русыя сѣкутся!..
   Охъ, зачуяли мои кудрюшки
             Надъ собой невзгоду,
   Охъ и ту ли невзгоду —
             Большое солдатство!

Тоска и печаль заставляла раздобрить молодцевъ плакать и обращаться къ своимъ близкимъ съ такою скорбью:

   Растоскуйся ты, моя сударушка, по мнѣ разгорюйся!
   Что ни самъ ли то я, самъ раздобрый молодецъ, самъ по себѣ взорвался!
   Обижаютъ меня сиротинушку злые люди:
   Что и ловятъ меня сиротинушку злые люди,
   Что и ловятъ меня сиротинушку, ловятъ во солдаты!

На этотъ вопль откликаются всѣ друзья и сродники, а душа красна-дѣвица:

   Какъ сказали другу
   Да на царскую службу —
   Плакала, рыдала,
   Слезы проливала, —
   Всю ночь не спала!

Напрасно ее уговариваютъ:

   Ты не плачь, не плачь, красная дѣвушка!
   — Не сама я плачу, плачутъ ясныя очи,
   Что и сами слезы, слезы изъ глазъ катятся,
   Что везутъ, отдаютъ дружка во солдатушки,
   Въ молодые его, дружка, рекрутики.

Отъ этой тоски-горя бѣжали тогда кто куда могъ; кто въ лѣса, кто въ монастырь къ знакомымъ старцамъ и монахинямъ, переждать наборъ, но нигдѣ раздобрый молодецъ не былъ безопасенъ:

   Обижаютъ его, сиротинушку, злые люди,
   Что и ловятъ его, сиротинушку, ловятъ во солдаты.

Которому удается отбѣгаться отъ рекрутчины, а котораго

   Поймали добраго молодца, поймали у прилуки,
   Что у той ли у прилуки, у красной у дѣвки.

Видитъ мужикъ, что не всегда и отбѣгаешься, сталъ придумывать, какъ дѣлу помочь, какъ бы канцелярскимъ порядкомъ рекрутчину обойти. Вздумали сказки расписывать: большая семья записана въ одну ревизскую сказку, рекрутъ непремѣнно слѣдуетъ; разобьютъ семью по бумагѣ на двѣ семьи; обѣ семьи небольшія и рекрута не берутъ… Узнали и про это злые люди, выдумали самовольный раздѣлъ.

Сказанъ наборъ. Вотъ въ семьянистой избѣ старикъ отецъ думаетъ:

   Кому-жь, дѣтушки, идти во солдатушки?
  . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Что и старшаго сына жаль отдать,
   А середняго не хочется.
  . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Что меньшой-то сынъ —
   Тотъ въ разумъ не вошелъ…

Обыкновенно рѣшаютъ:

   Идти ли не идти сыну меньшему!

Вотъ теперь начинается новая сцена:

   Во слезахъ сказалъ родный батюшка:
   Что идти ли не идти сыну меньшему,
   Сыну меньшему Иванушкѣ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ возрыданьицѣ матушка словъ не вымолвила.

Едва сказанъ наборъ, тотъ, за кѣмъ стоитъ рекрутская очередь, —

  . . . . . припечалится,
   Молода жена расплачется,
   Малы дѣти разрыдаются!..

Въ былое время, назначеннаго въ рекруты, такъ называемаго годнаго, сейчасъ по назначеніи заковывали въ желѣзы, и ни одна рекрутская пѣсня не обходится безъ этихъ ненавистныхъ, незаслуженныхъ желѣзь, воспѣвая, какъ куютъ руки-ноги добру молодцу во желѣзы.

Однихъ только наемщиковъ и охотниковъ не ковали во желѣза; за тѣми много было караульщиковъ; но эти несчастные выдумывали такія безобразія, что они не заслужили въ народѣ рѣшительно ни одной пѣсни, по крайней мѣрѣ, я ни одной не слыхалъ. Въ охотники обыкновенно нанимается самый безпутный народъ. Наемщикъ бросаетъ всю семью, часто жену съ дѣтьми, безъ гроша денегъ, скудно оставляя имъ нѣсколько рублей, пропивая самъ сотни, а нерѣдко и тысячи во время своей гульбы. Они обыкновенно, при наймѣ, выговариваютъ, сколько времени гулять. Кромѣ условленной платы деньгами, въ это время хозяинъ, т. е. нанимающій за свою семью, дѣлается самымъ покорнымъ слугой своего охотника; что бы тотъ не потребовалъ, — хозяинъ долженъ подавать, куда бы тотъ ни захотѣлъ ѣхать — хозяинъ долженъ везти; что бы тотъ ни истратилъ — хозяинъ долженъ заплатить.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: